Кара ходила от лавки к лавке, прицениваясь, у кого подороже можно сбыть два серебряных наконечника, и даже после того, как нашла покупателя, смогла уговорить его на цену значительно выше, чем мог надеяться Тархельгас. Однако как бы хороша ни была волчица, выменянного металла хватило лишь купить Тибурону новые сапоги и штаны взамен тех, которые он снял с убитых людей в шахтерском поселении. Изорванную куртку после схватки с Эсгладосом и плащ, пропитанный кровью, заменить оказалось слишком дорого. Уж лучше было потратить оставшийся металл, чтобы пополнить скудные запасы, да прикупить соли, чтобы готовить в пути. Немного, если посудить, но для них это уже удача.

Лик близился к концу. Над Расад-Пад расстилалась серая пелена непроницаемых облаков, тянущихся до самого запада, но еще не поглотившая горизонт. Сол словно бы отгонял от себя темную хворь, и его свет еще пробивался сквозь узкую щель чистого неба, отчего город окрашивали алые тона, многим напоминая ночи кровавого луна. В представшей перед Тархельгасом картине можно было увидеть что-то непостижимо прекрасное и успокаивающее, если бы не те самые ассоциации с опаснейшим временем в котлах, когда он мог лишиться контроля и вновь кого-нибудь убить.

– Думаю, мы закончили, – заговорила Кара, привлекая внимание Тибурона, стоящего посреди улицы и безмолвно взирающего на запад. Толпа неосознанно обтекала его, сторонясь незнакомца, в котором пугала не изорванная одежда и оружие, а отрешенный взгляд, смотрящий словно сквозь и внушающий необъяснимый страх.

Волчице вдруг показалась, что не так давно она ощутила на себе нечто подобное, вот только то был не охотник. Тогда кто же?

Кара посчитала это каким-то совпадением и не стала разбираться, списав все на недавнее обращение и целую ночь в обличье волколака.

– Тархель, – девушка позвала его еще раз, и теперь он обернулся. – Я достала нужные травы для обожаемого тобой чая, – ее сарказм, как и всегда, был неприкрытым, – так что мы можем выдвигаться.

– Твоя издевка не актуальна, – он попытался ответить как можно спокойнее, не показывая своих переживаний, – я почти привык к нему. А по поводу того, чтобы покинуть Расад-Пад, то лучше всего будет выйти через южные ворота и пойти лесом, минуя оживленные вырубки. Так будет безопаснее.

– Нам-то? – удивилась Кара.

– Нет, – проговорил охотник и тронулся с места. – Людям.

С наступлением первых сумерек Расад-Пад начинал постепенно меняться. Наглухо закрывались лавки, сворачивались шатры рынков, и люд, зарабатывавший себе на жизнь честным трудом, собирался расходиться по домам. Однако едва ли готовая вот-вот воцариться ночь без луна загонит каждого местного жителя под крышу. Города, подобные этому, не знают покоя, даже когда все спят и продолжают бодрствовать, лик за ликом перемалывая в своих жерновах глупцов, не желавших жить по законам безликого чудовища, которого люди сами и сотворили.

Случайно вклинившись в поток торгашей, сбившихся в группу, для ощущения большей безопасности, чем они имели на самом деле, Тархельгас какое-то время вел Кару тем же путем, но опостылив от их разговоров, резких запахов приправ и немытых тел, охотник при первой же возможности решил срезать путь и свернул на другую улочку. Она оказалась не так загружена, поэтому дальше волколаки продолжили выбираться из Расад-Пад уже этой дорогой.

Они прошли четыре квартала на юг и свернули еще раз в переулок, когда Тархельгас среди прочего шума различил быстрое приближение человека, сломя голову бежавшего по улице. Слух Кары оказался еще острее, потому как именно волчица, схватив охотника за руку, спасла того от неминуемого столкновения.

У Тибурона было лишь пару мгновений разглядеть, кто чуть не налетел на него, но острому глазу наофалгеа и этого оказалось достаточно. Девочка ачим баэль не старше десяти кровавых пар, с черными как смоль волосами, слипшимися от грязи, пронеслась мимо будто ураган и юркнула в первый же тесный переулочек меж покосившихся домов так быстро, словно ее здесь и не было.

Причина, по которой ребенок улепетывал так, что казалось, за ней гонится стая гниющих, появилась с явным опозданием уже без всяких шансов ее нагнать – два крепких амбала с дубинами в руках во главе с худощавым мужиком, который на их фоне да со своим небольшим ростом смотрелся нелепо, если не сказать смешно.

– Девка. Ачим баэль, – проговорил он, ловя ртом воздух, обращаясь к охотникам, которые оказались единственными людьми в переулке. – Куда она рванула?

– В ту сторону, – недолго думая, ответил Тархельгас, указывая в противоположный переулок.

– Уверен?

– Насколько это возможно.

Мужику пришлось довериться незнакомцу, и он тут же отослал своих подручных, все еще надеясь поймать беглянку, в то время как сам остался стоять не месте, пытаясь отдышаться.

– К чему такая спешка? – поинтересовался Тархельгас. – Что вам мог сделать ребенок?

– Не твое дело, – огрызнулся тощий мужичок, неодобрительно посмотрев на незнакомца.

Тибурон конфликта не искал, отчего лишь поднял руки, согласившись, что его не сильно заботило происходящее.

– Ты прав, не мое.

Охотники готовы были оставить незнакомца и двинуться дальше, вот только его вдруг заинтересовала Кара.

– Где ошейник твоего раба? – Он вкрадчиво смотрел на волчицу, после чего перевел взгляд на Тибурона. – Если ты вдруг освободил ее, то предоставь бумаги. И не надейся соврать мне, будто она не из ачим баэль. Глаз у меня наметан.

– Мы не в вольном котле, – как можно спокойнее ответил Тархельгас. – Рабство здесь запрещено.

– Рабы, наемники, называй как вздумается, – мужичок медленно подошел к охотнику, – но закон в этом плане прост. Ты, – он тыкнул ему в грудь пальцем, – либо предоставляешь мне бумаги на нее, либо отвечаешь, куда дел ошейник, который запрещается снимать. Я ведь могу просто забрать ее у тебя.

Неказистый мужик, которого можно было переломить пополам одним ударом, вел себя так, будто стоит ему только пожелать, и охотник будет умолять его сжалиться. Считал, что власти, дарованной ему городом, хватит прижать к ногтю любого.

Он тыкнул в Тархельгаса пальцем второй раз и повторил вопрос.

Как же велико было искушение перегрызть ему глотку. Тибурон оскалился, чуть зарычав, а потом схватил мужика за указательный палец, заломил его так, что вмиг поставил того на колени.

– Хочешь спросить еще раз?

– Ты, – прохрипел он от боли, с голосом, полным сочащейся злобы, – пожалеешь об этом.

Подобное заявление почти вызвало у Тархельгаса улыбку. Именно она и помогла ему взять себя в руки и не отломать тому палец, словно сухую ветку.

– Не шибко умный ход – начинать угрожать, когда не имеешь понятия, с кем говоришь. – Тибурон свободной рукой отодвинул плащ, чтобы показать висящую на поясе печать в виде позолоченного меча, пронзающего серебряный круг, которая обозначала его ремесло.

Уже после Тархельгас отпустил мужика, и тот, схватившись за кисть, рухнул в грязь. Чертыхаясь, он попытался подняться, как раз когда к нему с пустыми руками вернулись его амбалы, так и не поймав девчонку. Не понимая, что происходит и почему их начальник валяется на земле, они было хотели пустить в дело свои дубинки, но печать, которую незнакомец не скрывал, остудила их пыл.

– Мы охотники, – со сталью в голосе проговорил Тибурон, – и ни в каких бумагах, удостоверяющих ее свободу, ты не нуждаешься. Хватит и того, что она выполняет предписания заказчика.

Молчащая Кара, которая пыталась не влезать в разговоры Отрубателя Голов, когда вопросы касались вещей, ей не понятных, в подтверждение сказанных слов собиралась показать свою печать, но Тархельгас едва заметным жестом запретил ей что-либо делать.

Амбалы к этому времени уже подняли своего начальника, и тот, отмахнувшись от их помощи, начал прожигать Тибурона взглядом, не собираясь его так просто отпускать.

– Тогда мне нужны документы на ваше ремесло.