Спрятав лицо в ладонях, Лир готовилась к следующему шагу. Теперь казалось очевидным, что ложь привела её сюда и принесла одно горе, а умирать с этим грузом она не хотела. Видимо, поэтому рыцари в балладах и романах исповедовались перед битвой, чтобы уйти с чистой совестью. Наконец собрав остатки чести, Лир покинула церковь и застыла за порогом, наблюдая, как люди разбрасывали снег по мостовой, счищая реки крови и фрагменты тел. Неподалёку охотники смеялись, как волки загнали остатки орды почти на подходе к их проклятой крепости.
Ещё пара дней, и жизнь вернётся в своё русло. Бергольду привычны испытания, а в отсутствии Лир и её вездесущего проклятия точно станет лучше.
Без доспехов и щита Годрик казался более открытым, простым — живым, — и Лир не сразу осмелилась позвать его: просто смотрела издалека, как он общался с ополченцами, разгружая её обязанности. Другого аристократа бы возмутило подобное рвение, но Лир искренне радовалась за него: прекрасно, когда добрый человек находил своё место. Однако когда один из мужчин кивнул в её сторону, Годрик обернулся, улыбнулся ей и, заложив руки за спину, чуть склонил голову в поклоне.
— Как вы себя чувствуете, леди Лир? — остальные, казалось, тоже беспокоились о её здравии.
— Прекрасно, — соврала она, — целители постарались на славу.
На самом деле Лир сама себя осмотрела в уединении, чтобы убедиться, что ожоги и шрамы прекрасно затянулись и просто немного ныли. С её рвением в бою любой давно бы скончался, и все прекрасно понимали это: в Бергольде хватало тайн, из-за которых инквизиция просто молча подожгла бы город со всеми еретиками.
Вдвоём они подошли к воротам, где вовсю кипел ремонт; за стенами полыхал костёр с останками демонов. Годрик хорошо знал Лир и чувствовал, что разговор предстоял непростой, о чём сказал напрямую. Сердце колотилось до боли, отчего дышать становилось тяжело. Она столько раз репетировала своё признание, а теперь думала, какой же трусостью от него веяло.
— Да, мне снова нужно уйти, но просто так сбежать не могу. Не после того, что я навлекла на этих людей, — Лир искоса посмотрела на кузнеца, беззлобно бранящего усатого каменщика. Стражники следили за руганью со стен, и даже молодой маг усиленно делал вид, что читал, а не подслушивал. Прилив нежности к каждому затопил сердце, и Лир не смогла закончить.
Годрик встал ближе, чтобы их никто не услышал, и с непониманием пронзил её взглядом.
— Из всего, что произошло за год, вашей вины нет. Такого не бывает…
— Помнишь портовый город? — резко перебила Лир и нервно сцепила похолодевшие пальцы в замок. — Осада длилась так долго, мне не хватало сил, но нас учили спасать каждого, поэтому я не отходила от раненых больше суток, — лицо Годрика окаменело, когда он понял, что речь шла о нём. — Двое должны были погибнуть, если бы я продолжила бессмысленную борьбу, поэтому я решила принести в жертву умирающего от яда солдата, чтобы спасти другого, у кого осталось больше сил выкарабкаться.
Продолжая тараторить, Лир мысленно запнулась, услышав свой голос: тогда она принесла жертву… в церкви — на священной земле. Проклятый старик не знал этого? Или же скорее обманом вынуждал пойти на новое преступление, чтобы позабавиться, когда Лир упала бы на самое дно и с радостью приняла тьму? Внезапное озарение выбило слёзы, а следом пришла всепоглощающая ярость, однако Годрик снова воспринял всё не так.
Он молчал, глядя сквозь неё, пытаясь принять тот факт, что жил за счёт кого-то другого — возможно, если они не дружили, то наверняка тесно общались, и его лицо преследовало Годрика в кошмарах. Пытаясь сбросить ответственность, Лир, как всегда, погребла под ней невинного человека.
— Но… как? — только и пробормотал он.
— Инквизиторы тоже хотели знать. Это воровство жизни, Годрик, область некромантии, которая вышла из целительства. Я хотела помочь людям, но переоценила свои силы и едва не погубила душу. Ты спас меня в бою, даже не подозревая об этом. Я была беспечна и глупа, так что инквизитор сделал мне одолжение, сослав сюда.
Она нервно рассмеялась и посмотрела на юг, где Ламберт в этот момент наверняка думал, как преодолеет город мёртвых. Их семейка несла разрушения и хаос ради собственных слепых целей, не обращая внимание на бессмысленную войну и мутные планы высших сил.
— Что вы собираетесь делать?
Голос Годрика стал бесцветным, но Лир уже устала разочаровываться сама в себе.
— Сделаю что-то хорошее. Может, ты прав, и я здесь не случайно.
Словно в подтверждение её слов, стражи на стенах оживились и прокричали: «Смотрите!» Лир выбежала через пустую арку ворот и увидела приближающегося коня без всадника.
========== 8. ==========
Интуиция подсказывала, что доспехи ещё пригодятся, и Лир, не успев очистить от крови демонов и копоти, облачилась в них снова, словно брала передышку, а теперь продолжала затяжной бой. Кузнец предложил заточить меч и приступил к работе в мрачном молчании. Конюх угощал испуганного коня сеном; на попоне виднелись длинные кровавые полосы, словно наездник пытался цепляться за седло. Годрик маячил за спиной и отваживал зевак, сообщая, что миледи поедет вслед за кузеном и не нуждается в сопровождении.
— Вы же вернётесь, не отправитесь с ним в столицу? Нет, дело благое, раз там бардак такой, но нам вы уже как родная. Берегите себя, — бормотал кузнец, пока осматривал лезвие на уровне глаз. Лир искренне улыбнулась.
— Спасибо за помощь.
Сердобольная служанка, которая знала, что Лир сама бы о себе не позаботилась, принесла с собой снеди в дорогу. Егерь по второму разу объяснил, как лучше догнать гвардию, сторонясь дорог и засад, однако предупредил: путь всё равно займёт больше суток. Он был уверен, что Ламберт привлёк внимание лидера демонов, и на Лир никто не обратит внимание; впрочем, в далёких от города землях оставались другие опасности.
Годрик перехватил поводья и повёл коня к воротам, почёсывая ему ноздри с каким-то потерянным видом. Лир поняла, что от прощального разговора так просто не отделается. Она закрепила шлем и меч у седла, положила в боковую сумку свёрток, и рука Годрика в меховой перчатке накрыла её — в засохших подтёках крови. Лир вздрогнула.
— Вы хороший человек, миледи. Всевышний не оставит вас в трудную минуту.
— Если только я сама его не оставлю.
— Вот именно. Люди несовершенны, но в этом наша суть. — Годрик сделал шаг назад, словно заставляя себя отпустить её. — Только падшие не переживают о своей грешности… а ещё инквизиторы, — добавил он, забавно скосив взгляд вверх. Лир прыснула от смеха, не успев сдержаться.
Страх отступил, и нежность затопила кровоточащее сердце. То же наверняка чувствовал он: признательность за спасение пополам со стыдом. Прошлого и чужого решения не вернуть, да и свою жизнь отдавать обратно на его месте вряд ли бы кто-то захотел. Годрик видел в ней только хорошее, и Лир черпала силы в его вере весь этот год. Он спасал её куда чаще — одним присутствием — и не оставил сейчас.
Улыбка Годрика померкла, когда он наконец выпустил своего внутреннего демона:
— Не могу вас судить, потому что сам грешен: я воспользовался любимой женщиной в сложный час, хотя поклялся её защитить. Я мог остановиться, но не захотел. Разве это можно исправить?
— Ночь была жуткой, и мы оба не хотели провести её в одиночестве. Она до сих пор длится. — Поэтому Лир должна была спешить, хоть и тянуло остаться — продлить мучения. — Когда всё закончится, начнём сначала?
Годрик обратил к ней лицо, не веря собственным ушам, и робко улыбнулся; им обоим хотелось верить, что будущее наступит. Лир быстро поцеловала его и сама смутилась своей наглости, однако Годрик не позволил отстраниться, прижал к себе за плечи, пачкая руки и рубаху сажей и демонической кровью. Он отвечал на поцелуй с такой страстью и любовью, что Лир с лёгким головокружением ощущала, как в ней пробуждаются лихорадочный жар, трепет и восторг. Ополченцы на стенах подбадривали их радостными восклицаниями и хлопками.
