И только тогда Ричард вышел из неё. Член с чавкающим звуком выскользнул. Внутри появилась блаженная пустота, мышцы расслабились, ничем боле не тревожимые. Осталось только жжение от растекающейся внутри спермы по порванным стеночкам.
Тяжесть чужого тела пропала, и Мизуори тут же отодвинула таз от бревна. Тело всё ещё потряхивало от пережитого и от напряжения в затёкших мышцах. Резь в натёртых до крови руках под верёвками уже не ощущалась так остро.
– Хорошая девочка, – Рик потрепал её по влажным от пота волосам и вышел за дверь. Мизуори осталась привязанной к бревну несчастно смотреть ему вслед, вздрагивая и попискивая каждый раз, когда натруженный клитор касался рабочей поверхности вибратора.
***
Во рту до сих пор стоял горько-солёный вкус спермы. Девочка шмыгнула носом, глядя на себя в зеркало, и снова расплакалась. Чёрные глаза смотрели несчастно, веки опухли. Множественные укусы и засосы на белой коже без капли загара. На скуле наливался огромный синяк – наказание за то, что посмела воспротивиться пытке и укусить. Ухоженные некогда волосы торчали во все стороны, слипшиеся и испачканные мужским семенем. Её не один раз дёрнули за них, и почти каждый норовил намотать локоны на кулак, чтобы лучше направлять её голову для заглота. А потом и вовсе окружили толпой, чтобы спустить ей на лицо и волосы. Мизуори выплюнула слюну в раковину и снова прополоскала рот. После вязкой смазки собственная слюна вызывала омерзение и глоталась с трудом.
Горло саднило. Воспоминания подкинули недавнюю сцену о том, как головка члена упирается ей в глотку, как Мизуори кричит, но рвётся только гортанное хлюпанье и глотающие стоны. Шестеро мужчин без перерыва имели её в рот. И пока один ждал, пока его член снова встанет, ею занимались остальные.
Чужие слова о её хорошенькой внешности и красоте вызывали нервную дрожь.
Мизуори уставилась в своё отражение. Покрасневшая, с опухшими глазами и сухими обкусанными губами, – даже в таком виде она была мила. Девушка зажмурилась. В своих бедах она винила только свою внешность. Если бы она родилась страшненькой и не ухаживала за собой, её бы не терзали так жестоко.
Девушка сжала кулачок и стукнула зеркало изо всех сил. Осколки со звоном посыпались в раковину, Мизуори отпрыгнула назад, запнулась в своих ногах и повалилась на пол. Из рассечённых костяшек брызнула кровь, заляпав белое короткое платьице. Мизуори обхватила ранки губами и высосала всю бегущую из них кровь, зализала порез и утёрла слёзы. Она неловко поднялась и доковыляла до раковины.
Разбитое зеркало глядело на неё из раковины скалящейся пастью. Самый крупный осколок легко поместился в руке, будто создан был под её ладошку. Мизуори надолго задержала на нём взгляд, покачиваясь из стороны в сторону. Снова на ум пришли недавние мысли о том, что проще умереть, чем раз за разом переживать кошмар, от которого нигде не скрыться. Но внутренний голос упрямо возражал, что нельзя опускать руки. Её ищут. И её непременно скоро найдут. Сумираги. Валери. Мама. Хоть кто-нибудь. Её отыщут и спасут.
Мизуори не знала, чему из этого верить. Смерть страшила её, но её участь была страшнее смерти.
Рука с осколком у шеи дрогнула и опустилась.
Вновь мысли о том, как очередной враг её папы насилует её, заламывает, избивает. Мысль, что она никого из них даже не знает, даже не слышала их имён ни разу и тем более никому из них не делала зла. Тем не менее, это не мешало никому из них ранить её.
За всем произошедшим с ней кошмаром она не нашла в себе сил даже оплакать своего отца.
Пальцы сжались вокруг осколка, обагрив его новой кровью. Мизуори зажмурилась и сорвалась на крик, когда острый край воткнулся в кожу и распорол по всей длине щеки.
Губы дрожали так, что она не могла закрыть рот. Повернула осколок, найдя в нём своё отражение.
Кровь залила её щёку, которую от виска до подбородка рассёк уродливый кривой разрез.
Красавица швырнула осколок в стену и зарыдала в голос.
Комментарий к Глава 3. Часть 2. Красавица
Финишная прямая. Осталась одна глава - развязка истории, закономерный конец. Ждём-с.
========== Глава 3. Часть 3. Лорелея ==========
Самым простым способом было бы держать её на снотворном или транквилизаторах, но в теле Колисы и так было достаточно всякой дряни. Валери не хотела травить сестру ещё сильнее, но и наблюдать её ломку было невыносимо тоже. Иногда у неё случались просветления, и крохи разума проявлялись на осунувшемся сером личике. Она улыбалась беззубым ртом и пыталась говорить, но речь Колисы напоминала лепет ребёнка. Словно она не знала ни единого слова или не могла их выговорить. В такие моменты Валери улыбалась сестре в ответ, а колючий ком в горле нагонял на глаза слёзы. И девушка прорыдалась бы вдоволь в своей комнате, но пока она была дома, Валери не оставляла сестру в одиночестве ни на минуту.
В моменты её отсутствия за Колисой присматривал кто-то из нанятых ею медицинских сестёр. Девочке требовались постоянное внимание и неусыпный круглосуточный уход. На мужчин она реагировала истерикой, когда ненадолго приходила в себя. Всё остальное время её корёжило и скручивало от ломки по наркотикам. И Колиса постоянно, в любое время, в любом состоянии, испытывала сексуальное желание. Валери ненавидела её мучителей за это ещё сильнее. Момент её выздоровления, когда ломка прекратится, когда остатки веществ наконец покинут юное тело, когда Колиса излечится от зависимости, – Валери ждала с нетерпением. Хотя и понимала, что прежней сестра не станет никогда, что химозная дрянь настолько сильно ударила по мозгу, что случилась тотальная деградация. Колиса была как новорождённый младенец – вроде как иногда осознавала происходящее, но контактировать с миром не умела. Пускай хотя бы она очистится от яда, что травит её тело, а потом… Чудес не бывает, но Валери хотела верить.
Колиса выла белугой и царапала свои предплечья. Из зажмуренных глаз беспрерывно текли слёзы. Девочку выгибало дугой, она то и дело тянула руку к промежности, но плотно надетый подгузник не давал ей прикоснуться к себе. От этого Колиса впадала в истерику и билась на кровати, будто в неё вселился бес.
Дрожащие пальцы с трудом выцепили сигарету из пачки. Валери заставляла себя смотреть в окно, не переводить взгляд на сестру. Тогда она точно сорвётся. Невыносимо. Не донеся сигарету до рта, она выронила её и цыкнула.
Юное тело на кровати, мёртвое внутри, перекатилось и со стуком ударилось об стену. На светлых обоях начали появляться глубокие царапины с багровыми краями. Колиса, рыча, раздирала стену израненными пальцами и всё кричала: «Али! Али!». Валери не понимала, что это значит. Её губы задрожали, она зажмурилась и спрятала лицо в ладонях. За воем Колисы никто не услышал её тихого плача.
***
– Отец недоволен, что я убиваю его партнёров по бизнесу, – хмыкнула Валери. Бессменный бармен Саймон Джонсон пододвинул девушке её заказ и взялся за новую бутылку. Кивком он показал, что слушает. Валери провела пальцем по кайме бокала и снова фыркнула.
Дорогие клиенты, которым в этом городе открыты все двери, нередко спускались на первый этаж «Лорелеи». Элитный клуб, пусть и не самый дорогой на вид, был рад любым гостям. С танцпола нельзя было разглядеть публику ВИП-ложи второго этажа, поэтому в Валери никто не заподозрил важную шишку. Она часто этим пользовалась, чтобы выпить в компании какого-нибудь зелёного юнца или подцепить девочку-провинциалку на пару ночей.
Это было первой причиной, почему такие как она спускались вниз, к «простым смертным». Компания. Новые лица. Второй причиной был Саймон. Бармен хранил любой секрет, долгие годы держал язык за зубами и повидал немало дерьма за время своей работы в «Лорелее». Пожалуй, им всем светило бы несколько пожизненных, а то и смертная казнь, если бы Саймон пошёл к копам. Но мистер Джонсон получал за свои скромные услуги едва ли не больше, чем генеральный директор местной крупной корпорации. Неплохо для человека, от которого требуется просто молчать.
