Я встаю и подхожу к нему. Кажется, он хочет отойти, но не может, так как прислонился к двери. Я изучаю его лицо, когда он хмурится, испытывая ненависть к тому, что я делаю, но не ко мне. Я всегда думала, что действия человека определяют то, кто он есть. Что же, если не они? Явно не внешность — это слишком мелко. Именно наш выбор и наши действия делают нас теми, кто мы есть. И я довольно неприятный человек, как он только что сказал. Если он ненавидит мое поведение, то как он может не испытывать ненависти ко мне? Скорпиус Малфой такой сложный человек. Не знаю, почему я так сильно его люблю, если тоже ненавижу, как он себя ведет в большинстве случаев.

— Прости меня, Скорпиус, — он снова вздрагивает. — Но перестань смотреть на меня так, будто ты только что стер меня с подошвы своей обуви! Мне жаль, что я так сказала тебе об этом, но ты же все знал!

— Я больше не хочу слышать об этом, — говорит он. — Довольно. С тобой покончено, — он собирается уходить, но я хватаю его за руку, чтобы остановить. Он поворачивается ко мне. — Серьезно, Роза, пожалуйста, отпусти меня.

— Нет, — упрямо качаю я головой, — я не могу.

Он смотрит мне в глаза. Между нами такое электричество, что я еле сдерживаюсь, чтобы не обнять и не поцеловать его сейчас же.

— Нам нужно поговорить об этом, — упрямо говорю я. — Мы должны во всем разобраться, прежде чем поубиваем друг друга. Значит, ты не испытываешь ко мне ненависти. Тогда что, любишь меня?

Он опускает глаза в пол.

— Ты заслуживаешь счастья, Роза, — говорит он мне. — Я не уверен, что могу сделать тебя счастливой. Думаю, ты была права, когда отказала мне.

— Из-за того, что ты не умеешь танцевать? — спрашиваю я.

— Нет. Это потому, что я был недостаточно хорош для тебя.

— Неправда! — всхлипываю я. — Ты — лучшее, что случалось со мной, кроме Эйдана! Да и Эйдан случился в моей жизни благодаря тебе! Нам хорошо вместе, Скорпиус!

— Мы вместе — это катастрофа, — спорит он.

— Нет, нам было хорошо вместе, твердо произношу я. — И ты это знаешь. Физически и эмоционально.

Он смотрит на меня. Знает, что нам было хорошо в постели. Это невозможно отрицать. Мы смотрим друг другу в глаза, и я понимаю, что за этим последует. На мгновение я отступаю, понимая, что этого не стоит делать, но моя попытка остановиться бесполезна. Скорпиус наконец отлепляется от двери и делает шаг ко мне. И вот так, посреди кучи белых, золотых и серебряных упаковок, он целует меня впервые за несколько месяцев.

Мне кажется, что я блуждала по пустыне месяцами и это мой первый глоток воды. Это облегчение той боли, которую я чувствовала в сердце последние несколько месяцев. Его руки обнимают меня за талию, и я молюсь, чтобы никогда не отпускали. Его поцелуй углубляется, я запускаю пальцы в его мягкие волосы (обычно они еще мягче — он нанес гель на волосы перед свадьбой).

Этот поцелуй такой знакомый. Как один их тех поцелуев, что мы делили в темных коридорах Хогвартса, или на квиддичном поле после тренировок, или в коридорах, когда я патрулировала, а он искал способы оказаться за пределами гостиной ночью. Как будто у нас нет других тревог в мире. И я знаю, что мы пожалеем об этом поцелуе рано или поздно. Я знаю, что это неправильно. Знаю, что ничего хорошего за этим не последует, но так не хочу прекращать это. Сама мысль об этом для меня невыносима.

Я чувствую его запах. Он так приятно пахнет. Запах, который ускоряет мое сердцебиение до потери сознания. Мне все равно. Это точно лучший способ отрубиться. Я знаю, что мы совершаем ошибку, поступаем неправильно, но если это ад — я в деле.

Он отстраняется на мгновение, и я чувствую, как разбивается мое сердце. Но он лишь поворачивает голову и снова целует меня. Да! Вот оно! Вот то, чего я ждала. Я уже не соображаю, где нахожусь, но пока я в руках Скорпиуса…

— Какого черта здесь творится?!

Эти слова с силой опускают нас на землю. Мы отрываемся друг от друга как можно скорее и встречаемся взглядами с Дженни, которая смотрит на нас от дверного проема с выражением полнейшего ужаса на лице.

========== 17. Последствия ==========

Все, теперь уж точно, когда в следующий раз меня посетит странное желание, инстинкт, импульс или прихоть, я возьму свои чувства под контроль, помещу их в воображаемую коробку и запру в воображаемом шкафу. Воображаемый шкаф я сожгу и развею пепел в далекой таинственной стране, а затем дверь в эту страну я закрою на ключ, а сам ключ выкину в океан. И после всех этих манипуляций я сотру себе память на тот случай, если вдруг у меня возникнет желание отправиться на поиски того ключа.

Мне не стоит доверять своим инстинктам. Когда-нибудь я выучу это?

Смешно, но внешне я удивительно спокойна. Такое ощущение, что я парю вне тела и наблюдаю за всем сверху, — и внезапно меня накрывает острое желание расхохотаться над абсурдностью ситуации. Но потом я вспоминаю про ошибочность своих реакций и то, что я никогда не должна им следовать.

В глубине души, я знаю, что все это закончится слезами — моими слезами — но у меня просто нет сил, чтобы начинать паниковать прямо сейчас. Мне кажется, поцелуй вверг меня в состояние эйфории, из которого я вряд ли выйду раньше следующей недели. Или, быть может, следующего года. Или вообще следующего столетия. И даже, если доживу до двухсот, сомневаюсь, что когда-нибудь забуду об этом.

Скорпиус захлопывает дверь в комнату подарков, выглядя таким испуганным, каким никогда не был. Будучи выше Дженни практически на фут, странно испытывать перед ней такое всепоглощающее чувство страха. Это как в том случае, если бы гиппогриф внезапно испугался флоббер-червя.

— Дженни, ты не можешь рассказать ей, — умоляет Скорпиус. Дженни выглядит настолько взбешенной, что это совершенно не вяжется с ее холодным и спокойным тоном. И это ужасно.

— В сторону, — приказывает она. У нее нет палочки при себе, потому что это маггловская свадьба. Дженни просто не подумала, что она ей может пригодиться. Вряд ли она могла предположить, что ей придется убить собственную дружку и шафера… или же просто решила, что для этого ей хватит и собственных сил.

— Послушай, Дженни, если ты расскажешь об этом Дэйзи, это убьет ее, — говорит Скорпиус, пристально глядя Дженни в глаза, словно пытаясь взять ее под контроль ментально.

— Не верю ни единому твоему слову, — сердито шипит Дженни, — я правда была о тебе лучшего мнения, но ты… ты изменил собственной жене!

Ни один из них до сих пор не обратил на меня ни малейшего внимания. Словно я декорация на заднем фоне и вся моя роль сводится к тому, чтобы наблюдать за их спором. Может, мне стоит сдвинуться немного с места?

— Знаю, то, что мы сделали, было непростительно! — соглашается с ней Скорпиус. — Но я обещаю, это больше не повторится.

— Скорпиус, я помню вчерашнюю ночь, и мне не пять лет! — шипит Дженни. — Уверена, это вовсе не случайный порыв! И ты не имеешь права притворяться, что все это всего лишь маленькое невинное происшествие!

О, вот теперь они наконец-то обращают внимание на меня. Дженни оборачивается ко мне и смотрит так, как никогда не смотрела до этого. Это чистейшая, незамутненная ненависть, и в этот момент я могу с уверенностью сказать, что наша дружба больше уже никогда не будет прежней.

— Ты мне соврала, — тихо говорит она, — прямо в лицо. Ты сказала, что все кончено, и ты соврала! В церкви! — последнюю фразу она произносит так, словно это должно стать для меня контрольным выстрелом в голову. Но на пике эйфории я не чувствую вины, пусть разум и понимает, что она должна быть. Я плохой человек, и мне просто уже надо научиться с этим жить.

— Прости, — говорю я, чтобы хоть что-то сказать. Я не могу промолчать, иначе она и правда решит прикончить меня.

— Тебе не жаль! — кричит Дженни. — Тебе же ни капельки не жаль, взгляни на себя! У тебя на лице эта проклятая улыбка!

Погодите. Я даже не поняла, что стою и улыбаюсь.

— Это был всего лишь поцелуй, Джен, — говорю я ей. А затем перевожу взгляд на Скорпиуса, надеясь, что он опровергнет мои слова и скажет, что это нечто гораздо большее, но он только яростно со мной соглашается.