– А у нас быков нет! – захохотала она, приставив к уху мобильник. – Пусть Ник с нами пойдёт, окей? Ник, ты свободен? Да так, собираемся на свидание, можем тебя взять в качестве телохранителя. Хочешь?

Ник, конечно же, хотел! Не прошло и получаса, как он уже слонялся возле дома, не решаясь нарушить наше бабское уединение. Я опять приняла боевой вид – от высоких каблуков до теперь уже сапфировой подвески, вырядилась во что-то тоже в виде пончо, только уже из тонкой шерсти – вечер сегодня был прохладный, а мы собирались ещё и прогуляться вдоль залива. Тут такое возможно нечасто: мест для пешеходов не предусмотрено, разве что небольшая пешеходная дорожка в даунтауне, и то не везде. В Пиндосии люди прямо из роддома – в машину. А потом из машины и… на облака.

Власта надела комбинезон – весь в заклёпках и молниях, и мы с хохотом вывалили на улицу к Нику.

– Ну, девки, вы даёте, – ошеломлённо сказал Ник. На нём по-прежнему были сандалии на босу ногу и футболка с надписью «2000». Наверное, год кометы Галлея… Или какой-нибудь другой кометы.

–- Значитца, так и запишем! – провозгласила моя пиратка, ещё раз явив свою эрудицию, на сей раз в области русского кинодетектива. – Едем в Джимов «Гекторз»: гаду полезно увидеть тебя с молодым красавцем. Или с двумя-тремя красавцами. Когда Джим туда приходит? Около девяти? Значит, мы придём в восемь и займём стратегически выгодную позицию. Ник для начала сядет отдельно. Деньги дать? Что-нибудь закажешь себе?

– Не, у меня есть, – отклонил предложение Ник. Но уловив в его тоне недостаток энтузиазма, Власта решительно сунула в его карман двадцатидолларовую бумажку.

– Ник сядет возле входа и закажет себе какую-нибудь фигню. А мы сидим и ждём латиноса. Он, сказал, будет в чёрном. Говорит, чёрное – любимый цвет испанцев. Хотя он мексикашка, вот увидишь, что я права. Они почему-то любят выдавать себя за испанцев. И ты, Ник, уши на макушку, когда нарисуется какой-нибудь мачо. Он сказал, что ему тридцать. Вот всех от двадцати одного до сорока и прощёлкивай. Если с ним что-то не так – он жирный или корявый – мы сбежим: Джима ведь надо уесть, а не рассмешить. Уйдём, будто и не мы. Никто же не знает, какие мы. В баре в это время полно народу. А если он просто какой-нибудь придурок, но неплохой внешне – мы покрасуемся с ним перед Джимом, вместе уйдём из бара и уже потом сбежим. Тогда быстро плати и тоже – ноги. За нашей машиной. И на другую Емелю!

– Ну, ты и сливаешь файлы, – покачал головой Ник.

– А ты думал – мы чайники?

– На чайники вы не топчете. Только…уж больно чёрная сборка.

– Белой надо удостоиться! – впялилась в Ника своими зелёными фарами Власта. – А каждый ламер мнит себя крутым юзером – это факт. Потому ты будешь сидеть и наблюдать. Ты у нас секьюрити – служба безопасности, ясно?

– Клёво. Я – авиком в ауте.

– Именно в ауте.

Из всего этого диалога я поняла лишь одно: Ник согласился пойти с нами.

***

В «Гекторзе» уже было немало народа, но ещё оставалось несколько свободных столиков. Мы расположились у окна, недалеко от входа. Камин уже пылал, свечки в оранжевых плетёнках были зажжены, удлинённые, похожие на огромные стаканы, светильники загадочно мерцали, превращая усталые лица в юные и беззаботные. Народ звякал бокалами. В баре было немало женщин нашего возраста. Те из них, которые пришли сюда «в надежде», отличались выражением глаз, вернее, особым – голодным – блеском в них. Но в этот раз блеска почти не было: женщины просто расслаблялись после работы. В этом северном штате дамы часто ходили в питейные и остальные заведения одни, без мужского сопровождения, и это облегчало нашу задачу. Светло-оливковые и такие же, как у Власты смугловатые лица на себя внимания не обращали – их было куда больше, чем белёсых. Белолицые снобы предпочитали работу развлечениям и, если появлялись, то ненадолго. Их любимые часы были, как у Джима, между девятью  и одиннадцатью вечера.

«Гекторз» располагался в одном из самых престижных городков штата – Кёркланде – и был излюбленным местом богачей и тех, кто под них косил. Первые здесь не засиживались: выпили, закусили, перекинулись друг с другом парой слов, благо многие знали друг друга, и, занятые своими мыслями, пошли дальше. Наверное, для кёркландцев «Гекторз» был просто забегаловкой, в которой вкусно готовят и недорого поят. Прочие же посетители – демократическое большинство, наезжавшее сюда из менее престижных мест – не торопились и устраивались на весь вечер. Как, например, наши знакомые Дворники.

Дворниками их окрестила моя бывшая приятельница Аня. Почему – неизвестно, может, хотела подчеркнуть своё превосходство: она имела высшее образование и приехала сюда из Санкт-Петербурга, где двадцать лет отпахала библиотекаршей. Самой ей было под пятьдесят, и рассчитывать на устройство личной жизни на родине уже не приходилось. К тому же Аня имела несколько «экзотическое» происхождение: родилась она «на зоне», где её мать сидела за квартирные кражи, о чём Аня всех тут же и оповещала, чем ещё больше снижала свои шансы. Короче, как только выдался случай, Аня двинула в Штаты без тени сомнений. К её изумлению, неизбалованное изящной худощавостью местных дам мужское большинство приняло её здесь… за мою сверстницу. Снисходительно поглядывая вокруг себя взглядом доброй мамы, Аня даже не тратилась на тряпки – в хитромудром освещении «Гекторза» она и так проходила на ура. Правда, недолго. Наверное, дальше снова начинала рассказывать про квартирные кражи и «зону».

Так вот, Дворников было двое, и работали они на заводе «Боинг». Не инженерами, а какими-то поверяльщиками самолётных заклёпок. И так как их цели были не менее высоки, чем полёт их «Боингов», Дворники, не скупясь на дринки, вкладывались в святое дело поимки богатой невесты. Они не пропускали в «Гекторзе» ни одной игры в бейсбол или местный «футбол», транслируемые в прямом эфире на огромных барных экранах. Но пиндосы есть пиндосы. На дринки-то они тратились. Бывало, даже что-то из меню заказывали. Тем не менее, своего Дворника Аня смогла раскрутить лишь на концерт гастролировавшего тогда в Сиэтле Ростроповича. Отстрадав под виолончель долгие два часа, Дворник вежливо испарился с Аниного горизонта. И каждый раз, когда я теперь его тут видела, он с ужасом вспоминал, как был вынужден два часа таращиться на старенького дедушку и ждать, что тот вот-вот свалится замертво в оркестровую яму. И все эти два часа несчастный Дворник гадал, вернут ему в этом случае деньги за билеты или нет.

Короче, те, кто приезжал в «Гекторз», сидели именно в «Гекторзе», а не бродили по побережью, теряя возможность досидеть до закрытия. Хотя Кёркланд был одним из немногих мест, где можно было, как я уже сказала, ещё и пройтись над заливом, что ртутно светился между коттеджами, и где в тихой воде плавали селезни, а то и самые настоящие чёрные лебеди. Это было самое живописное место в городе, и местные жители гуляли чуть ли не до утра. Дом – рядом. Захотел – вернулся. Захотел – гуляешь. Этот город богатые люди создали для себя!