Когда Годрик наконец чуть отстранился и провёл пальцами по её лицу, Лир уже сомневалась в первоначальном самоубийственном плане. В это короткое лето посреди снегов и холодного ветра ей впервые так хотелось жить: даже на краю смерти в ней не просыпалось столько воли, страха и желания осчастливить другого. Люди вокруг улыбались, радуясь доброму событию.

— Согласен, но для начала вы должны вспомнить, что сражаетесь не в одиночку.

Лир покидала Бергольд как в тумане: руки тряслись, а разум словно поплыл в небытие, но боевой конь без неё знал, что делать. Если бы не Годрик, она наверняка что-нибудь бы забыла. Фигуры у ворот и на стенах провожали взглядами, напоминая, что дома её ждали. Вдохнув холодный воздух и наконец собравшись с мыслями, Лир пришпорила коня.

Как и рекомендовал егерь, она держалась в стороне от старых эльфийских дорог, потратила больше времени, но не встретила ни разбойников, ни зеленокожих. Только гоблины пытались достать её стрелами и камнями, но те отлетали от брони и деревьев. Иногда ей мерещилась фигура старика с посохом в руке, и внимательный взгляд пробирал до костей ожиданием.

К ночи Лир вышла на заброшенную деревню, где, впрочем, остались свежие следы битвы; императорский стяг украшал ворота. Костры, палатки и тотемы были разбросаны и растоптаны. Непередаваемая вонь зеленокожих выбивала слёзы, отчего и конь недовольно взбрыкивал. Трупы оставили на съедение животным или нежити, но разложение пока не успело их затронуть.

Недовольно побурчав сама себе под нос, Лир наперво избавилась от доспехов, затем собрала все трухлявые, изъеденные мышами шкуры и покрывала — одним накрыла коня, во второе укуталась сама. К вони оба уже привыкли. Костёр пришлось разобрать и перенести между домами, чтобы не привлекать внимание, однако после налёта Императорской Гвардии вряд ли зеленокожие скоро рискнут сюда сунуться. Лир растопила немного воды, отогрелась, напоила коня и покормила хлебцами, закрыла его в прохудившемся амбаре, заперев дверь на засов, и отправилась искать себе ночлег. В одном из уцелевших домов она устроила себе из шкур и пледов нечто вроде гнезда.

Раньше Лир думала, что в Бергольде по ночам тихо, но теперь нутром ощущала, что такое настоящее одиночество. Инстинкты обострились; точно ожидающая нападения волчица, она пробуждалась с каждым странным звуком и, глядя на тьму под потолком, прислушивалась к стонам старых досок, уханью совы и завываниям ветра. К этим ощущениям можно было даже пристраститься, не меньше чем к алкоголю или азартным играм.

Лир думала о родителях — может, они точно так же ночевали в руинах, таясь от агентов инквизиции и собирая силы для борьбы по всей Империи, как их предок семьдесят лет назад? Отца уж точно не смутили бы трупы орков под боком и голод, но матушка к таким переменам вряд ли готова. Впрочем, был ли у них всех выбор? Возможно, их обоих казнили за измену, как только дал слабину император, и Лир фантазировала напрасно.

Словом, выспаться она не смогла и успокоилась, только когда надела доспехи, да и конь был явно рад покинуть зловонную деревню. Ближе к полудню Лир заметила чуть подмёрзшие беспорядочные следы от копыт, уходящие на запад: строй так не шёл, а значит, лошади понесли. Она рванула следом, наплевав на опасности, и обнаружила то, чего и ожидала.

Другие лошади без седоков мирно паслись на открытой поляне, где сошедший снег оголил старую пожухлую траву с тоненькими зелёными ростками. Природа здесь жила словно по собственным правилам, в своём собственном маленьком мире, и Лир, спрыгнув с коня, невольно засмотрелась на это великолепие.

Сложно было представить, что городище нежити всего в нескольких часах езды отсюда ожидало очередных гостей, а где-то в сердце отравленной земли зияла гнилостная рана — она чувствовалась даже отсюда, когда Лир приникала ладонями к траве и вслушивалась в великий поток. Ей не хватало опыта следопытов и уж тем более слуха эльфов, однако отголоски смерти разносились оглушительно, словно колокола, пугая всё живое одним поветрием.

Лир сняла перчатки и приблизилась к лошадям, позволяя понюхать ладони, затем погладила самого спокойного жеребца. В сумках нашлось много припасов, эликсиров и личных вещей, которые Лир не решилась трогать. Очевидно, что их хозяева мертвы, однако сердце не всколыхнулось в ответ. Она взглянула на своего верного коня, прикусив нижнюю губу, вернулась к своим вещам, чтобы забрать сумку с собой, накормила его и отпустила в сторону Бергольда — благо путь он уже знал, — и остальные трусцой отправились следом.

Лир помнила, что сражалась не в одиночку, но это была её опрометчивая сделка. Как только цепи разорвутся, Годрик и остальные смогут пройти невредимыми — если план сработает, конечно же. Она сконцентрировалась на магии внутри и распустила сплетённые нити Жизни и Смерти, оставив на руках последние, и чёрно-зелёный свет окутал ладони. Это оказалось так просто, что Лир окатило ледяной волной ужаса. Она накинула магию словно плащ, чтобы каждая нечестивая тварь могла учуять этот смрад.

Пешком несколько часов превратились почти в целый день. Лир выбилась из сил, а мрак неумолимо приближался с каждым шагом. Тишина объяла саваном, словно даже деревья боялись шевелиться на ветру. Граница нежити была очерчена в прямом смысле: земля впереди почернела и растрескалась как после пожара, и всё растущее на ней погибло. Лир поддела её сапогом и подняла облачко праха.

— Ваш кузен настырен, — она подпрыгнула от неожиданности, услышав ворчливый голос старика, и развернулась, держа руку на рукояти бесполезного меча. — …Пришли ко мне в гости без приглашения — как невежливо! Впрочем, я впервые по-настоящему впечатлён. Даже жаль, что ваше овечье племя больше мне не поклоняется.

Холодный пот прошиб тело; замерев на месте, Лир глядела на старца со светящимися синими глазами, который только прикидывался призывателем стихий. Теперь она понимала, что перед ней сам дух гор — обезумевшая душа проклятого края. Иначе просто не могло быть. Лир смогла разжать одеревеневшие пальцы и отпустить оружие, чтобы не провоцировать его, но не унять свой гнев.

— Что ты с ними сделал?

— Преподал урок, как заслуживала невоспитанная молодёжь. Поганец дерзнул назвать меня по имени и вызвать на бой! «Я не алчен, не завистлив: у тебя нет надо мной власти, Шлаахши!» — старик рассмеялся, передразнив пафосные речи Ламберта, но Лир не шевелилась даже после этой пощёчины. — Конечно, не вы его натравили, молодая госпожа, потому что не настолько глупы. К тому же вы — одна из нас.

Она так криво улыбнулась, что разболелись скулы. Вряд ли стоило ожидать от него прямого ответа, но если бы Ламберт умер, то старик не ворчал бы, а хвастался подробностями. Очевидно, что битва далась ему непросто, однако Лир не рискнула тянуть за нити; иллюзия поддерживала его обычный беззаботный вид.

— Наш род — само разочарование, — Лир отвесила издевательский поклон и сделала шаг назад, ступив на усыпанную прахом землю.

Старик не преследовал её, но обхватил посох обеими руками, словно раздумывал над этим; он нахмурился, оглядел её, что-то проворчал и исчез в столбе синего света. Лир наконец выдохнула и побрела по тропе, узнавая даже здесь эльфийские указатели. Пытаясь отвлечься от сковывающего ужаса, она представляла, как много лет назад здесь бродили живые, прокладывали торговые пути, строили города, заводили семьи и сочиняли песни.

Когда Лир заметила сгорбившуюся фигуру под деревом, то остановилась и вытащила из ножен меч; подошла ближе, готовясь блокировать удар, однако скелет в доспехах без интереса повернул к ней череп с горящим зелёным светом в глазницах и отвернулся. Лучшего знака не могло быть, и Лир, спрятав оружие, продолжила путь.

Мертвецы бесцельно слонялись, гремя ржавыми доспехами и подвывая. Чаще попадались древние скелеты без плоти, горбящиеся под весом собственной одежды, какой Лир не приходилось встречать прежде. Чтобы так истлеть в холодном климате, требовались сотни лет — или же стаи голодных птиц. Чуть реже встречались зомби, с которых не успело сползти мясо, в доспехах с имперскими символами — дезертиры, преступники и мародёры, нашедшие расплату. Обычно едва восставшие по памяти возвращались домой и зазывали живых родственников присоединиться к ним или мстили своим убийцам — если, конечно, было куда идти. Смерть стёрла вместе с плотью расовые различия, сплотила эльфов, гномов и людей, подарив последний приют каждому.