— Но почему?! — разозлилась Энн, оскорбленная ее нежеланием, а значит, своим поражением.

— Я — твоя мать! — выкрикнула Мери.

Смех Энн развеял ее иллюзии. Убегая прочь, она слышала, как та злобно прошипела:

— Чтобы получить прощение за свой отказ, придется тебе придумать что-нибудь еще!

Мери долго просидела, глядя на океан и на огромную луну, как будто бы смеявшуюся над ее бедой. Она ничего не замечала. Ничего не понимала в играх, которые затеяла Энн. Охваченная материнской нежностью, она и вообразить не могла, что дочь влечет к ней совсем другое чувство.

Но ведь по всему — по взглядам, по поведению Энн — она должна была догадаться! Однако Мери слишком радовалась сближению с девочкой, чтобы разобраться в происходящем. И теперь она все испортила. Энн не поверила ей. И неудивительно! Как можно поверить при таких обстоятельствах, без воспоминаний о прошлом? Как Энн могла не возненавидеть ее еще сильнее за то, что Мери ее оттолкнула?

Мери в смятении осознавала, что дочь оказалась еще более чувственной, неистовой и страстной, чем она сама. Видела в Энн черты ее отца, его буйный нрав. Мери недооценивала ее. Энн нуждалась не в матери, а в подруге, в нежной подруге. И как заставить ее понять, что она ищет теперь у Мери то, что у нее отняли в раннем детстве? Что это физическое влечение обманно? Мери захотелось все бросить. Балетти намеревался покинуть судно Рекхема и добраться до Кубы, чье побережье вырисовывалось на горизонте. Встретиться с Гансом, забрать хрустальный череп, убить Эмму.

Мери вполне могла бы отправиться с ним, могла бы забыть Энн. Она едва не завыла. Нет, она не в силах это сделать — только не так, не после того, что случилось. Не ей разрушать эту едва наметившуюся непрочную связь. И что она скажет Никлаусу-младшему, когда вернется на остров Черепахи?

Она с горечью усмехнулась. Что ж, придется умолкнуть и отступить, вытерпеть объединенный гнев Энн и Рекхема. Сохранить достоинство. Снова стать Мери Рид, молясь о том, чтобы когда-нибудь Энн захотела узнать правду. Мери поднялась и побрела к постоялому двору, где Балетти сейчас наверняка сидел за столом, скрывая печаль и смятение за укреплениями, возведенными гордостью.

Когда они остались вдвоем в маленькой комнате, которую нанимали здесь же, Мери, разрыдавшись, упала в его объятия: ей так больно было от того взгляда Энн.

* * *

— А где маркиз? — проскрежетал Рекхем, когда они неделей позже снимались с якоря.

Мери перед тем сообщила Корнеру о том, что Балетти покинул судно.

— Понятия не имею, — равнодушно ответила она.

— Надеюсь, он не намеревается нас продать: это не в твоих интересах!

— Я готова за него ответить, — ответила Мери, твердо выдержав злобный взгляд Рекхема.

После того случая они ни разу не разговаривали. Энн тоже дулась и при встречах подчеркнуто от нее отворачивалась.

— Ты могла бы уйти с ним.

Мери не стала развивать эту тему, ей не терпелось отвязаться от «зятя»:

— Сейчас моя вахта, капитан. Я могу идти?

Вместо ответа Рекхем повернулся спиной. Мери стиснула зубы и сжала кулаки, сказав себе, что и ей, несомненно, лучше было бы отправиться с судна куда подальше.

«Дай себе еще месяц срока, — сказал ей Балетти перед расставанием. — Если во время следующей стоянки Рекхема на Сосновом острове тебе не удастся убедить Энн, вот тогда можешь предоставить ей жить своей жизнью. Но я тебя знаю. Ты не отступишься, пока не испробуешь все. Так вперед! И помни о том, что если тебе это удалось, то и Эмма тоже вполне может отыскать твою дочь. Я, со своей стороны, вместе с Гансом постараюсь за ней присмотреть».

Но теперь, находясь на борту, среди матросов «Реванша», столкнувшись с подавленной яростью Энн, Мери подумала, что отпущенный ей месяц рискует оказаться весьма беспокойным.

* * *

— Мне скучно, — вздохнула Энн, глядя, как работают марсовые. — Нам достается лишь мелкая добыча. Я мечтаю об абордаже.

Рекхем, стоявший у руля, проследил за ее взглядом. Мери Рид что-то делала среди снастей. Энн и капитан были одни на юте.

— Я бы тоже с удовольствием ей засадил, — проронил он.

Энн, уязвленная ревностью, живо обернулась.

— И думать не смей, — проворчала она.

Рекхем расхохотался:

— Значит, я был прав, ты и в самом деле думала о ней.

Энн не ответила и снова устремила взгляд на марсовых.

— Я не знал, что тебе нравятся женщины.

— Мне не нравятся женщины. Я люблю ее, — поправила Энн.

— Если хочешь, могу ее заставить.

Энн встала перед ним:

— Никогда. Не вздумай так поступить, не то я убью тебя.

— Как скажешь. Но мне неприятно, когда твои желания остаются неудовлетворенными.

— В таком случае, дай мне корабль.

Рекхем едва не задохнулся от изумления:

— Корабль! Да на что он тебе?

— Я хочу корабль. Чтобы он был мой.

— Да ведь ты и управлять-то им не сможешь, — насмешливо произнес Рекхем.

— Мне совершенно все равно, пусть им управляет кто-то другой, лишь бы он принадлежал мне.

— Прекрасно. Если тебе так хочется, возьмем первый же, какой встретится нам на пути.

— С двумя судами мы сможем замахнуться на более крупную добычу, — объяснила Энн.

— И абордажей позволим себе больше… Черт возьми, Энн, в жизни не видел никого, кто так же любил бы кровь, как ты.

— Видел. Ее. — Она помолчала, прислушиваясь к тому, как мучительно сжимается все внутри. — Хотела бы я, — пробормотала она, — хотела бы я, чтобы это оказалось правдой.

— О чем ты говоришь?

— Я бы хотела, чтобы она и вправду была моей матерью. По крайней мере, она не отказалась бы от меня.

* * *

Два дня спустя на горизонте показался быстрый шлюп. Они шли мимо острова Андрос, и Энн целый день была возбуждена, предвкушая захват судна, а вечером, с трудом скрывая разочарование, утешилась тростниковой водкой, осушив целый кувшин: шлюп, на который она нацелилась, укрылся в порту Нью-Провиденс, и осталось только напиться да обругать Рекхема за то, что тот, обещав подарить ей корабль, не сумел его взять. После чего она уснула, совершенно пьяная, привалившись к фок-мачте рядом с таким же нетрезвым Харвудом.

— Ты мне нужна, Рид, — шепнул Рекхем, растолкав спавшую в подвесной койке Мери. — Выйди ко мне на палубу.

Мери, чертыхаясь про себя, молча кивнула.

Рекхем стоял в окружении десятка мужчин, которые зевали и потягивались спросонок.

— Энн хочет получить этот шлюп, — сказал Рекхем. — Я намерен его захватить.

Мери уставилась на него:

— На стоянке?

Рекхем кивнул:

— Готов спорить, его охраняет лишь горстка людей, остальные развлекаются на берегу.

— Это и в самом деле вполне вероятно, — признал Фертерстон.

— Кто пойдет?

Мери без колебаний подняла руку. Она извелась оттого, что не могла приблизиться к Энн, продолжавшей ее избегать. Может быть, этот аргумент позволит сломить дурацкую гордыню, в которой та упорствовала. Тем более что Мери не обманывалась — взгляд дочери выдавал ее.

Спустив на воду лодку, они погрузились, оставив мирно похрапывающую Энн и дальше спать хмельным сном. Предположение Рекхема оказалось верным: на борту шлюпа оставалось всего-навсего восемь человек. Они открыли бочонок рома и теперь были так же безобидны, как Энн. Даже почувствовав, что к горлу приставлено острие кинжала, они едва приоткрывали удивленные глаза.

Рекхем оставил пьяных в лодке, на которой приплыл со своей командой. Эрл и Мери поставили на шлюпе паруса, прочие покрутили лебедку, поднимая якорь, и корабль беспрепятственно покинул порт.

На следующее утро «Реванш» и «Уильям» были уже далеко от берега и дружно бежали под легким бризом.

Энн проснулась. В голове у нее еще был туман, язык едва ворочался. Но, увидев с левого борта за кормой паруса шлюпа, она подскочила и выругалась: