– На ней синтетический плащ? – спросила жена художника, жуя утку.

– Чем она себя облила? – спросила хозяйка так, как если бы интересовалась, какой приправой посыпано блюдо.

– Лампадное масло не коптит, я его всегда покупаю для керосиновой лампы, если мероприятие тематическое, – сказала стройная жена толстого коллекционера.

Интересно, как воняет горящий синтетический плащ?

Противно воняет?

Коптит?

– Что чувствуешь, когда горят волосы? – спросил хозяин.

– Я сожгла прядь волос одноклассницы, – сказала жена художника. – Омерзительный запах.

Жена художника тронула свой парик.

– Летом я жарил шашлык и у меня загорелся рукав, – сказал коллекционер.

– А у него однажды расплавился контейнер в микроволновке, – сказала жена хозяина про хозяина. – Он до сих пор не знает, в каких контейнерах можно подогревать еду, а в каких нет.

– Настоящий кулинар не обязан разбираться в микроволновках, – сказал хозяин.

– Очень жаль прохожего, который бросился её тушить, а она его оттолкнула, – сказал специалист по мёртвому языку. – Каково теперь прохожему?

– Не подумала ни о детях, ни о муже, ни о прохожем, – сказала жена коллекционера.

На видео нет звука. Она кричала? Что она кричала? Каково это, когда твой плащ сплавляется с твоей кожей и мясом? Она оделась в лучшее? Она оделась в горючее? Она оделась в то, что не жалко? Указаны ли на одёжных бирках данные о горючести вещи? Про условия стирки написано, про состав ткани написано, об уровне горючести ничего. А зря. Если самосожжения войдут в моду, людям захочется уйти ярко, захочется облачиться не абы во что. Пусть будут красивые наряды, которые смогут пылать разноцветным пламенем, пылать, отбрасывая замысловатые искры наподобие салюта. Её так забирает эта мысль, что она принимается оттягивать своё платье под мышками и сворачивать голову, чтобы разглядеть бирку. Она не уверена, что бирка вообще существует, но если да, то очень интересно. Она никак не может разглядеть бирку, она просит специалиста по мёртвому языку заглянуть к ней под платье, найти бирку. Она даже встаёт со стула, чтобы ему было удобнее. Специалист по мёртвому языку смущён, но подчиняется. Хозяева и гости тоже, что называется, смущены. Специалист по мёртвому языку ничего не обнаруживает, они снова занимают свои места за столом. Она сообщает, что рядом с мемориальной скамейкой всё быстро почистили, не осталось никаких следов, только чёрное пятнышко на мостовой.

Все пришли к выводу, что не дай бог, что очень жалко, что нельзя находиться в горючей одежде вблизи открытого огня. А женщина явно была не в себе. Возможно даже, нельзя, конечно, так говорить, но возможно, так лучше для всех. А если бы она подожгла детский сад или дом престарелых? Или музей изобразительного искусства? У них в Нижнем Новгороде очень красивое здание музея изобразительного искусства. Да, на набережной. Да, купеческий особняк на высоком берегу Волги. Это дом купца Рукавишникова. Знаменитый скульптор Рукавишников его потомок. Хорошо, не знаменитый, но известный. Памятник Достоевскому перед Ленинкой – его работа. Набоков тоже его потомок, не скульптора, а купца, мать Набокова из семьи Рукавишниковых. Этот дом внутри весь голубой. Нет, бирюзовый, цвета Tiffany. Какой же это Tiffany, обычный голубой цвет, полы паркетные. Всех заставляют надевать тряпочные бахилы на завязочках – полы берегут. Бахилы эти никто не стирает, с них грязь так и сыплется. Как можно вот так взять и поджечь себя? Что, прямо сама себе рукав подожгла или воротник плаща? Видно, как огонь скакнул вверх от груди к шее, словно рыжий котик, а потом на волосы. Она пристегнула себя к мемориальной лавочке наручниками – вот настоящий портрет женщины в огне. Что же нас всех ждёт?

– Нас ждёт маковый рулет, – её спутник, специалист по мёртвому языку, прочитал десертный пункт в меню.

Вошли служанки, подали десерт.

– Что это такое? – спросил хозяин. Он водил глазами рядом с собой, как человек привыкший, что его взгляд ловят. Его лицо стало красным.

– Любопытно, – сказал специалист по мёртвому языку.

– Это штрудель, – сказал коллекционер.

– Что здесь происходит? – спросил хозяин и снова поводил глазами, на этот раз диапазон его обзора расширился и в поле зрения угодила одна из служанок.

– Я отвечаю за подачу, сейчас выясню на кухне, – сказала старшая служанка и скрылась за белой дверью.

– Я приношу глубочайшие извинения, это возмутительно, – сказал хозяин.

– Да, неприятный инцидент, очень неприятный инцидент, – сказала жена хозяина.

– Я чувствую, что должен загладить вину перед вами, – сказал хозяин и поправил вилочку и ножик, лежащие по обеим сторонам тарелки со штруделем. Хозяин встал из-за стола и вышел в соседний зал. Вскоре оттуда донеслись звуки рояля. Лысый художник взял вилочку, отделил от своей порции штруделя изрядный кусок и отправил в рот. Специалист по мёртвому языку последовал его примеру. Все принялись за штрудель.

На прощанье сделали групповую фотографию на фоне абстракции с чёрными брызгами. Коллекционер вспомнил слова про беса, выдавленного в салат, и снова засмеялся. Он смеялся так заливисто и увлечённо, постоянно двигал головой и толкался локтями, что служанке, которая так и не объяснила фатальную путаницу с десертом, пришлось долго жать на красный кружок, чтобы из длинной череды фотографий можно было выбрать хотя бы одну не смазанную.

Когда специалист по мёртвому языку проводил её до квартиры, они оба вспомнили, что забыли букет в особнячке. Это к лучшему – пусть хозяйка думает, что букет изначально планировался ей. Она поблагодарила его за остроумную беседу и сказала, что мечтает об одном – поскорее уснуть. Он её поцеловал, и дверцы лифта захлопнулись над ним. Она облизала губы – вкус жареной утки оказался стойким.

В квартире она не зажигает свет, подходит к кровати, падает на кровать.

С полок смотрят белки кукольных глаз. В спальне много кукол. Она лежит на кровати так же, как утром лежало платье. Платье лежало поперёк кровати. Платье лежит поперёк кровати, только теперь оно наполнено ею. Платье наполнено ею до поры до времени. Пока она не улетучилась невесомым дымком, не превратилась в чёрное пятнышко под скамейкой на мостовой.

Ночные облака провисают между кипарисами, как перина между ножками кровати.

Они приехали ночью, когда небесный бог дрых.

Она отперла своим ключом. Кружилась, говорила таинственным голосом, как на детском утреннике, вела себя точно актриса из чеховской постановки. Она и есть актриса. И места чеховские – Ялта.

У них отношения.

Она кружится, позволяет себя сопровождать, недавно выложила селфи из постели – в углу его локоть.

От подписчиков вал повторов одного вопроса: кто счастливец?

Локоть в углу кадра – серьёзный шаг с её стороны, почти помолвка.

Локтя в инста-углу ей мало, взяла с собой, приоткрыла границы, впустила в личное пространство – своё курортное убежище. Подушки в мерцающих блёстках, зеркала в тусклых рамах, вид на море, вид на гору, белоснежная варочная панель.

Включили полы, в холодильнике вино с прошлого раза. Не местное, итальянское, регион Венето. Она сыпанула льда себе в бокал. Заломила резиновую формочку, кубики, звёздочки и сердечки посыпались. Вспомнилась ордынская казнь: пятки к затылку верёвкой.