Зимой у Мишани посерьезней дела были – туристов по Каше водил. Чуйка у него была, ни разу не терял спутников, обходилось все хорошо. Только деньги не водились, все девались куда-то.

А теперь было раннее лето, утро. Мишаня глаза разлепил, оттого что в дверь колошматили и кричали. Голоса молодые, мужские. Он лежал, моргал, соображая, снится это или взаправду. Стучали и стучали, и дверь тряслась. Ногами, что ли?

Он встал, поплелся ко входу, почесывая щетину и комариные укусы. В голове гудело, во рту сушняк. Самогон из Каши все гнали. Для себя можно. И для других, если только не наглеть. Мишаня отодвинул засов и на себя дверь дернул. Парень в капюшоне чуть не упал. Двое их было, молодые совсем. Затихли, замерли, рассматривая хозяина. Рожи вытягивались потихоньку.

Мишаня тоже смотрел внимательно. Нездешние, понятно, одеты хорошо, ботинки крепкие, рюкзаки здоровенные. Чистенькие, как будто мамка вымыла до скрипу. Как добирались, интересно?

Тут Мишаня подумал, а он-то им как видится? Опухший, небритый, с колтунами. На лице и руках Каша засохла, от мошкары ей мажутся. В доме грязища, мухи гудят. То-то они так смотрят. Студентики, небось?

– Здравствуйте. Вы Михаил? – спросил тот, что ближе стоял.

– Здорово. Ну я.

– Слушай, Ромка, – второй потянул первого за рукав, – подожди.

– Да ладно, – отмахнулся тот.

– Мы сейчас, – сказал второй и дверь закрыл.

Бубнили они там что-то на два голоса, спорили. Мишаня зевнул с хрустом, хотел попить, а воды не было. Бабка, так ее растак, не удосужилась в доме крантик сделать. Денег, видишь, не было. И газ не провела, баллоны брать приходится. А дорого. Он дверь открыл, городские отскочили, и к колодцу пошел, ведро вытащил, кружка рядом лежала, напился. В ведре солнце плескалось, ничего так, не холодно. Жаль, ветра нет, так и зудят вокруг кровопивцы. С размаху хлопнул себя по шее, расчесал до крови.

– Михаил, у нас к вам разговор, – сказал тот, что первый, в капюшоне. Стоял, лыбился. А другой хмурый.

– Ну пошли, если разговор, – сказал Мишаня без интересу.

– Меня Роман зовут, а это Артем, – представился тот, что с улыбкой.

Мишаня кивнул.

– Вас рекомендовали как опытного проводника.

Мишаня пожал плечами.

– Нам нужно в Кашу. Как можно ближе к центру. И как можно скорей.

– Так лето же. Летом не суется никто, – сказал Мишаня.

– А нам надо, вот именно сейчас, понимаете, – зачастил Роман.

– Сдурели совсем?

– Мы биологи, образцы собираем, зимой любой дурак может. А мы пойдем сейчас, и может, нобелевку получим. И заплатим хорошо. Вот вы зимой сколько берете?

– Полтинник, – бросил Мишаня.

– Вот, а мы… мы семьдесят дадим.

– Не получится. Гнус сожрет, – равнодушно сказал Мишаня.

– Пошли, Ромыч. Он не сможет, – подал голос другой студент.

– Да подожди, – отмахнулся Роман, – дай покажу, – и отошел подальше.

Мишаня вздохнул и пошел следом. И Артем тоже. Роман засучил до локтя рукава, левую руку намазал жидкостью из флакона, а правую не стал, выставил руки вперед. Левую комары с мошкой облетали стороной. С полминуты, может, прошло, Роман сморщился и стал чесать правую покусанную руку.

– Дай попробую, – сказал Мишаня. Растер вонючее прозрачное снадобье, постоял чуток. Комарики-мошки вились, вились, а не садились. Руку приблизишь – улетали.

– Вот. Хоть раздетым по лесу бегай, – сказал Роман.

Мишаню от этих слов аж перекосило. Он поглядел на парней внимательней. Значит, не учатся, а работают? Биологи, значит, образцы, значит? И деньжата есть. Деньжа-а-а-та. Тут его в мыслях немножко занесло. Это ж чего можно сделать? Крышу, скажем, поправить? Подкопить еще и хороший мотоцикл купить? А может, на Юга махнуть, сына взять и на море, дней на десять? Прямо зажмурился от мысли такой.

– Ну, тогда подумать можно, – сказал он и махнул рукой в сторону дома.

– Вот и поговорим, – обрадовался Роман. Артем по-прежнему хмурился, но тоже пошел.

Поговорили. Мишаня выторговал, обмирая от собственной наглости, восемьдесят, и не думал, что согласятся, и все затраты за их счет. Артем морщился, говорил, что денег мало на самом деле, Роман пихал его в бок и говорил, что все отобьется. Спальники у них свои были. Мишаня решил, что возьмет старый тент, а пластик, чтобы дорогу гатить, у соседа можно одолжить.

– Деньги только покажите, – потребовал он.

Гости переглянулись:

– Э, нет, все не отдадим. Полный расчет после возвращения, – заявил Роман.

– Если денег нет, то и не пойдем никуда, – буркнул Мишаня.

– Да не боись, начальник, вот, гляди, – Роман вытащил из-за пазухи пачку.

– Половину вперед.

– Как соберемся полностью, так и отдадим. А это на провизию, – Роман отделил новенькую пластиковую купюру.

Такие были в диковинку, хотя в городе давно ходили. Мишаня повертел ее в руках.

– Ладно. Вода в колодце, хлеб, чай, сахар в шкафу. Газ без меня не жечь, чай на керосинке сделаете.

– Ишь ты, ка-ра-син-ка, – протянул Роман, глядя на горелку, как на чудо.

Мишаня пожал плечами и пошел. Вернулся с припасами. Городские за это время немного почистили избу, вымели сор и даже протерли окошки. Мишаня сварганил супчик из тушенки, поели, прибрали и снова уселись за стол. Он карту развернул.

– Вот, значит, мы тут. А вы куда хотите?

– Сюда примерно, – показал Артем.

– К самому Горшочку, – хохотнул Роман.

Мишаня поморщился. Слово это местные просто так не произносили. И вообще, правила есть, когда туда идешь. Или даже собираешься. А эти не знают ничего. Плохо. Может, оно и обойдется конечно.

– Понял. Зимой-то я там был, а летом не приходилось.

– Ну, значит мы будем первыми. Вся слава нам. И вам.

– Да нет, экспедиции там были раньше. И дроны добираются. Сам я там не ходил летом. Зимой ходят, – сказал Мишаня.

– Мой отец туда ходил, восемь лет назад, – подал голос Артем.

– А чего вы без него тогда? – спросил Мишаня.

– Он умер, – сказал Артем, глядя в сторону.

– Мы, можно сказать, в его память, – начал Роман.

Артем тяжело посмотрел, и тот умолк, впервые смутившись.

– Вы-то первый раз тут? – спросил Мишаня.

Они кивнули.

– Ну тогда пойдем поглядим на Кашу. Погода как раз хорошая, – он тяжело поднялся, соображая, что взять. Решил пока ничего не брать.

Намазались они чудо-средством от комаров, но сетки Мишаня сказал все равно надеть, нечего перед местными физиономии светить.

Примерно через полчаса ходу началась Каша. Тут еще и деревья росли, и кустарник. Тут идти одно удовольствие. Дальше – хуже, надо лапти надевать. Так обувку вроде снегоступов называют. А потом только гать. Потом пар, туман, видимости нет. Засосало у Мишани под ложечкой. Не дело это, летом ходить, не дело.

Городские стояли, озирались. Вокруг на ветвях повязаны были разноцветные ленточки. Отсюда обычно уходили. Некоторые ленточками не ограничивались, но алтарь Мишаня показывать не стал. Не поймут. Сделал несколько шагов вперед и рукой поманил за собой:

– Надо зачерпнуть, по рукам растереть. И съесть немного. Может, по дороге другой еды не будет.

– Да ладно, мы ж возьмем! – сказал Роман.

– Давайте, давайте, – поморщился Мишаня.

Ребятки набрали в горсти сероватую массу, размазали, попробовали осторожно.

– Ничего так. Невкусно, конечно, – сказал Артем.

Мишаня кивнул, а сам смотрел внимательно, вглядывался, слушал, не будет ли знака какого. Вдруг их Каша не примет, двоих этих? Ничего такого не было. Птички тенькали, бурундук посвистывал, дразнился, комары звенели, ветерок теплым веял, облачка гнал по небу.

– Ладно. Как соберемся, так и двинем, – сказал Мишаня.

Вечером они складывали рюкзаки, паковали вещи, проверяли все. Называли они друг друга Ромыч и Темыч, придурок, гнида и урод. По-дружески так. И курить ходили. Мишаня строго предупредил, чтоб окурки в ведро кидали, не на землю. И в Кашу окурки нельзя, в карманах таскать придется.