Эйдана.

Мое сердце замирает на мгновение, когда я вижу своего пятилетнего сына, который неподвижно лежит на носилках. Мой мозг действует отдельно от тела, я бросаюсь к ребенку и смотрю на Дэйзи в ожидании ответов.

— Мне т-так жаль, Роза! — всхлипывает она. — Я не хотела…

========== 25. Смена ролей ==========

Эйдана срочно отправляют в детское отделение. Хэйзел, Глэдис и Линда выглядят слишком растерянными, чтобы найти слова утешения, и тоже покидают свое место за стойкой регистратуры, чтобы посмотреть, что происходит.

Я держу Эйдана за руку, пока целитель Кеннеди хлопочет над ним. Я не могу отпустить его руку, потому что боюсь потерять его. Пусть и нелепо, но мне кажется, что если я его не отпущу, ничего страшного с ним не случится. На него сейчас наложено столько чар и влито столько зелий, что мне становится плохо. Он ведь такой маленький, как его организм справится со всем этим?

Почему он не дышит?

— Гортань до сих пор перекрыта, проклятые чары не работают!

Я чувствую, насколько мне плохо. Тело сотрясает дрожь, и мне кажется, что я плачу, хотя не уверена, что способна сейчас плакать. Сердце бьется так сильно о ребра, что мне даже больно. Он должен открыть глаза. Почему он не приходит в себя?

— Мы должны увеличить дозировку, ну же!

Больше зелий, больше заклинаний. Я ничего не понимаю, а ведь проработала здесь немало. Что с ним сейчас делают?

Он выглядит намного бледнее, чем обычно. Настоящий Малфой. И все же, когда папа смотрит на него, то в первую очередь он видит в Эйдане — Уизли, несмотря на белоснежные волосы и слегка зловещий взгляд, которым он может наградить, если что-то идет не по его. Они разорвали джемпер и рубашку от школьной формы и теперь направляют свои палочки прямо на маленькую грудь, бормоча заклинания, о которых я раньше никогда не слышала. Пожалуйста, Эйдан, очнись.

Я смутно осознаю, что Дэйзи находится где-то в этой же комнате. Я слышу ее плач, и впервые задаюсь вопросом — а сообщил ли кто-то Скорпиусу?

Не помню было ли мне когда-нибудь настолько же страшно. Думаю, страх такого рода может испытать только родитель, потому что и столь отчаянную любовь к своему ребенку может испытывать тоже только родитель. Если я потеряю Эйдана, мне в буквальном смысле больше не будет для чего жить. Он должен начать дышать снова…

Мое сердце замирает, когда я вижу, как его грудь слегка приподнимается, а потом опускается. Он дышит! Он жив!

— Дышит, — облегченно выдыхает Дэмьен.

Но все еще без сознания. И по-прежнему смертельно бледен. Мне жизненно необходимо, чтобы он сел и принялся болтать о школе или о своей подружке Мие, или об Олли, или еще о каком-то бессмысленном предмете, который для него почему-то очень важен. Я никогда больше не буду пропускать мимо ушей его слова, даже если он будет говорить без остановки двадцать четыре часа в сутки. Мне нужно услышать его голос, убедиться, что он в порядке, и только тогда я смогу в это поверить окончательно.

— Я… я не знаю, что случилось, — слышу, как рыдает Дэйзи, обращаясь к Дэмьену. — Все было хорошо, а потом в один момент он закашлялся… все произошло настолько быстро… а потом он затих, его лицо покраснело и я подумала, что он задыхается…

— У Эйдана есть на что-то аллергия? — спрашивает Дэмьен у меня.

— У него аллергия на орехи, — отвечаю я охрипшим голосом.

Дэмьен кивает, понимая причину случившегося, а Дэйзи пораженно ахает.

— У него был анафилактический шок, который и заблокировал дыхательные пути, вызвав гипотонию. Мне удалось снять отек, и я дал ему зелье, которое должно привести в норму давление в течение следующего часа. Он скоро должен очнуться.

— Спасибо, Дэмьен, — говорю я. Он сочувственно хлопает меня по плечу, прежде чем выходит из палаты. Я продолжаю держать Эйдана за руку, пристально наблюдая за каждым его вдохом, чтобы убедиться — с ним все в порядке.

— Я не знала, — всхлипывает Дэйзи. — Я не знала, что у него аллергия на орехи. Я положила молотый арахис в чили, который он сегодня ел… Никогда раньше не делала чили, думала, так у него будет особенный вкус…

Я даже не собираюсь ей отвечать. Не уверена, что мне есть что сказать ей. Я даже не могу думать о ней, потому что все мои мысли сосредоточены на Эйдане.

— Ты сообщила Скорпиусу? — спрашиваю я.

— Он скоро будет здесь, — тихо отвечает она. — Хочешь чая?

— Нет, спасибо.

Она уходит за чаем. У меня складывается такое впечатление, что она ушла только из-за того, что понятия не имеет, как вести себя в подобной ситуации. Мне знакомо это чувство, потому что и я чувствую себя сейчас совершенно бесполезной. Мне приходится пару раз глубоко вдохнуть, чтобы дикий страх наконец-то отступил.

Все хорошо. Он будет в полном порядке.

Я звоню маме и рассказываю, что случилось, и прошу рассказать об этом и остальным членам семьи. А еще прошу, чтобы никто не навещал нас, пока я не узнаю, как долго ему придется пробыть здесь. Раньше у него были небольшие аллергические реакции, но обычное антигистаминное зелье быстро сводило их на нет. Но тот факт, что он съел арахис, а не лесные орехи (пусть аллергия у него на оба вида), делает ситуацию более серьезной.

— Роза! Он в порядке? Что случилось?

Скорпиус выглядит испуганным, когда врывается в палату. Он бросается к постели Эйдана и начинает нежно гладить его по волосам, а затем требует подробностей.

— Аллергия на перец чили, который приготовила Дэйзи, — отвечаю я. — Очевидно, она добавила в него молотый арахис. Давление Эйдана упало и дыхательные пути оказались заблокированы, но он будет в порядке. Она быстро среагировала и доставила его сюда.

Я произношу это механически и надеюсь весьма нейтрально. Я не могу сильно винить ее за это. Знаю, специально она никогда бы не причинила вреда Эйдану. Пусть Дэйзи и не нравится мне, но я твердо уверена, что она не знала об аллергии Эйдана.

— Я говорил ей, что у него аллергия на орехи! — яростно огрызается Скорпиус.

— Ну, она говорит, что не знала, — спокойно отвечаю я, не сводя глаз с Эйдана. — И я ей верю.

Прежде чем Скорпиус успевает сказать хоть слово, Дэйзи возвращается в палату с двумя стаканчиками чая, хотя я и говорила, что не буду.

— Скор…

— Я же говорил тебе раньше, что у него аллергия на орехи! — шипит он, направляясь к Дэйзи. Его страх трансформировался в гнев, и, в отличие от меня, он винит во всем Дэйзи.

— Нет, не говорил! — отвечает она, и слезы выступают у нее на глазах. — Я бы запомнила! Ты просто сказал мне, какую еду он любит, а что ему нельзя…

— Но я, черт бы тебя побрал, говорил! Господи, он же мог умереть!

— Мне так жаль! — срывается в слезы Дэйзи, и мне ее становится жаль. В этот момент мой страх тоже превращается в гнев, вот только он уже направлен на Скорпиуса.

— Тебе и должно быть жаль, это же твоя вина, — жестко обрубает Скорпиус.

— Знаю…

Я впервые отпускаю руку Эйдана и поднимаюсь. Ноги у меня слегка дрожат, полагаю, я все еще не отошла от шока.

— Скорпиус, я могу поговорить с тобой наедине? Дэйзи, ты не против посидеть с Эйданом?

Дэйзи выглядит ошеломленной тем фактом, что я после всего случившегося доверяю ей присмотреть за Эйданом. Я же шокирована тем фактом, что мне ее даже и обвинить не в чем. Полагаю, все понимают, что всегда быть идеальным родителем попросту нереально. Вряд ли у вас получится всегда все делать правильно. А обвиняя ее в случившемся, вряд ли можно исправить ситуацию.

Скорпиус неохотно следует за мной в коридор. В детском отделении сегодня никого нет, поэтому коридор пуст.

— Тебе надо взять себя в руки, — мягко говорю я, пытаясь его успокоить, ведь шок, который мы только что пережили, слишком велик. — Это не вина Дэйзи. Провалы иногда случаются.

— Говорю тебе, она знала о его аллергии!

— Очевидно же, что нет, — взвешенно говорю я. — Ты знаешь, я не самая ярая ее поклонница, но Дэйзи — неплохой человек, Скорп. Ты же знаешь, она не могла. Она любит Эйдана.