И вдруг без предупреждения Джулия оторвалась от него, уперлась ладонями ему в грудь и сильно толкнула. Бенедикт застыл, и несколько долгих секунд в комнате раздавалось только их прерывистое дыхание.

— Это больше не должно повториться. — Ее слова прозвучали с такой решимостью, что она словно выкрикнула их.

На мгновение шок стиснул его ледяной хваткой. Затем Бенедикт шагнул вперед с намерением снова обнять ее, опровергнуть ложь. Поцеловав ее, он теперь не мог даже вообразить, что это никогда не повторится. Зато прекрасно понимал, что после Джулии он не прикоснется больше ни к одной женщине — она уничтожила их всех.

В темноте она с легкостью ускользнула от его объятий, поэтому пришлось ограничиться словами:

— Почему? Ты не заставишь меня поверить, будто тебе не понравилось.

— Такого больше не должно произойти. Никогда. — Ее голос странно дрогнул на последнем слове. Казалось, что она сейчас расплачется, и Бенедикт хотел только одного — притянуть ее к себе и утешить.

— Если сначала я сделал тебе больно, прости.

— Ты не сделал мне больно, не в начале и не так, как ты думаешь.

Бенедикт с трудом сдержал ругательство. В комнате так темно, что если бы он только мог увидеть ее лицо, он бы лучше понимал, как ей ответить.

— Но я действительно сделал тебе больно.

— Скорее, ты меня предал. — Что-то заглушало ее слова. Он представил, что Джулия стоит, опустив голову, и прикрывает рот ладонью.

— Предал? Тебе не кажется, что это чересчур?

— Вовсе нет! Считается, что ты мой друг. — С каждым произнесенным слогом голос ее крепчал, в нем появлялся холодок обвинения. — Считается, что ты тот единственный мужчина, на которого я могу положиться. Ты можешь пригласить меня на танец, и я буду точно знать, что ты не сделаешь ничего предосудительного. Я всегда могла на это рассчитывать, а теперь ты все испортил.

Джулия повернулась и зашагала к двери, ее туфли глухо застучали по ковру.

В груди вспыхнул гнев, и Бенедикт стиснул зубы, словно мог таким образом сдержать неминуемый взрыв.

— Я всего лишь разрушил твои иллюзии.

Джулия замерла на пороге, ее неподвижный силуэт вырисовывался в слабом свете, идущем из коридора.

Бенедикт подскочил к ней в два больших шага.

— Ты предпочитаешь притворяться, что не имеешь никаких чувств, что тебе нечего предложить мужчине. А теперь, когда я доказал, что это не так, ты не можешь посмотреть правде в глаза.

— Я никогда не видела, чтобы подобные чувства приводили к счастью. Спокойной ночи, лорд Ревелсток.

Он толкнул дверь, и та захлопнулась с громким стуком.

— Что ты наделал? — Джулия сильно понизила голос, но дрожь в нем скрыть не смогла. Она тщетно подергала дверь. — Хочешь, чтобы нас поймали?

— Да, к черту все, пусть ловят. Я хочу услышать твои объяснения. — Бенедикт всем своим весом навалился на дубовую панель. — Никто из нас не выйдет из этой комнаты, пока я их не услышу.

— Что ты хочешь знать? — Слова прозвучали сдавленно, словно она говорила сквозь стиснутые зубы.

— Эго очень просто. Я хочу понять, почему ты выбрала для себя такое... такое стерильное замужество.

— Я предпочитаю называть его рациональным. — Закрыв дверь, Бенедикт погрузил комнату в кромешную тьму, и выражение лица Джулии вновь оказалось во мраке, но он отчетливо представлял, как она вздернула подбородок. Джулия всегда была непокорной, даже в детстве, например, в тот день на пруду, когда гувернантка бранила ее за испачканное платье. Тогда вопросы благоразумия волновали ее гораздо меньше.

— В таком случае почему ты говоришь, что никогда не видела, чтобы любовь приносила счастье?

— Ты когда-нибудь смотрел на окружающие нас семейные пары? — Джулия презрительно фыркнула. — Да хоть на мою сестру, к примеру. Чувства вынуждают ее страдать.

Бенедикт скрестил на груди руки.

— Это ты уже говорила. Но я не верю, что других вариантов не существует.

— Не забудь про мою мать. Она собиралась выйти замуж за графа Челтенхема, да только он ее бросил, и ей пришлось выйти за моего отца. Хотя сомневаюсь, что другой брак принес бы ей больше счастья. Челтенхем женился, у него родилась дочь, а потом он сразу умер, и графство перешло к другой ветви семейства.

Бенедикт коротко рассмеялся.

— Разве брак твоих родителей не является аргументом против подобного благоразумного соглашения?

— Но мама всегда утверждала, что любила отца. — Эти слова вырвались у нее с ноткой отчаяния. Если миссис Сент-Клер и любила что-нибудь в своем графе, так это его титул.

Уголок рта Бенедикта изогнулся вверх. В темноте ему хотя бы не приходится следить за выражением лица.

— Предположим, я в это поверил. В страданиях твоей сестры и матери повинны неразделенные чувства. В то время как ты...

Бенедикт осекся. В нем бушевали эмоции, перепутавшиеся со словами, но он еще не готов произнести все это вслух, да и она не готова выслушать.

— Бенедикт, я... пожалуйста, не надо больше ни о чем спрашивать.

— Значит, есть что-то еще, помимо Софии и твоей матери, так?

В комнате повисла тишина, нарушаемая только едва слышным дыханием Джулии. Бенедикт ждал ответа, но тишина с каждой секундой ощущалась сильнее и наконец заглушила все звуки дома.

В конце концов, не в силах больше выносить это, он попытался в темноте нащупать Джулию, руки их соприкоснулись, пальцы переплелись, и она не стала сопротивляться.

— Скажи, кто тебя так обидел?

— Никто меня не обижал. Во всяком случае, не в том смысле, который ты вкладываешь. — Она помолчала и сжала его ладонь. — Ты помнишь нашу гувернантку?

Бенедикт смутно припоминал комичную фигуру, ту, над которой они любили подшучивать и которую дурачили.

— Мисс Мизери[4]?

— Мисс Мэллори, — поправила его Джулия со странной горячностью.

— И какое она имеет ко всему этому отношение?

— Она позволила себе влюбиться. — Голос Джулии внезапно сделался глухим. — Мы с Софией не должны были об этом знать, но все равно узнали. Мисс Мэллори всегда краснела и начинала суетиться, когда рядом оказывался Смидерз.

— Смидерз?

— Один из наших лакеев, — пояснила Джулия. — София видела, как они целовались.

— И что, ее за это уволили?

— Нет. — Джулия вздохнула. — Мы ничего не рассказали маме. Даже тогда мы знали, что она не поймет. Мисс Мэллори была из хорошей семьи, а лакей стоял гораздо ниже ее.

— Уж, наверное, она не вышла за него замуж?

Джулия покачала головой, он этого не видел, но почувствовал.

— Думаю, что чувства Смидерза были не сильны. Тем летом он ушел от нас и женился на какой-то деревенской девушке, а мисс Мэллори... мисс Мэллори... она...

— Что она?

— Выпила слишком много настойки опия.

Бенедикт положил руку ей на плечо, скользнул ладонью к затылку и прижал голову Джулии к своей груди.

Слава богу, на этот раз она его не оттолкнула. Худшее было еще впереди — он это чувствовал. Бенедикт прижался губами к ее макушке и вдохнул аромат жасмина.

— Ты была еще совсем юной. Как ты узнала?

— Это я ее нашла, когда пошла к ней в комнату. Сейчас даже не помню зачем. Сначала мне показалось, что она спит, только она не... — Джулия содрогнулась в его объятиях, — ... не шевелилась.

У него защемило сердце. Такая малышка, а он, наверное, уже уехал в школу, радовался жизни и ничего не знал. Вряд ли Бенедикт вообще заметил, что у них новая гувернантка, когда вернулся на каникулы. Если бы он знал, то обязательно утешил бы Джулию, так же как она одним своим присутствием облегчала его сердце после смерти родителей. Понимала ли она вообще, что такое смерть, до того как столкнулась с ней?

Бенедикт переступил с ноги на ногу и крепче прижал ее к себе.

— А София знала... знает?

— Мама запретила ей рассказывать.

Странно, что Джулия послушалась в те времена, когда повиновение было вовсе не в ее характере. Должно быть, даже ребенком Джулия понимала, что София куда более ранима, когда речь идет о делах сердечных. Да только это означало, что свою ношу ей пришлось нести совсем одной.