Мои доводы кажутся ей убедительными, мы целуемся, пока нас не отвлекает официант – он принёс морс.
XXХ
Всё это напоминает обряд группового причастия. Только вместо крови и плоти Христовой морс и охотничьи сосиски, а сам предмет культа вот он – старый хрыч с портрета.
– Не переживай, это нормально, – говорит моя собеседница, терзая вилкой и ножом сочащуюся жиром, всю будто в гнойниках и коросте жареную сосиску.
Я так поражён тем, как она, отрезав кусок, отправляет его в рот, что не могу сосредоточиться на её словах.
– На встречи с писателями всегда плохо ходят, – продолжает она, проглотив.
Её губы блестят.
Я знаю, эти слова – ложь, но я благодарен, что она хотя бы не добавила «за исключением звёзд». Не противопоставила меня авторам бестселлеров, к которым выстраиваются часовые очереди.
Подписать книжку.
Не чужую, разумеется.
Одновременно я всё ещё зол за то, что она публично унизила меня. Она волнует меня, и одновременно мне хочется отомстить.
– Ты, это, не подведи, – говорит один разомлевший от еды и выпивки боров другому борову.
Оба сидят близко к нам, в торце одной из вертикальных опор буквы П.
– Не подведу, – отвечает боров. – Не подведу папу.
Оба выжирают по рюмочке.
Этот краткий подслушанный диалог, с одной стороны, помогает мне отвлечься, с другой – сообщает, что один из говорящих приходится усопшему сыном.
Здоровый кабан, поросший волосом и шерстью, пиджак свой с плечиками снял, рубашку расстегнул, на лбу испарина, глаза тупые, и это чудище называется сыном?
Где белая растрёпанная макушка, где тонкая загорелая шея? Одни щёки чего стоят, мясистые бурые щёки, за которые постоянно заливают водку и запихивают еду. И это называется сыном? Какая мерзость.
– Я тогда с вопросами не пережала, в книжном магазине? – спрашивает она, жуя.
– Нисколько… – отвечаю я. – Главное – привлечь читателей, и нам (я снова употребил «мы») это удалось.
Она внимательно смотрит на меня и складывает свои красивые губы особенно привлекательным образом.
– Не переживай.
Я решаю не пытаться убедить её в том, что не переживаю. Начни я спорить, она точно решит, что я на грани.
XXХ
Не знаю почему, из-за еды, духоты, из-за близости поминок или поцелуи её вдохновили, а может, просто из-за женской болтливости, моя собеседница принялась говорить о разных, в том числе и совершенно посторонних вещах. Женщины так умеют, возьмут вдруг и давай тараторить о второстепенных новостях, каких-то неизвестных людях, о чём угодно, сообщая между делом вещи весьма интимные.
Самой примечательной мне показалась история про то, как в юности она мечтала получить букет. Старания её долго оставались тщетными, но вот у неё появился парень, который, само собой, принялся назначать ей свидания, приглашал в парк, в кино и в кафе (в зависимости от погодных условий и собственного финансового положения), но цветов почему-то не дарил. Она на него возлагала надежды, а он тупил. Решив взять дело в свои руки, она ему сказала прямым текстом, и в следующий раз видит – сидит её парень у подъезда, её поджидает, а в руках букет. Точнее, не букет, а пучок стеблей, зато изо рта лепестки тюльпанные торчат, он как раз последний бутон дожёвывал.
Оказалось, у того парня тоже была мечта – попробовать гидру. И надо же было такому случиться, что возможность представилась аккурат перед свиданием, к которому он подготовился, то есть был при букете. Шанс – штука прихотливая, упускать нельзя. Он всего три тяги сделал и к ней. Добрался благополучно, но тут, как водится, проснулся аппетит. И вообще, эти тюльпаны такие плотные, такие бархатистые, упругие, хоть и горьковатые.
Увлекательная история, что и говорить. Мне захотелось достойно отплатить за такое откровение, и я сказал, что розовые кирпичи барной стойки, перед которой мы устроились, представляют собой блоки окаменелой соли.
– Ты пробовал? – спросила она.
– Да, – ответил я.
– Попробуй ещё раз.
Я лизнул палец, провёл по кирпичам…
– Не так, языком, – сказала она.
Я слез со стула, склонился и лизнул розовый кирпич.
– Ну как? – спросила она.
– Непонятно, – ответил я.
3
Встречи наши сделались регулярными и перенеслись в мою квартиру. В первый раз она отметила, что у меня приятный цвет стен, а я снял с неё свитер. В другие разы всё было примерно так же. Я старался проявлять чуткость и не торопиться. Тем более она успела поделиться со мной горьким опытом взаимодействия с торопливыми и даже грубыми мужчинами, снабдила меня целым списком собственных горестных разочарований (история с обглоданным букетом оказалась бусинкой в длиннющем ожерелье). Будучи и торопливым, и грубым, я, разумеется, решил всех этих говнюков обскакать.
Стараясь действовать добросовестно, я задумывался и порой забывался. Очень скоро она даже попеняла на мою некомпетентность – вместо клитора я лизал то, что она назвала лобковой костью.
В своё оправдание могу сказать, что сосала она аккуратно, как отличница, которая старается, но совершенно не понимает, зачем это нужно. Верхом ужаса для неё была эякуляция в рот. Предвосхищая мои поползновения в этой области, она в красках припомнила один ужасающий случай, когда мужчина принудил её к подобному, что нанесло ей непоправимую психологическую травму. Услышав это, я поневоле сжалился над поруганной бедняжкой, не желая ненароком ранить её повторно, хоть испытывал серьёзное желание овладеть её наговорившими мне столько гадостей чумовыми губами. Борясь с собой, я старался держать собственный хуй подальше от её рта, и это ограничение, разумеется, не прибавляло мне пыла.
Помаявшись таким образом некоторое время, мы наконец кончали. Точнее, я кончал, а она, как говорится, просто получала удовольствие. Посмотрев на часы, она обычно сообщала мне, чтоб я прекращал усердствовать, а трахал её так, как считаю нужным. Оживившись, я трахал её так, как считал нужным, в результате чего я кончал, а она «получала удовольствие».
Подстёгиваемый желанием её раскачать, победить её скептицизм, победить повторённые через магазинные звукоусилители разгромные слова, я назначаю всё новые свидания.
Встречаемся мы в дневное время – она замужем, у неё сынок во втором классе. Сексуального наслаждения муж не дарит, взаимопонимания нет, брак не расторгают ради сына, которым прикрывают жилищный вопрос.
Я продолжаю стараться. Вот тебе за картонных персонажей, за расползающуюся претенциозную графоманию, вот, вот, вот…
Торжество, однако, постоянно срывается. Каждый раз случается какая-нибудь заминка, и вместо упоения победой я вынужден довольствоваться снисходительной, понимающей улыбкой.
Ласковой и немного жалостливой.
Бедный мальчик. Старается, но таланта бог не дал.