Он удивленно сказал: — Я никогда раньше не видел вас таким. Вы действуете почти так же неразумно, как изобретатель. Вы даже не хотите слышать, что я должен сказать об этом деле. Вам следует расслабиться, мистер Сэдл. Вы здесь как адвокат, а не как повитуха.

— Я не думаю, что это очень смешно, мистер Кроум, — и я продолжил объяснять высокую ценность этого дела, и он, казалось, тогда меня слушал. Перед моим уходом он пообещал тщательно рассмотреть это дело. Это было все, что он когда-либо обещал, поэтому я поблагодарил его и вернулся в свой офис. Я подал свою поправку в дело на следующий день. Прошло восемь месяцев, прежде чем я получил следующее Заключение Экспертизы.

Каллахан вернулся через шесть месяцев и сразу же открыл проект на Неразрываемую Бумагу. Мы вдвоем сели вместе, чтобы определить наилучший способ проведения исследования.

Я сказал: — Генри, мы уже составили полную программу исследований. Все, что нам нужно сделать, это следовать ей.

— Мы должны это сделать? — удивился Каллахан.

— Конечно. И я выложил перед ним копию нашей патентной заявки и пролистал ее страницы. — Все, что нам нужно сделать, это проверить все приведенные здесь примеры, чтобы убедиться, что все они работают. Если это так, программа будет завершена, за исключением самого продукта и коммерческого производства. Наша заявка на патент станет лучшим руководством по исследованиям, которое мы могли бы получить.

— Ну, что же, конечно,— ответил Каллахан. — Мы уже потратили много времени на разработку всевозможных заменителей и эквивалентных реакций. Все это здесь указано. Хорошо. Я все устрою.

Каллахан начал распределять работу между своими группами, а я вернулся в свой офис. С тех пор каждую пятницу днем я посещал его лаборатории, чтобы посмотреть, как продвигаются дела. Они шли хорошо. С самого начала фактические результаты, достигнутые исследовательскими группами, соответствовали прогнозам, которые мы сделали в нашей патентной заявке. На встречах в пятницу у нас с Каллаханом вошло в привычку бросать довольные и понимающие взгляды друг на друга, пока потоки данных продолжали подтверждать нашу работу. Так счастливо пролетело несколько месяцев. Затем пришло письмо от «Лэйф Рюд Консалтинг Инкорпорейшин» из Бостона. В письме говорилось, что их сотрудники знают, что в Лабораториях Маршара разрабатывается удивительно крепкая бумага, и им будет очень интересно обсудить с нами возможности получения лицензии на ее производство. Я схватил письмо и ворвался в кабинет мистера Спардлтона.

— Просто прочтите это,— почти крикнул я, протягивая ему письмо. — Это та компания, которая наняла техника Каллахана. Теперь они знают все о Неразрываемой Бумаге. Этот техник рассказал им все. Я думаю, мы должны подать на них в суд — за разглашение коммерческой тайны или что-то в этом роде. Я добавил гораздо больше, когда мистер Спардлтон закончил читать письмо и сидел, держа его в руках, и глядя на меня, пока я расхаживал взад и вперед перед его столом. Пока я ходил и говорил, я, наконец, осознал тот факт, что мистер Спардлтон ждал, когда я закончу; я мог догадаться об этом по выражению его лица. Я остановился перед ним и замолчал.

Он сказал: — Вам не кажется важным, что это письмо было отправлено нам, юристам Лабораторий Маршара, а не напрямую в Лаборатории?

Я подумал об этом, а он продолжил: — Кроме того, как я понимаю, люди «Лэйф Рюд» имеют хорошую репутацию.

Это тоже было верно, и я видел, к чему он клонит. Люди с хорошей репутацией не пытаются действовать быстро, немедленно настораживая юристов другой стороны. На самом деле, когда я остановился, чтобы подумать об этом, я понял, что они делают все возможное, чтобы проявить осторожность в этой ситуации.

Мистер Спардлтон сказал, возвращая письмо: — Я предлагаю вам связаться с доктором Маршаром, и затем договориться о том, чтобы поговорить с этими людьми и посмотреть, сможете ли вы договориться о какой-нибудь выгодной лицензии. Маршар сейчас полностью предан своему делу, и я не думаю, что у него есть время использовать эту бумагу, даже если это что-то даст.

Я посмотрел на него, ошеломленный тем, что он все еще сомневается в бумаге на этой поздней стадии игры. Он увидел мой взгляд и сказал: — Ой, я имею в виду эту веху в бумажной технологии, как только она будет объявлена миру.

Это казалось лучше, более по существу. Я позвонил доктору Маршару и обнаружил, что мистер Спардлтон, как обычно, был прав. Доктор Маршар был бы рад выгодному соглашению о лицензировании. Затем я позвонил в «Лэйф Рюд» по телефону; это показалось мне более быстрым, чем писать. Я назначил дату встречи как можно скорее, через неделю.

За день до отъезда в Бостон я связался с Каллаханом, чтобы убедиться, что все наши данные верны. Мы рассмотрели все аспекты Неразрываемой Бумаги. Я выбрал дюжину хороших образцов бумаги различного состава и толщины и положил их в свой портфель вместе с копией заявки на патент. Я решил, что могу даже представить им копию приложения, если это поможет показать, какое чудесное открытие мы сделали. Мы с Каллаханом торжественно пожали друг другу руки, и он пожелал мне удачи. Я вернулся в свой офис для последней быстрой проверки, заинтересовался книгой Забелла и отправился домой без портфеля. В этом не было ничего противоестественного, так как мой самолет улетал только в десять утра, и я все равно планировал вернуться в офис.

Я попрощался со Сьюзен и мистером Спардлтоном, взял свой портфель с радиатора, куда Сьюзен положила его накануне вечером, и сел в самолет.

Был холодный сырой день, и в воздухе витала угроза дождя. В Бостоне я поймал такси до лабораторий «Лэйф Рюд» на Массачусетс-авеню. Сам доктор Рюд присутствовал на встрече вместе с полудюжиной своих коллег. Доктор был невысоким мужчиной, щеголеватым, совершенно непохожим на химика-исследователя, и его речь и манеры были столь же безупречны, как и его одежда. Только его руки выдавали его; они были испачканы желтыми и черными пятнами, которые выглядели совершенно неуместно на этом мужчине. Доктор Рюд открыл встречу объяснением относительно техника, которого он нанял в лабораториях Маршара два года назад. — Всего неделю назад, — сказал доктор Рюд, — мы поставили его перед проблемой химии бумаги. Он рассказал нам, что свойства, которые мы искали, и многое другое, уже были найдены вашей лабораторией. Он больше ничего не сказал, и мы бы не позволили ему сказать большее, за исключением того, что вы были патентным поверенным, который работал над этим делом. Это все, что мы знаем об этом деле. Мы надеемся, что у вас есть что-то, представляющее взаимный интерес, но мы знаем не больше того, что я вам сказал.

Я ответил: — Спасибо, доктор Рюд. Я понимаю, как все это было. Уверяю вас, нам в Вашингтоне никогда не приходило в голову, что что-то могло каким-либо образом выйти за рамки дозволенного.

Собравшаяся группа улыбнулась, и я улыбнулся в ответ, и мы все почувствовали себя дружелюбно друг с другом. Доктор Рюд прочистил горло и сказал: — Ну, есть ли что-нибудь, что вы можете рассказать нам об этой… о бумаге, обладающей некоторыми очень интересными свойствами?

Я продолжил: — Я многое могу рассказать вам о бумаге, которая у нас есть, но предположим, что сначала я покажу вам несколько образцов, прежде чем что-нибудь скажу. Нет ничего лучше самих товаров, чтобы вести о них разговоры.

Мы все рассмеялись, когда я достал из портфеля полдюжины листов размером двенадцать на двенадцать и передал их по столу. Я наблюдал, как химики ощупывают листы, наслаждаясь их мягкой прохладой, и я услышал комментарии шепотом: «хорошая», «превосходная мягкость», «прекрасный цвет» и некоторые другие. Доктор Рюд спросил: — Это пробные образцы, мистер Сэдл? Вы не возражаете, если мы их порвем?

Что ж, вы понимаете, что это был именно тот вопрос, которого я ждал. Я откинулся на спинку стула и позволил легкой улыбке заиграть на моем лице. Я ответил: — О нет, джентльмены, не возражаю. Давайте, порвите их.

Я видел, как несколько человек взяли листы большими и указательными пальцами и осторожно потянули. Я увидел, как листы на мгновение натянулись, а затем — как, будто они были не более чем обычной косметической салфеткой — я увидел, как волокна разошлись, когда каждый человек легко разорвал листок пополам.