— Немедленно отпусти мою маму, не то я тебя зарежу!

Форбен немедленно разжал руки, отпустив на свободу хохочущую Мери.

— Черт возьми! А это еще что такое?

Никлаус-младший покровительственно обнял мать за ноги, показывая всем своим видом, что она принадлежит ему и только ему. Смерил Форбена яростным взглядом и снова взмахнул кинжалом:

— Это — Никлаус-младший! И не вздумай снова взяться за свое.

Корнель готов был расцеловать его за эти слова!

— Вижу, Мери Рид, тебе есть о чем порассказать мне, — усмехнулся Форбен, которого немало позабавила решительность малыша.

Прошло довольно много времени, они сидели втроем, удобно устроившись в креслах, тесно придвинутых одно к другому, чтобы можно было разговаривать тихонько. Никлаус-младший, сломленный усталостью, спал сладким щенячьим сном. Аромат последних роз из сада, увядавших на столике, сменился запахом табака от трубок, которые все трое раскурили, как только Мери закончила свой рассказ. От нагретых в руках стаканов с настойкой веяло тимьяном.

— Я не могу отложить свой отъезд, — сказал Форбен. — Истинная цель моей поездки в Париж состоит вовсе не в том, чтобы получить некие распоряжения. У меня появились затруднения с одной дамой, которая хочет заставить меня на ней жениться, распуская для этого ложные слухи о своей беременности, и готова обратиться в суд. Дело дошло до ушей министра, который только посмеялся бы над этой историей, если бы мадам де Ментенон^[5] не возмутилась моим легкомыслием. Я знаю, что от меня ждут объяснений.

— Понимаю, — отозвалась Мери, сочувственно улыбаясь. — У тебя по-прежнему нет ни малейшего желания вступать в брак.

Форбен устремил на нее пылающий взгляд:

— Эта дама далеко не так привлекательна, как ты.

— Так что мы будем делать с Томом? — вмешался Корнель, которого это взаимопонимание резало ножом по сердцу.

— Приведи его сюда, — без колебаний решил Форбен, — и запри в погребе. Не сомневаюсь, что вы заставите его заговорить. Я оставлю распоряжения Жаку, моему управляющему. Он всецело мне предан, его семья вот уже несколько поколений служит моей семье. Он будет рад помочь вам. Мери, ты здесь у себя дома, — прибавил Форбен, взяв ее руки в свои. — Я — человек слова, и я когда-то тебе обещал: что бы ни случилось, ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку.

— А как быть с Никлаусом?

— Он станет моим виночерпием на «Жемчужине», а Корнель будет отвечать за его безопасность. Как только я вернусь. Как только это дело с Томом будет улажено.

Корнель насупился. Он совсем не на то рассчитывал. Он предпочел бы приглядывать за матерью в Париже, а не за сыном на корабле. Но ему достаточно было одного взгляда на нее, явно успокоенную такой перспективой, чтобы, несмотря ни на что, подчиниться и промолчать. Однако он был совершенно уверен в том, что Форбен связал его этими обязанностями в отместку за давнее предательство.

Похоже, их соперничество вспыхнуло вновь.

Часы на камине пробили четыре раза. Форбен зевнул и выбрался из кресла. Корнель и Мери поднялись следом за ним.

— Возвращайтесь в Тулон. Ты, Корнель, делай то, что должен делать. А ты, Мери, забери свои вещи из гостиницы и сразу же обратно. Останешься у меня. Я велю Жаку присмотреть за Никлаусом, пока тебя не будет. А сам пойду досыпать.

— Я еще увижу тебя до твоего отъезда? — спросила она.

— Сомневаюсь. Я уеду рано утром. Но это не имеет никакого значения, Мери, — заверил он, нежно обнимая ее за плечи.

Их взгляды слились.

— Я так счастлив тебя видеть, ты и представить себе не можешь, как я счастлив, но я не могу радоваться твоему появлению, зная, что тебя ко мне привело. Найди свою дочь. Только это и имеет значение. Обо всем остальном, Мери Рид, обо всем остальном, — настойчиво повторил он, выразительно поглядев на Корнеля, — не беспокойся.

— Спасибо, мой капитан.

— Тебе спасибо, Мери Рид. Наша встреча была одним из лучших событий в моей жизни, — признался Форбен, снова прижав ее к сердцу и ликуя при мысли о том, какую ревность пробудил тем самым в сопернике.

Мери высвободилась, явно растроганная его словами, и пошла будить Никлауса-младшего. Пока он протирал глаза кулачками, она в нескольких словах объяснила ему, как они решили действовать. Форбен позвонил Жаку, тот немедленно явился на зов, и мальчик, отчаянно зевая, дал ему руку и позволил себя увести.

* * *

Когда Человек в Черном проснулся, его нога все еще покоилась на животе шлюхи, которую он вчера привел к себе.

В ту самую минуту, как он, еле ворочая языком после вчерашней попойки, велел ей убираться восвояси, Мери с Никлаусом-младшим садились завтракать в доме Форбена, сам Форбен катил к Парижу в своей карете, а Корнель, покуривая трубку и потягивая из стакана анисовку, перебирал в голове свои сомнения, сидя за столом в просторном зале трактира, куда он вернулся тремя часами раньше.

4

— Не выспался? — посочувствовал Тому Корнель, едва тот рухнул напротив него на табурет все в том же трактирном зале.

Самому Корнелю наскучило ждать без дела, к тому же он сильно проголодался и теперь расправлялся с куском жареной курицы.

— Принеси мне то же самое! — потребовал Том у трактирщика. — Проклятье! — прибавил он, повернувшись к Корнелю и изо всех сил стискивая руками виски. — У меня голова с самого утра просто разламывается. Был бы ты здесь вчера вечером, я бы так не напился. Эта шлюха, по обыкновению своему, облегчила меня на половину моего жалованья.

Корнель усмехнулся, решив вести себя так, чтобы Том ничего не заподозрил:

— Можно подумать, ты не мог без меня обойтись! Неужели, будь я рядом, ты не стал бы пить за двоих и не дал бы Клариссе тебя обобрать?

Трактирщик поставил перед Томом тарелку с заказанной едой, и тот вцепился зубами в куриную ногу, надеясь, что плотный завтрак ему поможет и его перестанет мутить. Из-за того, что его черные волосы были взлохмачены сильнее обычного, отвратительный шрам оказался весь на виду, щеки небритые — что и говорить, выглядел Том хуже некуда, смотреть противно; тем не менее Корнель рассматривал его пристально как никогда.

— Что ты там углядел? — не поднимая глаз от тарелки, спросил Том, все же заметивший, что его с непривычным вниманием изучают.

— Да ничего. Хотя нет, — тотчас поправился Корнель. — Я думаю о твоей головной боли и вижу твой шрам.

Том только плечами пожал.

— Ну и что с того? — буркнул он, прожевав, наконец, курятину и запив ее добрым глотком вина.

Похоже, аппетит и жажда проснулись в нем одновременно.

— Да ничего, — повторил Корнель. — Я только подумал, что это, должно быть, не слишком приятно.

— Со временем привыкаешь. Знаешь, это все случилось уже так давно! Как бы там ни было, ты-то сегодня с утра явно выглядишь лучше, — сообщил он, чтобы сменить тему.

— Я всю ночь думал, и в конце концов решил, что ты был прав насчет Мери. Я не могу продолжать жить с ее призраком.

Человек в Черном поднял стакан.

— А вот это великая новость, старина! В хорошеньких девчонках недостатка нет, люби сколько влезет, — прибавил он, задержав взгляд на шлюхе, которая ночью делила с ним ложе, а теперь бегала между столов, разнося воду, вино и хлеб.

Оказавшись в нескольких шагах от него, служанка остановилась, ненадолго задержалась, чтобы его подразнить. Он с вожделением смотрел, как она наклоняется, поднимая с пола упавший нож, ласкал взглядом ее бедра, упивался этим зрелищем.

— У этой потаскушки такая задница, что и у евнуха встанет! — шумно вздохнул он, огорченный тем, что не может немедленно оторвать ее от работы; ему не жаль было денег, которые она всякий раз у него воровала. — Чем собираешься заняться после обеда?

— Мне дали письмо для Форбена, надо доставить капитану до его отъезда в Париж. Так что сейчас отправлюсь туда.