— Рон, картошки?
— Пасиб, Ермиона, — отвечает папа с набитым ртом. Это его пятая порция. Понятия не имею, как он еще не страдает ожирением. Полагаю, найти женщину, которая будет кормить его до отвала, как родная мать, было единственным критерием, на который отец обращал внимание, когда искал себе жену. И совершенно неважно, что помимо этого она — самая выдающаяся ведьма своего поколения, очень даже неплохо выглядит, да и вообще замечательный человек.
— Я положу тебе еще немного, ладно? — спрашивает мама, суетясь на кухне и накладывая еще картошки. — Эйдан, хочешь еще?
— Я сейчас лопну! — вскрикивает Эйдан. Папа с гордостью хлопает его по плечу.
Мама явно нервничает. Несмотря на то, что она проводит вечер, пытаясь накормить меня, Эйдана, папу и Хьюго, сама ничего не ест. Это ее обычное поведение при повышенной тревожности: она закапывается в домашнюю работу, готовку или проверку документов, лишь бы отвлечь голову от того, что ее волнует.
Завтра выборы.
Интересно, забивает ли также дядя Перси еду своим детям в глотки? Видит бог, Люси не помешало бы откормить, а вот Молли точно нет — она слегка поправилась в последнее время.
— Гермиона, присядь, — без особой надежды на успех просит папа.
— Ой, у меня нет времени, нужно поставить яблочный пирог в духовку, — поспешно сообщает мама.
— Мам, ты работаешь, как чертов домашний эльф, — замечает Хьюго. Не лучшая аналогия для мамы, которая бросает на него недовольный взгляд.
— Тебе нужно успокоиться, мама, — я пытаюсь воззвать к ее разуму. — Выборы уже завтра, ты больше ничего не можешь сделать. Попытайся расслабиться.
Я могла бы с тем же успехом обратиться к стене, и то было бы больше толку.
— Почему бабуля сходит с ума? — спрашивает Эйдан. Папа качает головой, будто пытается научить его не задавать вопросов женщине, которая находится на грани нервного срыва. Можно подумать, он и так был не в курсе этой простой истины — я же его мать, если что.
— Мам, не нервничай, — просит Хьюго.
— Давайте не будем об этом говорить! — командует мама. — Итак, кто хочет брокколи?
Мы все остаемся на ночь, чтобы поддержать маму. Она просто хочет показать, что у нее все под контролем до объявления результатов. Конечно, обязательно будет сделано фото того, как она голосует в кабинке, а мы должны быть рядом как сплоченная, любящая, поддерживающая ее семья. А послезавтра мы еще раз соберемся вместе на публике, чтобы услышать результаты голосования.
— Я тоже хочу проголосовать! — канючит Эйдан.
— Придется подождать до твоего семнадцатилетия, — объясняет Хьюго.
— Хочу, чтобы мне было семнадцать.
— Не спеши взрослеть, — предупреждает его папа. Вы когда-нибудь замечали, какими философами становятся отцы в преклонном возрасте?
Когда мама, наконец, садится, ее практически трясет. Она копается в бумагах, кусает ноготь и ведет себя очень раздражающе. Ругает Хьюго за то, что тот включил телевизор, хотя мы едва можем слышать хоть что-то из-за того, что мама непрерывно притопывает ногой по деревянному полу. Она даже просит замолчать Эйдана, когда тот спрашивает — да, спрашивает! — можно ли ему отправляться ко сну. Папа забирает его наверх, чтобы почитать сказку, а я проверяю телефон.
На нем нет ни звонков, ни сообщений.
Не то чтобы я ждала их от кого-то, кроме Дженни или Дом, ну, и Ала, может быть.
Но сообщений нет ни от кого. Не знаю, вернулась ли Дэйзи домой к Скорпиусу, да я и не интересовалась. Мысли о нем очень злят меня последние несколько дней. «Я бы никогда ни с кем ей не изменил… кроме тебя». Будто от этого легче. Будто измена с бывшей — это нормально. Как по мне, так даже хуже. Поцелуй между мной и Скорпиусом намного более значим, чем его поцелуй со случайной девушкой из паба. Дэйзи была бы разбита, услышав то, что Скорпиус говорит за ее спиной. А потом бы она убила меня.
Пока мама занята повторной уборкой кухни сразу же после того, как закончила ее убирать после ужина, кто-то стучит в дверь. Я открываю, так как Хьюго смотрит футбол по телевизору и громко ругается в адрес Манчестер Юнайтед, несмотря на то, что мой шестилетний ребенок пытается уснуть наверху.
Это дядя Перси.
— Добрый вечер, Роза, — скованно говорит он. — Твоя мама дома?
— Хм, да, — отвечаю я, удивленная тем, что он пришел. Они с папой не очень-то ладят с того объявления в Министерстве. — Заходи.
В отличие от папы, у которого по-прежнему густые рыжие волосы, дядя Перси почти облысел. Папа говорит, что тот начал лысеть еще около тридцати. Дядя также носит очки в толстой оправе, что делает его глаза больше, чем они есть на самом деле. Он и правда, самый скучный человек в нашей семье, ну а его старшая дочь занимает почетное второе место.
Хьюго отвлекается от футбольного матча, чтобы поприветствовать Перси, а затем смотрит на меня, выгнув бровь. Нам обоим очень интересно, к чему это все приведет.
Мама торопливо входит в гостиную и подпрыгивает, увидев дядю Перси в своем доме.
— Перси! — восклицает она.
— Гермиона, это просто краткий визит, — сообщает он деловым тоном. Я заметила: чтобы ни говорил дядя Перси, все равно получается какая-то чепуха. — Мне не нравится быть не в ладах с тобой и Роном.
— Ну, да… — мама делает паузу. — Возникло некоторое напряжение.
— Я здесь, просто чтобы пожелать тебе удачи на завтрашних выборах. В конце концов, мы же больше, чем соперники. Мы — по-прежнему семья.
Хьюго засовывает палец в рот, имитируя рвотные позывы, а меня распирает от беззвучного смеха.
— Да, это так, — признает мама. Они жмут друг другу руки, будто настоящие политические деятели. Серьезно, и это моя семья, я не шучу. Иногда мне интересно, не придумала ли я все это. Но я абсолютно уверена, что это правда.
Папа спускается вниз, уложив Эйдана спать, и явно напрягается, когда видит Перси. Хотя, кажется, мы все испытываем облегчение от того, что тетя Одри не пришла.
— Рон, — Перси подходит к нему. — Я здесь, чтобы ослабить напряжение между нашими семьями. Я знаю, с Одри иногда непросто поладить…
— Ну, это явно преуменьшение, — выдаю я, за что получаю грозный взгляд от мамы.
— Да, в общем… — смущенно продолжает Перси. — Я хочу принести извинения за это напряжение и пожелать Гермионе удачи завтра.
Папа — странный человек. Сложно предугадать, как он отреагирует на это. С одной стороны, я не удивлюсь, если он заедет Перси в лицо и выгонит из дома. С другой стороны…
Папа жмет руку Перси:
— Спасибо.
Дядя Перси остается на чашку чая и мы беззаботно болтаем о вещах, не связанных с выборами. Он поднимает вопрос о Джеймсе, уточняя, общались ли мы с ним на протяжении его отпуска, и мы неловко меняем тему. Возможно, наши отношения и наладились, но семье Перси не стоит знать о проблемах Джеймса — ещё чего не хватало, чтобы информация просочилась в прессу.
На следующий день мы всей семьей отправляемся в Министерство магии, чтобы проголосовать. Видим много знакомых лиц, включая тех, с кем я училась в Хогвартсе. Марк Меттьюз, старый друг Джеймса, спрашивает, как тот поживает, и я так же вру, что Джеймс в отпуске. Бабушка Молли и дедушка тоже здесь, но они не говорят мне, за кого проголосовали. Полагаю, дедушка отдал голос за маму, а вот на счет бабушки сложно сказать.
— Я люблю их обоих одинаково, — настаивает бабушка Молли.
— Но дело не в том, как сильно ты их любишь, бабуля, — объясняет Хьюго, — а в том, как хорошо они будут выполнять свою работу.
— Все равно у меня не должно быть любимчиков.
Вдруг я замечаю знакомое лицо, которое совершенно не ожидала здесь увидеть.
— Твою мать, — тихо ругаюсь я, но, к сожалению, бабушка слышит меня и отчитывает, как ребенка. Иногда она бывает устрашающей, поэтому я извиняюсь.
Том разговаривает с мамой. А я начинаю паниковать. Меня прошибает такой паникой, что кажется, вспотел даже мой зад. Я внезапно обращаю внимание на свои руки и ноги и понятия не имею, что с ними делать. Что со мной не так? Он просто мужчина. Просто адвокат. С красивыми волосами. Но он носит поношенную одежду и выглядит как бездомный. Я не должна потеть из-за адвоката, который выглядит, как бездомный.
