– Дорогая, – сдвинув брови, попытался пошутить мой суровый цербер, – почему кто-то пытается взломать мою защиту?

– Почему взломать? Мы с Властой подруги по колледжу, – охваченная раздражением, я  изо всех сил пыталась оставаться спокойной. – И что ты везде приплетаешь какие-то взломы?

– Потому что у нас в стране являться без приглашения – это как плюнуть в чужой суп. Это хуже, чем взломать чужой сайт.

Я промолчала. Подруга потопталась у ворот с ликующим Сиенной и вскоре, к удовлетворению Джима, убралась восвояси.

– Мы – цивилизованная нация, и ваши варварские привычки здесь не пройдут. Ты должна понимать элементарные вещи. Тем более, – он посмотрел на меня значительно, – ты живёшь в моём доме. Хозяин – я! Решать без меня ты ничего не можешь. Кроме того, – он взглянул на меня чуточку насмешливо, как бы забавляясь, – возраст у тебя  ещё зелёный.

Лучше бы он этого не говорил. Я  уже полгода старалась держаться, не встревать в конфликты. Не реагировать на оскорбительный тон, на мелкие уколы. Но в этот раз меня достало: Джим при каждом удобном случае напоминал мне о моём возрасте. С возрастом, кстати, проблемы у меня начались не сегодня. На родине меня давно, лет уже с двадцати, считали старой, образно говоря, девой, и при всяком удобном случае старались ущипнуть. Мол, тебе уже мечтать не о ком, кто берёт, за того и иди. Идти за кого попало – не хотелось. Одним словом, у нас мой возраст уже считался внушительным. Здесь же – наоборот: таким, как я, лишь недавно начали отпускать алкоголь, во всех барах и ресторанах у меня придирчиво разглядывали ай-ди, и я постоянно наталкивалась на отношение к себе как к несмышлёнышу.

– Возраст?! Мне почти двадцать шесть! Я давно не маленькая девочка, чтобы мне подтирали нос! – орала я, уже не в силах остановиться. – И вообще! У нас к двадцати одному уже перестают ходить на дискотеки, а у вас – только начинают! Да, у вас восьмидесятилетние на дискотеки ходят! Прикажешь и мне до восьмидесяти дома сидеть?!

Джим обалдело уставился на меня. Он не ожидал взрыва и потому опасливо ретировался. А я внезапно отчётливо осознала, какая бездна разделяет нас и какая малость связывает.

***

Стрелки часов близились к одиннадцати, автобус же отходил в одиннадцать пятнадцать. Если вечером предстояла парти, нужно было поторопиться: кроме встречи с Властой предстояло выкроить время на поход в супермаркет, холодильник уже был пуст и, хотя хазбенд ел только органик овощи и сыр, соусы, без которых он не садился за стол, как ничто другое требовали множества различных ингредиентов. И значит, тоже времени. Стало быть, моя задача сегодня – нигде не задерживаться.

Но и темп сегодня почему-то не задавался. Может, сказывалась замотанность последних месяцев: всё-таки учиться, работать и тянуть семью, даже если в ней лишь двое – задача непростая. Непростая она ещё и потому, что я не понимала своего избранника. Я не могла взять в толк, зачем ему нужен этот напичканный вещами дом, если жизнь в нём всё равно шла как бы в виртуале, платить же надо было за реал. Проще снять квартиру. Зачем такой большой двор, а во дворе – этот старый, заросший лаковыми листьями бассейн, если в нём к живейшему интересу Сиенны плескались лишь две индифферентные черепахи. В университетском городке, где, «повышая квалификацию», подружилась я с Властой, за копеечный абонемент всегда можно поплавать в общественном бассейне, да ещё и весёлой компанией.

Зачем всё это, если механика бытия полностью замкнулась на чужом вкусе? «Ты ничего не понимаешь, дом – это частная собственность!» – презрительно парировал Джим, чем опять ставил меня в тупик: какая же это собственность, если владеет домом банк, у которого Джим ещё тридцать лет обязан выкупать его за безбожно-грабительские проценты! За такие же проценты выкупает он у банка и «Понтиак» – на все эти выброшенные деньги можно было бы запросто купить несколько «Тойот» – для меня тоже. И чувства, ещё не так давно живые, как бы припорошились пылью, завязли в тенетах ролевых игр: так – можно и нужно, а так – не по стандарту и потому нельзя.

У себя на родине я привыкла к людям искренним и простым. Они запросто ходили друг к другу в гости и довольны были самым малым. По слухам, когда-то они таскались на октябрьские и первомайские праздники с транспарантами и флажками, а дома на кухнях весело слушали всякие западные «волны» и «голоса». На Новый год весь город вываливал на площади: хлопали пробки шампанского, гремели динамики, взлетали нехитрые фейерверки... А здесь, в пиндосском раю, в удобном, хорошо обставленном доме меня почему-то нисколько не тянуло по вечерам зажечь свечи,  и вовсе не радовала похожая на ладью цветная ваза, где они должны были бы плавать. Неинтересно было смотреть огромный, во всю стену, телевизор, вызвавший бы приступ вожделения у всех моих подруг… Мне всё здесь стало немило. Я сознавала свою странную, облепившую меня паутиной несвободу.

***

Автобусы оказались не таким уж удобным средством передвижения. Ходили они раз в полчаса по немногим, довольно замысловатым маршрутам. И хотя ходили строго по расписанию – минутой раньше, но никогда не позже – всё равно оказывались мне не с руки. В университетскую библиотеку, где подрабатывала Власта, я попадала долгим кружным путём с двумя пересадками. По сути, время и деньги, которые уходили на мою четырёхдолларовую поездку (с пересадками), я могла гораздо приятнее потратить, ещё и сэкономив при этом на чашку восхитительного мокко в библиотечном кафетерии. В свои первые месяцы я постоянно торчала в библиотеке, и в коротких перерывах наслаждаясь напитком, добавляла в пластиковый стаканчик ещё и корицы, и имбиря, и тёртого шоколада, которые, как прочие добавки, полагались бесплатно…

Именно поэтому я без спросу и взяла стоявший без дела Джимов велосипед. От моего собственного он отличался всем на свете, в том числе главным –  тормозами: тормозить на нём нужно было руками, а не ногами. Задача эта была не из лёгких, руки быстро уставали, и велосипед петлял по горам-долам холмистой местности, вовсе не предназначенной ни для велоспорта, ни для пешеходов. Но мне нужна была мобильность. Да и четыре доллара на улице не валялись.

Экономить я начала не сегодня. Доллар к доллару – у меня скопился небольшой «капиталец» на что-то более существенное, чем автобусный билет. Например, на новые джинсы. Старые, купленные ещё на отечественной барахолке, уже не выглядели такими понтовыми – от частых, почти ежедневных стирок они поблёкли, края их пообтрепались, и одна из заклёпок обещала вот-вот отлететь.

Кроме того,  мне нужны были деньги и на косметику: от мыла и постоянных водных процедур моя кожа начала угасать, возле глаз угадывались прозрачные морщинки, не говоря о том, что всё тело зудело от непривычного минерального состава местной воды.