София даже задохнулась от возмущения. Как она может не осознавать последствий? Пусть для него она юная, но это же не значит, что она дурочка. София с силой дернула руку, вскочила на ноги и направилась прочь.

За спиной послышался скрип сапог по гравию. Она давно знакома со светским обществом, но до сих пор не встречала человека, равного Хайгейту в самоуверенности, что говорит о многом. Он поймал ее руку, София резко повернулась, и их глаза оказались на одном уровне. Может, он как Наполеон — нехватку роста компенсирует гордостью?

— Чего же я не осознаю, милорд? Пожалуйста, объясните мне доходчиво.

Хайгейт наклонил голову.

— Приношу свои извинения. Сейчас мы практически незнакомы, но со временем научимся ладить.

София вздернула подбородок и подавила удовлетворенную улыбку, когда он чуть приподнялся на цыпочки, чтобы остаться на одном уровне.

— Уверяю вас, такого не произойдет. Если до этого я и не планировала вам отказывать, то сейчас чаша весов склонилась не в вашу пользу.

— Я вижу, вам наплевать на свою репугацию. На мою тоже?

Внезапно ее охватило чувство благодарности к Уильяму. Сам того не подозревая, он предоставил ей оружие против Хайгейта.

— Ваша репутация вас опережает, милорд.

Долгие несколько секунд он смотрел на нее пронзающим, оценивающим взглядом. Покрасневшие щеки слегка защищали ее от ощущения прозрачности, как будто последние желания и надежды лежали перед ним обнаженные. Взгляд Хайгейта раздевал ее.

София задрожала и плотнее закутала плечи накидкой.

— Значит, вы слышали о моей первой женитьбе, — наконец, произнес он.

Победа была близка, и она позволила себе улыбнуться.

— Да.

Хайгейт махнул рукой.

— Разумеется, исключительно сплетни. И что же вы слышали?

София прикусила губу. Не может же она обвинить его и убийстве. Он вхож в общество. Ее родители впустили его в свой дом. То, на что вчера утром намекал Уильям, вряд ли является предметом всеобщего обсуждения.

А если серьезно поразмыслить, то леди Уэксфорд ни за что не позволила бы брату показаться у Послтуэйтов, приложи он руку к гибели своей жены. Эта мысль, конечно, то еще утешение.

— Сплетни, как вы и сказали, — отозвалась София.

— Если вас это успокоит, я расскажу вам о случившемся. Все довольно просто: я заключил то, что считал удачным браком. Но то, что считается удачным в обществе, и то, что является удачным на самом деле, — две совершенно разные вещи. В двух словах — мы с ней совершенно не подходили друг другу, но осознали свою ошибку слишком поздно.

В сад ворвался ветер, закружил сухую листву и поднял края воротника Хайгейта к подбородку. София ссутулила плечи.

— Понимаю. — Но она не поняла. Точнее, не полностью. Его объяснение затронуло только половину истории. Но может быть, он никогда не слышал мрачных намеков. Разве одно это не опровергает их?

— Не уверен, что понимаете. С того времени я предпочитаю избегать подобных хитросплетений и держусь в стороне от общества. Слухи и сплетни превратили мой брак в то, чем он был, об этом не перестает напоминать мне моя сестра.

— Я не понимаю. Зачем же вы делаете мне предложение, если не хотите жениться снова?

Хайгейт потер руки. От резкого ветра щеки его покраснели.

— Я должен жениться. Мой долг оставить после себя наследника, чтобы передать ему титул.

— Для этого именно во мне нет никакой необходимости. Подойдет любая молодая мисс. Даже вдова.

Хайгейт тяжело вздохнул.

— Теперь у меня нет другого выбора, кроме как сделать предложение вам. И вы должны это понять. Не сделай я этого, да еще принимая во внимание мой первый катастрофический брак, любая приличная семья меня отвергнет. Мне не нужны новые черные метки на своем имени.

В душе Софии закипел гнев, но его жар немногим согревал в этот холодный день.

— Значит, вот оно как. Из-за нескольких минут мне диктуют, как провести всю оставшуюся жизнь. А я даже не могу назвать это неосмотрительностью. Боже мой, тем вечером вы меня даже не поцеловали, и нас все-таки вынуждают к браку, браку, должна добавить, которого никто из нас не хочет!

Хайгейт положил руки ей на плечи, скользнул ладонями по шерстной накидке вверх к шее, обхватил ладонями ее лицо и погладил скулы.

София втянула полные легкие холодного воздуха. Его глаза сверкнули уже знакомым ей напряжением, которое она замечала раньше во взглядах прежних поклонников. Впрочем, Софии никогда не поддавалась соблазну позволить поцеловать себя. Стоило ей уловить малейший намек на приближающийся поцелуй, она резко поворачивала голову, подставляя щеку.

Помешать Хайгейту будет сложнее, ведь его хватка прожигает плоть.

— Хотите скрепить сделку поцелуем? Или находите меня слишком отталкивающим?

София уловила в ею словах внезапную горечь. Пусть нельзя назвать внешность Хайгейта классической или точеной, но он не был отвратительным. И эта мысль потрясла Софию до глубины души. Когда-то она поклялась, что не поцелует ни одного мужчину, кроме Уильяма! А сейчас, стоя в саду под низко нависшим небом, чувствует себя заинтригованной.

— Я не считаю вас отталкивающим. — Ее щеки запылали.

Губы Хайгейта растянулись в ироническом подобии улыбки.

— Вы просто искушаете меня, хочется проверить искренность ваших слов.

Взгляд бездонных глаз сосредоточился на ее губах. София стиснула пальцами юбку в предвкушении неизбежного. Его губы неотвратимо приближались...

И вдруг он опустил руки. Она непроизвольно прижала ладони к горящим щекам, но собственное прикосновение показалось ей жалким.

— Лучше не поддаваться искушению, — пробормотал Хайгейт, — не то мы и в самом деле окажемся связаны на всю жизнь.

София покачала головой.

— Я не понимаю. Разве не для того вы пришли, чтобы сделать мне предложение?

— Да, для этого. И чтобы спасти свою репутацию, вы должны его принять. Однако, если мы поведем себя достаточно осторожно, нам не придется доводить дело до алтаря.

— И как же мы это сделаем?

— Очень просто: проведем неделю-другую обрученными, а затем я, как джентльмен, позволю вам расторгнуть помолвку, если вы того пожелаете. Это вам подходит, мисс Сент-Клер?

Бенедикт прислонился щекой к теплому боку гнедой и всем телом навалился на ее бедро. Фыркнув, она, как и полагается, подняла изящное копыто. Хорошо обучена, хотя и немного нервная.

Рассматривая копыто, он глубоко вдохнул.

Ноздри заполнил чистый, резкий запах свежего сена. Денники «Таттерсолза» содержатся лучше, чем многие публичные дома Лондона или, если уж на то пошло, армейские лагеря. Все ради конской элиты и благородных клиентов, которым пытаются угодить торговцы лошадьми.

Бенедикт мягко отпустил копыто, и кобыла снова встала на все четыре ноги. Хвост хлестнул, отгоняя несуществующую муху. Ревелсток похлопал ее по тяжелому крупу, и могучие мышцы дернулись от его прикосновения.

— На скачках в Ньюмаркете ты отлично пробежала, верно?

Она тоненько заржала в знак согласия.

Подойдя к голове, Бенедикт вытащил из кармана пальто морковку и поднес кобыле на раскрытой ладони. Мягкие бархатные губы подобрали угощение. Кобыла захрустела морковкой и ткнулась носом в ладонь, рассчитывая на добавку. Умные влажные глаза смотрели на Бенедикта.

Он протянул руку и погладил белую полосу на ее морде.

— Экая досада с этой. — Услышав грубый акцент конюха, Бенедикт поднял глаза. — Ежели хотите беговую, вам бы лучше поглядеть вон тама. Эта такие надежды подавала, покуда не сломалась.

— Я приехал на рынок не за скакуном. Мне нужна племенная кобыла.

Конюх оперся локтем на стенку денника.

— Ну, тут ее никто не побьет. Эдакая родословная. Ейное потомство пять лет подряд побеждало в Аскоте, это уж точно.

— Ты уже все? — послышался в проходе утомленный голос Аппертона. — У меня есть неотложное дело, никак не связанное с конской плотью.

Проглотив напрашивающийся ответ по поводу не лучшего вкуса Аппертона в любовницах, Бенедикт последний раз хлопнул кобылу по крупу и вышел из денника, запомнив кличку и номер лота.