Г лава 5
Бледное солнце пробивалось сквозь дымку, но тепла не приносило. София плотнее закуталась в накидку, спасаясь от резкого ветра., больше похожего на февральский, чем на апрельский. Его потоки проникали лаже в крохотный сад городскою дома.
Хотя весна в Лондон явно нс спешила, София пришла сюда, чтобы выполоть прошлогоднюю поросль. Пора готовиться к грядущему лету. В любом случае приятнее дрожать среди кустов роз, чем сидеть в доме, с ужасом ожидая визита Хайгейта.
По всем правилам он должен был нанести визит еще вчера, вместо Уильяма. Если она пробудет снаружи достаточно долго, терпеливо обрезая сухие ветки и обрывая завядшие листья, то даже сможет убедить себя, что Хайгейт не придет вовсе. А если он не придет, то, может быть, вся эта история просто забудется.
Как будто такое может случиться.
Тут секатор соскользнул, острое лезвие распороло кожаную перчатку и вонзилось в мягкую подушечку указательного пальца. Пытаясь сморгнуть слезы, София стянула перчатку и сунула порезанный палец в рот.
— Черт возьми. — Если бы мама услышала такое неподобающее для леди слово, ее бы хватил удар. — Чертовщина и проклятие. — Так даже лучше, жаль, мама не слышит. Это она виновата в том, что София попала в такое нелепое положение. Если бы мама промолчала, они бы с легкостью скрыли скандал. Но на это нет ни малейшей надежды, если миссис Сент-Клер преисполнилась решимости выдать дочь ради титула.
— Это китайская роза? — послышался низкий мужской голос. Тот самый голос.
София нехотя подняла глаза.
Граф Хайгейт склонился над кустом, который она подрезала.
— Очаровательный экземпляр. И очень редкий.
Он опустился рядом с ней на колени, поднял с гравийной дорожки секатор и несколькими ловкими движениями срезал все лишнее.
— Ну вот, так гораздо лучше. Если оставить сухие ветви, они не будут цвести должным образом. — Хайгейт повернулся и поймал ее взгляд. — Но, подозреваю, вы это уже знаете. Должно быть, летом тут очень славно — такой небольшой мирный оазис среди городской суеты.
София вынула палец изо рта.
— Обычно я не бываю тут до конца июня. Мы всегда посещаем каждый из домашних приемов, на который маме удается получить приглашение.
Хайгейт сел на корточки.
— Жаль тратить столько времени на уход за розами, если у вас нет возможности ими наслаждаться.
София небрежно дернула плечом.
— Мне нравится за ними ухаживать. Это помогает чувствовать себя полезной.
— Да вы еще и порезались.
София посмотрела на палец: пульсировало уже не так сильно, но кровь тонкой струйкой все еще стекала вниз. Хайгейт сунул руку в карман и вытащил носовой платок. Не сказав ни слова, он взял ее за руку и замотал порезанный палец тонкой тканью.
Сильные пальцы сжимали ее ладонь. София смотрела на рыжевато-коричневую перчатку: ее белая ручка казалась совсем крохотной по сравнению с его. Ладлоу практически прямым текстом заявил, что этой самой рукой Хайгейт убил свою жену.
Краем глаза София рассматривала его обветренное лицо: ровные, слегка суровые черты, глубоко посаженные темные глаза, седые пряди в волосах — никто бы не назвал его красивым. Может быть, мужественным, но не красивым, только не с этим шрамом на всю щеку. Он излучал спокойствие или даже смирение, а когда заговорил на столь приземленную тему, как уход за садом, София уже с трудом могла помыслить о нем как о человеке, способном на насилие.
Хайгейт был добр к ней: он очень осторожно забинтовал порезанный палец, пожертвовав при этом своим носовым платком. Впрочем, и тогда на балу, когда она была для него совершенной незнакомкой, он беспокоился лишь о ее благополучии.
Он кажется довольно славным джентльменом, но, помоги господи, ей хочется, чтобы Хайгейт так и остался для нее чужим. И тогда, возможно, Ладлоу нанесет визит ей, а не сестре. София изо всех сил старалась отогнать мысль о том, что Уильям проявлял повышенный интерес к Джулии еще до того губительного обморока. Но эта мысль все настойчивее пробивалась наружу, как цепкая крапива, пытающаяся пролезть между булыжниками мостовой. Возможно, сестра сделала что-нибудь для привлечения внимания Ладлоу? В животе возник холодок, не имеющий ни малейшего отношения к погоде. Нет, Джулия не способна на такое предательство.
— Зачем вы пришли? — спросила София.
Хайгейт моргнул, но не отпустил ее руку.
— Простите мои дурные манеры, — торопливо добавила она. — Вы уже дважды проявляли ко мне доброту.
— Вероятно, мне следовало вовремя остановиться. — Во взгляде промелькнул смех, морщинки возле глаз углубились.
— Что это значит?
Уголок его губ дернулся вверх.
— Только одно: будь я чуть более бессердечен в тот первый раз. вы бы не оказались в столь сложном положении.
— О. — София покосилась на их соединенные руки. — Вы хотите скатать, что нужно было оставить меня без сознания лежать на полу?
Его смех отразился где-то в глубине нее. От кожаной перчатки исходило тепло, согревающее руку. Как это странно.
— С моей стороны было бы весьма эгоистично не сделать этого, вы согласны?
София невольно улыбнулась и подняла взгляд.
— Не смею вас винить. Оставь вы такое препятствие прямо посреди коридора, на вас бы обрушились все светские матроны.
Его улыбка исчезла, и Софию охватило странное разочаровапие. Хотелось, чтобы он снова засмеялся.
Она не могла вспомнить, когда в последний раз смеялась вместе с мужчиной просто ради удовольствия. София провела пять лет, избегая всех возможных ухажеров и тревожась только об одном: встретятся ли они с Уильямом, а если встретятся, то сможет ли она привлечь его внимание. За это время Софии уже забыла, как расслабляться и наслаждаться жизнью, поэтому ей очень хотелось, чтобы эти минуты продлились чуть дольше.
— А вместо этого из-за меня моя сестра выплеснула на вас свой яд. — В его голосе ощущалась горечь. — Приношу свои извинения за все, что она наговорила вам в парке.
— На говоритла? Но как...
— Она позаботилась о том, чтобы и я узнал об этом. Насколько мне известно, она назвала вас нахалкой.
София уставилась на свои пальцы, лежавшие в его ладони. В его устах слово «нахалка» неожиданно прозвучало комплиментом.
— Это ерунда.
— Ничего подобного, и вам это известно. — Хайгейт набрал в грудь побольше воздуха. — Вы должны узнать, зачем я пришел.
София попыталась выдернуть руку, но он держал ее крепко. Вздохнув, она перестала тянуть.
— Прошу вас, произнесите положенную реплику, чтобы я могла вам отказать, и покончим с этим фарсом.
— Мисс Сент-Клер. — Хайгейт произнес это настолько серьезно, что София невольно посмотрела ему в глаза. — Вы не можете мне отказать и должны это понять.
Она снова попыталась выдернуть руку.
— Почему не могу? Вам известно, сколько предложений я уже отвергла?
— Ни одно из них не имело такого значения. Это предложение вы отвергнуть не можете.
— Но почему?
— Разве вы не понимаете, какой ущерб нанесен вашей репутации? Я не думаю, что спутница Ладлоу будет молчать. Если вы отвергнете мое предложение, вам больше никогда не сделают ни одного.
— Может быть, мне ни одного и не нужно. — Ложь, но несущественная. Шансы на то, что Ладлоу упадет на одно колено и будет просить ее руки, таяли, как снежинки в мае. Этого больше нельзя отрицать, особенно теперь, когда он начал наносить визиты Джулии.
Джулия.
София потратила все эти годы на безответные чувства к мужчине, а он нацелился на ее сестру. Рот наполнился желчью, и София с трудом сглотнула.
Она махнула рукой.
— Я уже практически старая дева.
— Исключительно по собственному выбору.
Она пожала плечами.
— Пожалуй.
— Сколько вам лет?
— Двадцать три.
— Такая юная, — пробормотал Хайгейт столь тихо, что Софии пришлось сильно напрячь слух, чтобы разобрать слова. — Полагаю, вполне естественно, что вы пока не осознаете всех последствий.