Я какое-то мгновение просто смотрю на него. Его глаза всегда были теплыми, когда он смотрел на меня. Сейчас же они просто ледяные. Словно, что-то умерло в нем.

— На самом деле, я никогда так не думала.

Он молчит.

— Ал и Дженни приезжают завтра.

— Знаю.

Могу предположить, что он думает о том же, что и я. Что, если Дженни решит рассказать все Дэйзи? Все секреты рано или поздно перестают таковыми быть. А что, если Дженни уже рассказала обо всем Алу? Скорее всего, так и было — он ведь теперь ее муж. Ал простит нас? Или он станет осуждать, как и Дженни, если не еще сильнее?

— Вы двое…

— Мы все еще не разговариваем, — коротко отвечаю я. — Благодаря тебе.

На этом я разворачиваюсь и ухожу.

*

С момента матча прошло два дня, и Джеймс до сих пор еще ни с кем не заговорил о случившемся. Он просто заперся в своей квартире, и никто не может дозвониться до него, даже тетя Джинни, которая едва не выбила ему дверь в попытке достучаться. Мы даже попытались выманить его с помощью Эйдана, но он просто не отозвался. Хотя Джеймса можно и понять, его колдо теперь украшает обложки всех таблоидов, а все статьи столь нелепы и абсурдны, что это даже перестает быть смешным.

Мама все больше и больше нервничает по мере приближения голосования. Давно не видела ее в таком состоянии. Когда мы были детьми, мама бывало готовилась к экзаменам в министерстве, чтобы заработать следующую степень и получить повышение. Поэтому всякий раз нас отправляли к бабушке Молли или бабушке Джейн, чтобы мы не путались под ногами. Да мы и сами были рады уехать, потому что, когда мама в стрессе, никто не захочет находиться рядом с ней.

А меньше всех — папа.

— Рон! Ты уже закончил с плакатами? — кричит мама из кухни.

Мы с папой сидим в гостиной, и папа включает радио в надежде хоть так перекрыть мамин голос. А ведь он знает ее уже лет сорок, и должен понимать, что это с ней не сработает.

Мама врывается в комнату и тыкает палочкой в радио, которое тут же замолкает.

— Я знаю, что ты меня слышал! — кричит она. — Завтра у меня агитация в Годриковой впадине, и мне было бы приятно, если бы ты меня поддержал! Ты выгладил свою лучшую мантию? Роза, ты будешь присутствовать? — она выпаливает вопросы с ошеломительной скоростью.

— Хм, вообще-то у меня работа, а вечером будут занятия по аппарации, — говорю я, мысленно радуясь, что так долго тянула с освоением аппарации.

— Ах, да, конечно, — говорит она. — Тогда пусть Хью будет там. Возможно, я могла бы прихватить с собой Роксану и сделать вид, что она моя дочь…

Мы с папой переглядываемся, но тот факт, что нас с Рокси вряд ли можно перепутать, даже не озвучиваем. Я понимаю, что мама сейчас живет в таком стрессе, что лучше бы оставить ее в покое. И делаю мысленную пометку, сказать Рокси, что ей не помешало бы срочно сменить страну проживания.

— Уверена, что поддержка половины Визенгамота мне обеспечена — Кайл Петерсон сказал, что поддержит мою кампанию. Правда, замечательная новость? — радуется мама. Она всегда называет имена каких-то чиновников министерства, на которых мне, если честно, абсолютно наплевать, но я все равно киваю и улыбаюсь.

Мама суетливо убегает обратно на кухню.

— Может быть, Петерсон и поддержит ее, но на стороне Перси Винсент, — мрачно замечает папа. — Пол Винсент — один из самых влиятельных чиновников во всем министерстве. Травит людей за поддержку не того кандидата. Думаю, из-за него она так сильно нервничает.

— «Сильно нервничает»? Не заметила, — саркастически отзываюсь я. — И если серьезно, разве у мамы победа на этих выборах уже не в кармане? Ведь на ее стороне сам Гарри Поттер! Уверена, что Гарри гораздо влиятельнее какого-то там Пола Винсента.

Как бы мне хотелось узнать, кто же такой этот Пол Винсент.

— Гарри никогда не использовал свой статус в корыстных целях, Роззи. Ты же знаешь, — говорит папа. Глупый, благородный Гарри. — Конечно же, у нас будет поддержка бывших членов Ордена Феникса, но есть еще и те представители министерства, которые не в восторге от Гарри. Чертова демократия.

— Но…

— Роззи, если бы Гарри баллотировался на пост министра, тогда я бы с уверенностью заявил, что большинство будет на его стороне, просто потому, что он знаменит. Но он не участвует в выборах именно по этой причине. А твоя мать… как бы я ни любил ее, она может быть несколько категоричной… — папа умолкает. Но я и так понимаю, о чем он говорит.

Мама любит докапываться до сути и гладить против шерсти. Теперь, когда я думаю об этом, уверена, что слишком многим в министерстве она потопталась по любимым мозолям и много кто терпеть не может ее за то, что она такая всезнайка.

Но опять же, противник-то у нее Перси. Вот уж дела, но похоже, в этот раз избиратели оказались между молотом и наковальней.

На следующий день Хэйзел включает радио, чтобы мы смогли услышать мамину речь из Годриковой впадины. И когда Уортон приказывает сделать тише, Глэдис награждает его очень злым взглядом, и он быстро ретируется.

— … настало время, когда всем нам необходимо объединиться перед лицом экономического кризиса — гоблинам, домовикам, ведьмам и волшебникам! Гигантам и кентаврам! Мы все равны!..

— Если твоя мама станет министром магии, будет ли это значить, что тебе больше не придется здесь работать? — спрашивает меня Линда, жуя шоколадную лягушку.

— Хотелось бы, — с сожалением отвечаю я. — Даже если бы моя мама выиграла миллиард галлеонов, она бы ни за что не позволила мне бросить работу. Она та еще маньячка.

— И хорошо, потому что мы будем скучать здесь без тебя.

Они замолкают и перестают слушать радио, стоит мимо пройти целителю Кеннеди, но я давно уже равнодушна к нему, с тех самых пор, как стала посещать занятия по зельям. Он проводит для нас некоторые занятия, но чем больше я узнаю его, тем меньше он мне нравится. Да, признаю, он совершенство и все такое, но он к тому же и весьма зануден.

В то время как мои подруги каменеют в присутствии мужчины вдвое моложе их, мне не остается ничего другого, как ответить на звонок.

— Добрый день, больница магических болезней и травм Святого Мунго, говорит Роза Уизли, чем я могу вам помочь? — эти слова у меня отскакивают заученным стихотворением.

— Роза, привет, это Том Фокс.

Мне приходится задуматься над именем, пока я не вспоминаю, что Том Фокс — мой адвокат. Я почти забыла о том, что мне предстоит судебное заседание, но стоит услышать голос Тома, как приподнятое настроение тут же скатывается вниз.

— Здравствуйте, мистер Фокс.

— Пожалуйста, зовите меня Том, — торопливо произносит он. — Послушайте, я тут подумал, что вам стоит знать, что я немного покопался в вашем деле и обнаружил нечто, что сможет действительно нам помочь. Вы сможете встретиться со мной сегодня?

— Вы что-то нашли? Что это? — взволновано спрашиваю я, надеясь, что ему попалась какая-нибудь юридическая лазейка в законе, которая даст мне право единоличной опеки над Эйданом.

— Вы сможете заглянуть ко мне в офис около четырех?

— Нет, не смогу, — отвечаю я, — у меня назначена встреча.

Не могу же я сказать, что посещаю уроки аппарации.

— Ладно, тогда что насчет завтра?

— Полагаю, я смогу заглянуть к вам в обеденный перерыв? Около половины двенадцатого?

— Да, подходит, — говорит Том.

— Не могли бы вы хотя бы намекнуть мне на то, что раскопали?

— Кхм, скажем так, миссис Дэйзи Малфой не так уж безобидна, как вы думаете, — говорит он, и я слышу ухмылку. — Мне пора бежать, увидимся завтра, — и он вешает трубку прежде, чем я успеваю задать ему еще один вопрос.

Что же такого он мог на нее нарыть?

========== 20. Драгоценная дочь ==========

Я меряю шагами приемную офиса Тома, гадая, что, черт возьми, такого он мог накопать на Дэйзи. Конечно, я всегда знала, что было в ней нечто подозрительное. В конце концов, она взялась из ниоткуда и так внезапно захомутала Скорпиуса. Может быть, она нелегальная иммигрантка, а Скорпиус женился на ней, чтобы она могла остаться в стране. А потом научил ее говорить с истинно-английским акцентом… несмотря на то, что в его выговоре заметна шотландская манера речи, его английский тоже весьма и весьма хорош…