— Не говори ерунды! — жалобно тянет Одри. — Завтра объявят кандидатов! Я нужна тебе!

— Нет, не нужна, — говорит мама зловеще-тихим голосом. — Пожалуйста, уходи.

Одри выглядит крайне оскорбленной. Она встает, и, не глядя маме в глаза, взмахом палочки заставляет исчезнуть все бумаги и плакаты. Робин, которая маггла, выглядит удивленной, хоть и довольно напуганной истерикой моей мамы.

— Ты еще пожалеешь об этом, Гермиона, — сообщает Одри. — Хорошего дня.

Она аппарирует. Хьюго фыркает. Я еле сдерживаю смех. Всегда хотела сказать кому-то эту фразу, но ни за что бы не произнесла ее всерьез. Одри удалось выставить себя еще большей дурой, чем обычно, просто сказав самую нелепую в мире угрозу, которую я когда-либо слышала.

— Перси стоило остаться холостяком! — восклицает мама.

— Аминь, — соглашаюсь я, представляя жизнь без Молли.

Я готовлю маме чашку чая и предлагаю ей прилечь, так как она выглядит изможденной. Я обещаю помочь ей с кампанией, если потребуется. Мы с Хьюго отправимся в министерство завтра, чтобы поддержать маму во время объявления имен кандидатов.

Я возвращаюсь в квартиру, когда мама ложится в кровать. Вскоре Скорпиус, выглядящий недовольным и совсем не таким бодрым, как во время вчерашнего телефонного звонка, приводит Эйдана. Интересно, что успело измениться? Возможно, они с Дэйзи разводятся.

Эйдан, же, в противовес Малфою, очень радостный. Они с Олли так возбуждены, что просто гоняются по гостиной. Олли громко лает, а Эйдан играет невидимой палочкой. Вот оно, преимущество детства. Если бы я так сделала, то выглядела бы сумасшедшей.

— Веселые выходные? — спрашиваю Скорпиуса.

— Ага, — хмуро отвечает он.

— Хм, звучит, будто ты действительно веселился, — подначиваю я.

Он бросает на меня злой взгляд, и мне становится не по себе. Как будто он прикидывает, виновата ли я в его плохом настроении.

— Что ты сказала? — спрашивает он очень тихо. Эйдан включил телевизор и не слушает нас, но мы все равно должны следить за тем, что говорим.

— Я сказала, что ты, похоже, весело провел выходные, — удивленно отвечаю я.

— Ты что-то сказала Дэйзи, — не слыша меня, произносит он. — Что именно?

Вот дерьмо. Не думала, что она расскажет ему. Я считала, что это неважно — очевидно, ошибалась. Готова поспорить, она описала меня еще хуже, чем на самом деле.

— Значит, она рассказала тебе, — бормочу я.

— Что рассказала, конкретно? — шепчет он злобно. — Ничего она не говорила! Видишь ли, чтобы рассказать мне что-то, она должна говорить со мной! Что ты ей наговорила, Роза?

— Почему во всем всегда виновата я? — огрызаюсь я.

— Хочешь сказать, ты не при чем? Ты всегда во всем виновата!

На это у меня нет ответа. Я, и правда, виновата в плохом настроении Дэйзи. Но ему не известна вся ситуация, так что я обдумываю, как ее приукрасить, чтобы выглядеть не так ужасно.

— Это не я утаиваю секреты от своей второй половинки, — шепчу я.

— Ты о чем вообще? У меня нет секретов от Дэйзи, — хмурится он.

— Значит, ты ей рассказал, как делал мне предложение два года назад? — лукаво спрашиваю я. Мне стыдно и неловко упоминать об этом. Мы никогда не обсуждали тот вечер — просто притворяемся, что ничего не произошло.

— Ты рассказала ей? — у него перехватывает дыхание. — Не могу поверить, что ты такая бессовестная! — когда слизеринец называет тебя бессовестной, ты понимаешь, что ступила на плохой путь. — Какого черта ты рассказала ей? Что с тобой не так?

— Я просто… ляпнула. Извини, я не хотела…

— Прекрати, — громко прерывает он, прекращая сдерживаться из-за Эйдана. — Она никогда тебе не нравилась! Я думал, что мы с тобой нормально ладим! Считал, что ты сможешь порадоваться за меня. Но, кажется, ты не успокоишься, пока я не стану совсем несчастным! Ты не хочешь, чтобы я был с кем-то, но и тебе я не нужен! Почему у тебя все так запутано?

— Ты не мог бы говорить тише? — шиплю я, кивая в сторону Эйдана, который смотрит на нас. — Все не так…

— Почему ты так ее ненавидишь? — спрашивает он. — Что такого она тебе сделала, чтобы у тебя появилось желание так ранить ее? Почему ты не можешь вести себя нормально с ней, во имя Мерлина? — он говорит «Мерлин» только из-за ребенка. Если бы не Эйдан, он использовал бы слово покрепче.

— Потому что ты принадлежишь ей, Скорпиус! — раздосадовано говорю я. — Я ненавижу ее, потому что она замужем за тобой. Знаю, это глупо и по-детски, но именно так я чувствую!

Он моментально теряет дар речи, пытаясь осознать мои слова. Не могу поверить, что сказала их, хотя просто озвучила то, что он — да и все остальные — и так знают.

— К чему ты клонишь? — спрашивает он.

— К чему я клоню? — отвечаю я, чувствуя, как слезы наворачиваются на глазах. — Ты знаешь, что я чувствую к тебе…

— Не делай этого, Роза.

— И ты женился так внезапно, даже не подумав о моих чувствах…

— Прекрати! — кричит он. Эйдан вздрагивает, прекращая смотреть телевизор. Он видит, что я плачу, поэтому я вытираю слезы как можно скорее и притворяюсь, что все в порядке.

— Вы ссоритесь? — хмурится Эйдан.

— Конечно, нет, — быстро отвечаю я. Он требовательно смотрит на Скорпиуса.

— Мы не ссоримся, приятель, — говорит Скорпиус.

К сожалению, Эйдан более сообразительный, чем мы думали.

— Вы всегда ждете, пока я уйду в свою комнату, чтобы поругаться, — говорит он. — Думаете, я не слышу вас.

Скорпиус выглядит таким же виноватым, как и я.

— Мы не ругаемся, — лгу я. — Мы просто дурачимся.

Скорпиус хмурится.

— Почему ты плачешь? — спрашивает Эйдан у меня.

— Все в порядке, — нежно говорю ему я. — Не волнуйся об этом, ладно?

У него скептическое выражение лица, но он согласно кивает. Эйдан забирает Олли в свою комнату, явно не желая слушать мою ложь. Иногда родители врут ради блага их детей.

Я оборачиваюсь к Скорпиусу, который наконец осознал, что я к нему чувствую. Он бросает на меня взгляд, полный злости и сожаления.

— Не говори ничего, Роза, — просит он, как только я открываю рот, чтобы заговорить. — Прошу. Мне нужно идти.

— Но Ско…

Он исчезает, прежде чем я успеваю договорить его имя.

*

Я встречаю Хьюго и Ала в министерстве на следующий день во время моего обеденного перерыва. Кандидатов будет объявлять нынешний заместитель министра по Волшебному радио. Визенгамот все утро проводит дебаты на счет того, кто из номинированных министерских работников более достойный. Имена кандидатов были предложены случайными министерскими сотрудниками — например, имя мамы выдвинула тетя Одри, и дядя Гарри поддержал ее кандидатуру. Теперь очередь Визенгамота решить, какие два из троих кандидатов будут принимать участие в выборах.

— Твоя мама явно нервничает, — отмечает Ал, когда мы занимаем места в главном холле Департамента магического правопорядка. Здесь собрались семьи потенциальных кандидатов. Папа и дядя Гарри здесь, и мы с удивлением видим в первом ряду тетю Одри и дядю Перси в поддержку мамы.

— Ух ты, а Одри лучше, чем я считала, — говорю я. — Не думала, что она придет.

— Может, она надеется, что мама примет ее обратно, если пройдет дальше, — предполагает Хьюго. — Интересно, кого еще выдвинут.

— Кажется, я слышал, кто-то предложил Дина Томаса из Департамента игр и спорта, — говорит Ал, работающий в Отделе неправильного использования маггловских артефактов. — И папу кто-то выдвинул, но он отказался. Сказал, что будет хреновым министром — не любит выступать на публику.

Заместитель министра, Тимоти Рассел, останавливается около трибуны перед толпой, и холл погружается в тишину. Я скрещиваю пальцы за маму — она очень переживает. Знаю, что она хочет этого гораздо сильнее, чем показывает.

— Спасибо, леди и джентльмены, за то, что пришли сегодня, — говорит Рассел. — Прежде чем я перейду к объявлению кандидатов, которые примут участие в выборах на должность министра магии в ближайшие месяцы, я хочу почтить память Луки Ливингстона, который недавно отошел в мир иной.