— А кто твой отец? — захотелось уточнить Мери, как будто ей требовалось подтверждение.
— Плантатор из Южной Каролины. Уильям Кормак.
Энн вздохнула. Мери безмятежно улыбалась. Теперь надо будет выяснить, что осталось в памяти Энн от Бреды, поскольку ее саму дочка не вспомнила — что черты лица, что голос оставались для нее чужими.
— Странно, — продолжала Энн, следуя за ходом собственных мыслей. — С тех пор как я живу с Рекхемом, что-то во мне начинает бесноваться перед началом абордажей. Нечто такое, что только их неистовство и может успокоить. Может быть, потому я его и ненавижу.
— Кого?
— Кормака.
Снова воцарилось молчание. Лицо Энн стало напряженным, замкнулось на мучительном воспоминании.
— Нельзя без причины ненавидеть своего отца…
— У меня есть на то причина, Рид. Самая серьезная, какая только может быть, поверь. Да. Самая серьезная, какая может быть.
Энн сжала челюсти, и больше Мери ничего не смогла из нее вытянуть, хотя и бесилась при мысли о том, что Кормак не все рассказал ей.
Назавтра с востока ударила гроза, и все бросились в трюм — выкатывать оттуда пустые бочки. Когда хлынул ливень, Энн первой выскочила на палубу и заплясала, кружась на месте, хохоча во все горло, подставляя тело спасительному дождю.
* * *
Мери угадывала, какое нетерпение охватило Энн, по одному тому, как подолгу теперь, когда с каждым днем они все ближе подходили к Кубе, дочь всматривалась в горизонт. Накануне удалось захватить баркас, это была единственная за все время добыча, да и то большой выгоды от нее ждать не приходилось. А Энн скучала по сыну. Отстояв вахту, Мери снова бросила Балетти, которого это, как ей казалось, ничуть не огорчало, и направилась к дочери.
— Малыш Джек, верно?
Энн кивнула.
— Мери, у тебя есть дети?
— Двое.
— Ты скучаешь по ним иногда?
— Постоянно, — призналась Мери. — Но они теперь уже взрослые, и они выбрали свою судьбу. Сделались пиратами, как и я.
Энн улыбнулась:
— У них есть свое судно?
— Да, — не солгав, ответила Мери.
Пусть капитаном «Реванша» был Рекхем, правила-то здесь все равно Энн!
— Я боюсь, — после короткой паузы произнесла Энн. — Я умираю от нетерпения, так мне хочется прижать к себе Малыша Джека, но я боюсь.
— Чего боишься?
— Боюсь его любить. Не могу объяснить этого. Боюсь, что у меня его отнимут. Одна мысль об этом приводит меня в ужас.
И Мери увидела, как дочь потянулась рукой к вороту.
— Откуда у тебя это украшение?
— От матери. От моего прошлого осталось, — поправилась Энн. — Но мне не хочется об этом говорить.
Вздохнув, она повернулась к Мери. Их полные нежности взгляды встретились, и младшая, смутившись, первой опустила глаза.
— Тебе когда-нибудь нравилась женщина? — тихо спросила Энн.
— Да. Мне было столько же лет, сколько сейчас тебе. Но она принесла мне одни несчастья.
— Мне нравится быть с тобой, Мери. Меня это успокаивает и в то же время пугает. Мне хотелось бы от тебя отдалиться, и в то же время…
— Обнять меня?
Энн кивнула.
— Мне тоже, Энн.
— Земля! — закричал впередсмотрящий в ту самую минуту, как Мери коснулась пальцев дочки.
Энн тотчас их отдернула, словно обожглась, и убежала.
— Скажи ей, Мери, — настаивал Балетти, нежной рукой проводя по бедру любовницы.
Они впервые за долгое время были вместе. О том, чтобы предаться любви на «Реванше», не могло быть и речи. Там не было ни одного укромного уголка, а Балетти опасался пробудить в остальных ревность. Команде было вполне достаточно слышать стоны Энн с наступлением ночи. Привилегия, которой пользовался Рекхем, вполне могла навести их на размышления.
На Сосновом острове, у которого «Реванш» стоял на якоре, Рекхему принадлежал бревенчатый дом. Едва сойдя на берег, Энн устремилась к сыну. И вот уже неделю Мери ее не видела. Балетти надеялся своими ласками заглушить тоску, терзавшую материнское сердце.
— Очень трудно выбрать момент. На судне нас все время прерывают, не дают спокойно поговорить. К тому же Энн скупо цедит свои признания.
— Так поторопи ее.
— Я не решаюсь.
— Ну, будет тебе, Мери. Это всего-навсего очередной абордаж. Ты можешь победить или проиграть, но ты не можешь продолжать свои выступления против призраков. Призраки пугают девочку. Так же, как и тебя. Либо освободи ее, либо оставь в покое.
Мери отвернулась и стала смотреть в потолок. Под потолком с жужжанием кружились насекомые. Она вся взмокла от пота после любовных трудов, тем более что на острове, несмотря на то что его продували пассаты, стояла удушливая жара.
— Наверное, ты прав. Я так и сделаю. Сейчас пойду к Энн и поговорю с ней.
— Потом, — решил Балетти, скользя пальцами по ее животу. — Попозже.
Мери притянула его к себе. Она тоже нуждалась в любви. И окунулась в нее всем существом.
— Мне надо поговорить с тобой наедине, Энн, — объявила Мери, появившись у дверей дочери несколько часов спустя, когда день уже клонился к закату.
— Входи, — ответила та, явно обрадованная появлением Мери. — Рекхем ушел, а Малыша Джека я только что уложила. Хочешь на него взглянуть?
Мери кивнула и последовала за Энн, которая отодвинула занавеску, скрывавшую супружеское ложе и поставленную рядом колыбель, взяла со стола фонарь и поднесла его к изголовью. Дом Рекхема был обставлен разрозненными предметами, добытыми им на многих захваченных кораблях.
— Он выглядит таким счастливым, — прошептала Мери, глядя, как младенец улыбается.
— А я чувствую себя такой уязвимой рядом с ним, — шепнула в ответ Энн.
— Да, понимаю. Я это чувствую.
Мери отошла на несколько шагов, чтобы разговор не потревожил сна Малыша Джека. Энн поставила на место фонарь и приблизилась к ней. Они стояли одна против другой, испытывая беспредельную взаимную нежность.
— Тогда, на корабле… — начала Мери.
— Я тоже по тебе тосковала, — прошептала Энн, взяв ее за руку. — Это плохо?
— Нет. В этом нет ничего плохого.
Ненадолго воцарилось молчание. Сглотнув, Мери решилась:
— У меня есть дочь, Энн. Одних лет с тобой…
— Знаю, — оборвала ее Энн.
Мери растерялась от услышанного, а Энн, прижавшись к ней, уткнулась лицом ей в шею. Мери крепко и нежно обняла ее:
— Знаешь?
— Знаю, и мне на это плевать. Мне дела нет до твоего пола и возраста, Мери Рид, я хочу насытиться твоими ласками.
У Мери заледенело в груди, перехватило дыхание. Она не успела прийти в себя, как чья-то рука грубо оттащила ее от Энн.
— Черт возьми! Так это ты, Рид? — взревел Рекхем.
Мери, несмотря на неудобную позу, вздохнула с облегчением.
— Это не то, что ты думаешь, — попыталась оправдаться она.
— Нет, это как раз то, что ты думаешь, — возразила Энн, встав перед ним. — Я хочу ее, как ты хочешь потаскух, которых заваливаешь, стоит мне отвернуться. И я не намерена от нее отказываться.
Мери почувствовала, как холодный пот ползет по ее вискам.
— Нет, Энн, — простонала она. — Ты не можешь меня хотеть. Не можешь.
— Почему это? — проворчал Рекхем, стиснув ее запястья и притягивая ее к себе. — А что, если и мне такая мысль в конце концов придется по вкусу?
Мери была настолько растеряна, что у нее не хватило сил сопротивляться. Губы Рекхема жадно впились в ее рот. Теперь ей пришлось ответить на принуждение. Чтобы как-то выбраться из этого кошмара. Чтобы отделаться от взгляда Энн, который все разгорался, пока ее собственные глаза наполнялись слезами.
Мери изо всех сил врезала Рекхему коленом между ног. Выругавшись, он выпустил ее и согнулся пополам. Мери попятилась, потрясенная желанием, которое прочла в глазах собственной дочери.
— Останься, Мери, — простонала Энн, пока Рекхем корчился от боли. — Он не помешает нам любить друг друга.
— Ты не понимаешь. Я не могу тебя любить… не могу любить так.