Джулия ни с кем не могла поделиться своим новым знанием — влюбленный человек может дойти до такой крайности, что боль становится невыносимой и вынуждает расставаться с жизнью.

— Ты хоть кому-нибудь рассказывала об этом?

— Мама запретила говорить на эту тему даже с ней. Нельзя было допустить, чтобы просочились слухи о том, что она наняла для присмотра за дочерьми такую неуравновешенную особу. Разве такое воспитание помогло бы нам поймать подходящих мужей?

— Да к дьяволу подходящих мужей! Тебе необходимо было поделиться с кем-нибудь, а не держать это в себе. — Бенедикт провел кончиками пальцев от ее уха к подбородку. — Никто не должен нести такое бремя в одиночку.

— Но ты же видишь, к чему привели чувства мисс Мэллори к Смидерзу?

— Неразделенные чувства, — настойчиво повторил Бенедикт. — Это совсем другое.

Джулия вырвалась из объятий и отпрянула от него.

— Не проси меня о большем, что я могу дать, Я никогда не видела, чтобы любовь приносила людям счастье. Так называемые светские браки по любви с годами пропитывались холодом. Ты и сам это видел. Вот, к примеру, наш принц-регент, вынужденный жениться на женщине, которую терпеть не может, хотя все знают, что он любил миссис Фицхерберт? Но даже такая страсть была недолгой.

— Значит, он любил ее не по-настоящему.

— Я не могу ответить на подобные чувства, во мне этого нет, — настойчиво повторила Джулия, — Ты услышал объяснение, теперь позволь уйти.

— Еще ничего не закончено, — прорычал Бенедикт.

— Боюсь, что закончено. — Джулия взялась за дверную ручку и потянула. — Спокойной ночи, милорд.

Она вышла, закрыв за собой дверь. Щелчок замка громким эхом отозвался у него в ушах, возвещая об уходе Джулии, а каждое холодное, официальное слово превратилось в гвоздь, забитый в сердце.

Джулия держала себя в руках до тех пор, пока не вошла в спальню, которую делила с сестрой. Оказавшись в знакомой, безопасной обстановке, она позволила себе обмякнуть, прижалась спиной к стене и медленно соскользнула на толстый ковер. Джулия потрогала губы — все еше припухшие, и легкое покалывание не прошло. Она по-прежнему ощущает кольцо его рук вокруг себя, его твердую грудь, прижавшуюся к ее грудям...

Джулия ледяными руками схватилась за щеки. Что же теперь делать? Одно прикосновение губ Бенедикта, и весь мир сошел со своей оси. Его губы были такими чувственными и неотразимыми. А гладкое скольжение его языка...

Панельная дверь дрогнула и отворилась. Джулия с трудом поднялась на ноги. Слишком поздно.

— Боже мой, что за представление в гостиной! — В спальню вплыла София. — Я думала, у мамы и леди Уэксфорд дело дойдет до драки.

— Кажется, ты жаловалась на головную боль.

— Хайгейт убедил меня, что будет благоразумнее появиться там. — София взглянула на сестру. — Но тебя в гостиной не было. Что ты делаешь на полу? Да еще не сняв обеденное платье?

— Ничего.

— В таком случае почему ты такая бледная? Что-то случилось?

Джулия внимательно разглядывала сестру. На ее щеках цвели розы, очень подозрительные розы.

— Могу задать тебе тот же вопрос. Куда ты исчезла после обеда?

— Всего лишь в библиотеку. Вряд ли это чем-нибудь тебя заинтересует. — Кончики ее ушей, едва заметные сквозь массу золотистых кудряшек, сделались того же цвета, что и щеки.

Джулия изогнула бровь.

— В библиотеку, вот как? И что такого имеется в библиотеке, что заставило тебя покраснеть?

— Ну... — София чинно сложила руки перед собой и потупилась. — Возможно, Хайгейт меня там выследил.

Конечно, выследил, а потом убедил присоединиться к остальному обществу.

— Неужели бал у Послтуэйтов тебя ничему не научил?

Можно подумать, у нее есть право критиковать сестру после того, что только что произошло в кабинете отца.

— А что еще могло случиться? Мы уже помолвлены.

— Если ты не будешь исключительно осторожна, помолвку разорвать не сможешь.

София подняла руку и привычным жестом начала теребить подвеску на шее. Из-за легкой дрожи в пальцах казалось, что рука ее трепещет, как птичье крыло.

— Вроде бы нас никто не заметил. — Рука резко остановилась. — Как я выгляжу?

— Взбудораженной. Я не видела тебя такой с тех пор, как... — Джулия умолкла. Она едва не выпалила имя Ладлоу, а Софии вряд ли требовалось лишнее напоминание о нем.

София прошла в гардеробную и потянулась к волосам. На пол посыпались шпильки.

— С чего мне быть возбужденной? Мы просто поговорили, и я дала ему почитать один из моих романов.

— Хайгейт читает романы?

— Он сказал, что ему понравился роман «Чувство и чувствительность». Я нашла неожиданным и приятным то, что Хайгейт не стал презрительно фыркать и насмехаться над женской глупостью.

— О, и в самом деле.

София резко повернулась, прищурившись.

— Не думай, будто я не понимаю, что ты делаешь.

— А что я делаю?

— Уходишь от вопроса, отвлекая меня.

— Да? Что за вопрос?

— Что ты делала на полу, когда я вошла?

Джулия перевела взгляд на миниатюру, стоявшую на прикроватном столике розового дерева. Из декоративной золотой рамки безмятежно смотрели на мир две девочки: одна — золотистая блондинка, вторая — чуть темнее. Ей вспомнилось, как приходилось сидеть неподвижно, пока художник делал наброски в своем блокноте. Они с Софией сидели так часами — трудная задача для одиннадцатилетней девочки, предпочитавшей этому занятию веселые прогулки с Бенедиктом по лесу. Но это было еще до того, как она лишилась наивности и простодушия.

Джулия с трудом сдержала дрожь, вспомнив руку мисс Мэллори, неестественно холодную и твердую. Осознание медленно наступало, но ведь ей тогда было всего одиннадцать. Потом Джулия снова и снова мыла свою руку, пытаясь избавиться от ощущения той безжизненной кожи.

— Думала.

— Да брось. — София подошла к ней и уверенно начала вынимать шпильки из волос Джулии. — Ты все еще уходишь от вопроса.

Младшая сестра вздохнула.

— Ты когда-нибудь позволяла джентльмену целовать себя?

Рука Софии дернулась, и шпилька ткнулась в голову Джулии.

— Естественно, нет. Я бы тебе рассказала, и ты прекрасно знаешь, что подобную вольность я могу позволить только одному мужчине.

В наступившей тишине Джулия сжала губы. То, о чем сестра промолчала — что Ладлоу вряд ли когда-нибудь захочет ее поцеловать, — громко звенело в голове.

— Джулия, — произнесла София так, словно ответ ей заранее не нравился, — кто тебя сегодня поцеловал?

— Бенедикт; — прошептала она.

— О, Джулия, он тебя любит!

Она повернулась и увидела, что София широко улыбается.

— Лучше бы не любил.

— Почему? Вы знаете друг друга целую вечность и отлично ладите. О, ты должна мне рассказат ь, как это было?

— Неожиданно. — Порочно, тревожаще и странным образом восхитительно. Не то чтобы это произойдет снова. Вряд ли Бенедикт попытается поцеловать после ее холодной отставки. Но конечно же, Джулия не могла повести себя иначе. Разумеется, молодые леди из хороших семей не требуют большего. Да она и не хотела ничего большего.

София игриво шлепнула ее по руке.

— Фу, какая ты скучная. Раз уж ты теперь опытная женщина, могла бы и рассказать мне, чего ожидать.

Джулия опустилась на кровать.

— Я не знаю, как это можно описать. Почему бы тебе не попросить Хайгейта поцеловать тебя? Тогда ты будеть знать.

София замотала головой.

— Я никогда не предам Уильяма.

Джулию распирало желание высказать все, что она думает по этому поводу. Ужасные, жестокие слова, вроде «Как ты можешь его предать, если он толком ни разу не посмотрел в твою сторону?». Коротко говоря, правдивые слова.

Но Софии не нужна правда. Она никогда не хотела ее слышать.

Широко распахнув глаза, София смотрела на сестру, ожидая поддержки своих фантазий, но сегодня Джулия не могла найти ни единого слова поощрения. Только не после Ладлоу и его мерзкого предложения. Однако рассказывать об этом сестре невозможно.