Первая фраза решающая. Первая фраза должна быть ударной. Женщина в отражении нахмурилась, рот приоткрыт. От раздумий никакой пользы, только морщины. Каждое утро она старается придумать девиз предстоящего дня – первую фразу. Сегодня ничего не приходит в голову.

Она разглядывает себя. Она себя устраивает, даже нравится. Она себя заводит, она понимает своих мужчин, на их месте она бы тоже на себя запала. Она не выносит мозг, не орёт. Она знает, что с мужчинами не надо быть громкой. Кроме определённых ситуаций. Её тело приятно глазу и на ощупь. Её тело не угловато и не слишком округло. Её тело отзывчиво. Её тело готово к употреблению.

Она ходит по квартире раздетой и не закрывает дверь в совмещённый санузел. Она наслаждается тем, что можно и пёрнуть, и засмеяться. Неужели столь прелестная особа способна производить подобные звуки? Обычно к такому склонны мужчины. В чём-то она абсолютный мужчина. Мужчины любят её и за это.

У неё нет физических недостатков, разве что руки и ноги холодные. Но этому есть объяснение: она прямо сейчас стоит босая на кафельном полу без подогрева, а в руке у неё стакан с тонизирующим напитком. Она всегда смешивает себе тонизирующий напиток по утрам. Напиток получается золотистый, под цвет глаз.

Маникюр у неё ещё свежий, на укладку записалась. Ставит стакан, сжимает ладонями груди, ойкает от прикосновения своих же холодных и влажных из-за стакана пальцев. Поднимает груди вместе, затем по очереди и быстро туда-сюда, как бы жонглирует ими. Смеётся.

Если бы она жила с мужиком, в холодильнике была бы колбаса, сосиски, пельмени, водка, пиво, вот это вот всё. Когда живёшь с мужиком, трудно поддерживать форму. Она ест мало, в холодильнике пакет салата (забыла название), помидоры розовые, замоченная с вечера зелёная гречка. Она не морит себя в зале, а тело как у выпускницы.

Она не монахиня, конечно. Поклонников хватает, и некоторым она дарит свою благосклонность. Она рациональна, если видит перспективу удовольствия, не отказывается.

Она заранее сняла платье с вешалки и положила на кровать. Как будто женщина улетучилась невесомым дымком, а платье осталось на одеяле.

Она продевает ноги в трусы, груди вкладывает в лифчик. Застёгивает, расправляет. Она берёт платье за лямки, собирает ткань, заныривает.

Она смотрит на тачскрин – непрочитанные сообщения, неотвеченные звонки. Вчера отключила звук и забыла. Теперь он волнуется: такси ждёт, а она как в танке.

Прости, дорогой, допоздна писала корпоративные тексты, спускаюсь.

Она хмурится, она не любит, когда её тревожат. Она выходит из квартиры, запирает дверь, вызывает лифт, тряхнув головой, возвращается к двери, дёргает, чертыхается одними губами, роется в сумочке, отыскивает ключ, спешит в спальню, в сов-мещённый санузел, на кухню, в гостиную, стол, рабочая поверхность, подоконник, пол, коврик для йоги…

Телефон найден, торопится, запирает, лифт, двери открываются, двери закрываются.

Довольная, принимает позу перед зеркалом. Селфи в лифте, почему бы нет. Выбрав хороший ракурс, собирается щёлкнуть, но экран вспыхивает чужим дозвоном. Сбрасывает звонок, она не любит нетерпеливых.

Лифт медлит, освещение тускнеет. Балда, забыла нажать кнопку. Нажимает, возвращается к отражению, улыбается своей красоте.

Парикмахер нагибает её голову к умывальнику. Ей это нравится, она любит умеренное контролируемое проявление власти в отношении себя. В этом она видит плюсы женской доли. Чужие руки поливают её волосы водой, мылят шампунем, перебирают, массируют, омывают, вытирают. Чужие руки направляют на неё струю горячего воздуха, расчёсывают под струёй горячего воздуха, придают форму расчёской со струёй горячего воздуха. Её лицо в домике – причёска надёжно обрамляет его. Её лицо – скворечник: откроешь рот, вылетит птичка.

Очередное вызванное для неё такси доставляет её к старинному особнячку. Кукольное богатство. Он поджидает. Ходит туда-сюда по тротуару.

Они знакомы с весны, но переспали совсем недавно. Он очень вдумчивый и добросовестный, самостоятельно выучил мёртвый язык одного малого народа, в постель позвал только после того, как развёлся. Получилось, специально развёлся, чтобы с ней переспать. Её это, пожалуй, тронуло. А на той неделе торт прислал. Она не знала, куда этот торт сбагрить, но всё равно приятно. Он постоянно вызывает для неё такси, сегодня уже дважды вызвал. То ли заботится, то ли контролирует её перемещения. Сам ждёт на тротуаре с букетом.

Он открывает дверцу и подаёт руку. Поцелуй. Приветственный поцелуй переходит во что-то большее. Впрочем, без перегибов. Букет предназначен ей, а не хозяйке кукольного особнячка. На ровном месте того и гляди возникнет казус – их двоих пригласили в гости, при них букет, но они планируют забрать его с собой.

Пока он жмёт на кнопку звонка, она затягивается электронной сигаретой с ароматом манго. Жадно затягивается, будто школьница прикладывается к винной бутылке перед клубом.

Дверь особняка приоткрывается, высовывается голова. Это обыкновенная среднерусская голова с волосами полунатурального светлого цвета. Если обладательницу головы спросить, какой у её волос изначальный цвет, она затруднится ответить. Голова приглашает зайти внутрь и открывает тяжёлую дверь шире. Тело у головы женское, белый верх, чёрный низ. Это служанка. Внутри гостей встречают мрамор, чугун, латунь, массив дуба, позолота. Никакой пластмассы. Радушные хозяева, как и принято в таких случаях, стоят у лестницы. Розовощёкие, сытые. Не в том смысле, что они поели заранее, перед приходом гостей, чтобы не набрасываться на блюда, хотя она успела перекусить на кухне и он что-то стащил из холодильника, а в том смысле, что видно – они регулярно хорошо питаются и никогда, по крайней мере давно, не знали недостатка в чём-либо.

Год назад или около того жена была в отъезде, и хозяин особняка пригласил её сюда на обед. С его женой она тогда знакома не была, поэтому никаких угрызений не испытывала, почему бы не пообедать? Служанку он отослал, сам высовывался из двери, сам повёл в гостиную. Гостиную, расположенную не в парадной, а в жилой половине. Пока она курила, он облачился в передник и принялся стряпать. Ей часто попадаются мужчины, склонные к готовке. Она списывает это на свою стройность, даже худобу, глаза и рот кажутся большими – мужчинам хочется её накормить.

В тот день он запекал крупную рыбину, обмазывал, посыпал, обкладывал, фаршировал. Завидное усердие проявил. В результате комнаты с картинами изрядно пропахли. Она смотрела на современное искусство, абстракции, минимализм, гиперреализм и думала, сохраняют ли картины запахи? Со стороны вроде всё такое концептуальное, всё такое разное, а принюхаешься – рыба. Она представила, как ценители с тонким обонянием обнюхивают холсты дрожащими ноздрями, втягивают запахи и вместе с запахами в них, как на жёсткие диски, загружается информация обо всём, что происходило поблизости от этой картины, полная база событий, сохранённая запахом.

Пока рыба томилась, запертая в трёхсотградусной камере, хозяин снял фартук, бросил его на спинку стула и принялся окутывать гостью низким голосом, подсаживался к ней на диван, надвигался, как бы непроизвольно хватался, смотрел глазами, полными неги и оливкового масла первого холодного отжима.