Очнулся Олег в тесной каморке, привязанный к широкому столу. Затылок жутко саднило, болела голова. Комната насквозь провоняла палёным волосом и свернувшейся кровью.
― Очухался? ― над Олегом стоял дед Аркадий с коптилкой в левой руке.
― Башку приподыми, "Москвич".
Олег, сам не понимая зачем, превозмогая боль, приподнял голову. Старик приложил к ране на затылке влажную тряпицу, сочащуюся приятной прохладой. Стало немного легче, и Олег, наконец, решил поговорить с заклинателем, полагая, что наедине тот сможет больше поведать интересных подробностей. Олег не желал становиться жертвой, пусть и был виноват в катастрофе, но ещё больше он не хотел оставаться в неведении. Стать бездумным жертвенным барашком совершенно не входило в его планы.
― Послушайте, как вас там, Аркадий. Я ничего не понимаю. Дождь, жертвоприношение, лесные люди... Я, вообще, здесь случайно оказался.
― Случайностей не бывает, поверь моему опыту, ― вздохнул старец, и добавил:
― А если и бывают, то ты оказался не в том месте, и не в то время.
― Но это невозможно. Я до сегодняшнего дня считал, что Лесные жители - это выдумка, детская страшилка. И почему меня - в жертву? Что я вам сделал?
― А почему нет? Жертва нужна, чтобы вызвать дождь и спасти лес от огня. Не знаю как, но это всегда помогает. А своих-то людей жалко - мы ведь все, так или иначе, родственники друг другу.
Олег попытался встать, но верёвки больно стянули запястья и щиколотки - привязали его на совесть. Поняв, что вырваться не получится, он решил прояснить ещё один запутанный вопрос:
― А вот ещё... Почему этот здоровяк, Николай, сказал, что он москвич? Его-то вы в жертву не приносите, хоть он и с моего города.
Старик неожиданно расхохотался, да так самозабвенно, что под конец зашёлся в приступе кашля. Отдышавшись и утерев выступившие на глаза слёзы, дед Аркадий вымолвил:
― У-у-х, рассмешил! Да я Кольку с пелёнок знаю, а москвич он, да и все мы, потому что вот это и есть Москва. Настоящая Москва, ― и заклинатель взмахнул руками, будто желая охватить ими все окрестные тоннели и залы.
― То есть, как это? А я тогда где живу? ― изумился коренной москвич Олег. Старик выразительно моргнул, давая понять, что удивление Олега принимает, как должное.
― Да, ты выслушай, парень - всё поймёшь. Давно, очень-очень давно в этих тоннелях было светло и многолюдно. Под землёй стремительно раскатывали поезда. И не те чудовища, что теперь, чадя чёрным дымом и утопая в клубах пара, едва волокут пару десятков вагонов, а чистые, мощные, быстрые. А на поверхности высились огромные дома, макушкой подпиравшие небо, в которых жили и работали люди, и количество их не поддавалось никакому разумному счёту. Город, а это была настоящая Москва, напоминал муравейник, где по дорогам бегали жуки-автомобили. Не в пример теперешним парокатам, те, прежние машины, были лёгкими и быстрыми.
Для этих машин требовалось много дорог, и, чтобы построить одну из них, однажды было решено срубить лес. В веках сохранилось его название - "Химкинский". Но у леса нашлись защитники. Эти люди пытались убедить власти города, что нельзя уничтожать лес - с лесом надо жить в мире. Но власти не желали прислушиваться к словам защитников Химкинского леса. Напротив, их избивали, подвергали гонениям, лишали свободы по ложным обвинениям. В итоге, люди ожесточились, отчаялись, и стали действовать решительнее. В день, когда в очередной раз нож бульдозера был занесён над сосновой порослью, боевые дружины защитников леса подорвали в разных частях города "грязные бомбы".
Вскоре смертоносная радиация насквозь пропитала город. Часть жителей погибла, часть покинула город, а кое-кто остался в обширных подземельях Москвы. Те, кто бежал из города, вскоре основали новый, сохранив прежнее название "Москва", но то не была Москва - получилась лишь жалкая подделка древней столицы. Настоящая Москва погибла, и лишь в её подземном чреве теплилась живая душа города, хранимая нашими предками.
Но и на поверхности смерть и безмолвие царили не так уж долго - спустя всего десять лет на безлюдных улицах шумела молодая лесная поросль. А по прошествии пятидесяти лет, уже вряд ли кто сказал бы, что там, где мохнатые облака ласкают макушки высоких сосен, полвека назад бурлил огромный мегаполис.
Настоящие москвичи не покинули руины города - они прятались под землёй, пока излучение не ослабло. Потом они научились жить в гармонии с лесом, и стали настоящими "людьми леса", как любят называть нас малохольные горожане. И жить в согласии с лесом они завещали своим детям и внукам. А те создали особый свод законов и ритуалов, который хранится кастой жрецов-заклинателей, к которым принадлежу и я, ― дед Аркадий прервал свой рассказ, чтобы перевести дух. Ничего не поделаешь - почтенный возраст, он и у парового котла дышать полной грудью мешает, и в лесу.
Олег не упустил случая вставить свои "пять копеек":
― Красивая сказка, но не очень правдоподобная.
― Дурак ты, парень! Сказка - это история, которую вам в школах преподают. А то, что я рассказал - истина. Нельзя бороться с лесом - с ним надо ладить, и тогда тебе не страшен ни голод, ни холод, ни полицейские дирижабли. Лес - он всё помнит и понимает. За добро отблагодарит, и за зло строго спросит. Это, кстати, и ваши правители понимают, потому к нам особо не суются. А вот торговлю с нами ведут на нейтральной территории. Вымениваем дары леса, и удивительные материалы, оставшиеся от старой Москвы, на оружие, сахар, муку и прочие припасы. Дела эти ведутся, правда, в тайне от простых людей, вроде тебя. И правильно - надо ведь кем-то детей, да девок молодых пугать, чтобы вели себя пристойно, ― старик рассмеялся. А вот Олегу было не до смеха, и он, заметив, как развеселился заклинатель, вновь попытался уговорить его:
― Дед Аркадий, отпусти меня. Клянусь, тут же про вас забуду. Слова никому не скажу о лесных людях.
В ответ раздался притворно-горестный вздох:
― И рад бы, Олежка - парень-то ты неплохой. Но, увы, не могу. Наверху бушует страшный пожар, и надо что-то делать. Если мы принесём тебя в жертву, то вызовем дождь, который погасит огонь. Лес будет спасён, а значит, будет жить и старая, настоящая Москва.
