— Венеция — распутный город. И в монастырях, превратившихся в светские салоны, по большей части говорят не о той любви к ближнему, о какой идет речь в церковных проповедях.

— Понятно, — улыбнулась Мери.

Корк потянулся и встал. У Мери заблестели глаза, и это лишь укрепило его подозрения. Однако все, что так или иначе могло затронуть Балетти, непосредственно касалось его самого. И потому он дал себе две недели на то, чтобы выяснить, в чем тут дело, после чего выйдет в море на судне, которое уже успел зафрахтовать его помощник.

— Я с тобой прощаюсь. У меня сегодня утром много дел.

Мери кивнула и, ничего больше не прибавив, предоставила ему идти своей дорогой. Она больше не увидит Клемента Корка. Он дал ей все, чего она от него ждала. Несмотря на дружеские чувства, которые она к нему испытывала, Мери больше не хотела привязываться к кому бы то ни было, и еще того менее — впутывать кого бы то ни было в свою месть.

Едва за Корком закрылась дверь, как она принялась складывать вещи и вскоре уже углубилась в путаницу венецианских улиц и переулков в поисках этого удивительного монастыря.

7

Клод де Форбен непоколебимо стоял на капитанском мостике, хотя его так и разбирал смех. Напротив, в нескольких метрах от него, Никлаус-младший, записавшийся на участие в соревнованиях на звание лучшего марсового, с таким упорством, быстротой и ловкостью взбирался наверх, что у матросов, столпившихся у подножия грот-мачты, дух захватило. Со всех сторон его подбадривали громкими криками, и Форбену на какое-то мгновение показалось, что мальчику дадут возможность победить.

Однако этого не произошло: матрос, которому в прошлом году достался титул победителя, и в этот раз оказался на самом верху раньше, чем Никлаус-младший проделал три четверти пути.

За последние несколько месяцев виночерпий капитана Форбена заметно окреп, жизнерадостности у него явно прибавилось. Морской ветер помогал ему расти. Победитель, припрятав награду, немедленно подошел поздравить мальчика, который успел взобраться на плечи к Корнелю и теперь, восседая там, радостно вопил молодым петушком.

Мери могла гордиться сыном. Море шло на пользу Никлаусу-младшему. «Как и его матери!» — мелькнуло в голове у Форбена.

Слушая поздравления матросов, Никлаус хохотал во все горло. Проезжая верхом на Корнеле мимо капитана, он на миг оказался с ним лицом к лицу и помахал ему рукой. Форбен в ответ кивнул.

Да, Никлаус-младший сильно изменился. Благодаря Корнелю, который обучал мальца матросскому ремеслу. Благодаря ему самому, Клоду де Форбену, который во время застолий заставлял мальчика занимать место виночерпия и приучал к порядкам и строгому соблюдению правил на флоте. По вечерам, укладываясь спать на артиллерийской батарее среди взрослых мужчин, мальчик мгновенно засыпал, донельзя усталый, но безмятежно спокойный.

— Капитан, почта! — провозгласил корабельный писарь.

Форбен взял у него из рук протянутые письма и, покинув праздник, ушел в свою каюту, чтобы прочитать их. На средней палубе раздались первые звуки музыки, только что выкатили из трюма и открыли бочонки с ромом. Состязания должны были продлиться весь день, и к вечеру станет известно, кто из матросов окажется лучшим в каждом деле.

Форбен разрешил устроить этот праздник по случаю наступления лета. Судно находилось на безопасной стоянке в маленьком сардинском порту, погода стояла мягкая, крупных столкновений на море не предвиделось.

С тех пор как Форбен получил в Испании первое письмо от Мери, то самое, в котором она сообщала ему о смерти дочери и о своем решении преследовать убийц в Венеции, он с жадным нетерпением ждал следующих ее посланий.

Когда Форбен прочитал Никлаусу-младшему горестное письмо матери с известием о гибели Энн, мальчик не заплакал и не закричал, а лишь крепко-крепко стиснул кулачки, до того крепко, что побелели суставы, потом спросил:

— А я могу стать марсовым, как мама и Корнель?

— Зачем?

— Чтобы быть поближе к небу.

Форбен расслышал в этих словах другое — «быть поближе к Энн». И ничего не сказал. С того дня мальчик изо всех сил старался забыть, отвлечься. Он никогда не спрашивал о матери, не звал ее, но, когда ему говорили, что пришло письмо, со всех ног кидался к капитану, чтобы узнать, что в нем написано.

Письмо, которое Форбен только что распечатал, оказалось куда веселее прежних, и капитан тотчас вышел из кабины и окликнул первого подвернувшегося матроса.

— Пришли ко мне Корнеля и Никлауса.

Несколько минут спустя оба вошли в капитанскую каюту. Забыв о правилах поведения, мальчик воскликнул:

— Капитан, вы видели? Я чуть было не победил!

— Видел, мой мальчик, и поздравляю тебя. И у меня для тебя есть еще одна хорошая новость, — объявил Форбен, показывая ему письмо.

Глаза у Никлауса-младшего непременно загорелись бы, если бы только к тому времени уже не сияли так, что дальше некуда. И Форбен не стал его томить, принялся читать:

— «Дорогой мой капитан! Наконец-то мне удалось отыскать этого маркиза де Балетти, и я нашла способ к нему приблизиться. Я без промедления этим займусь. Меня очень огорчает отсутствие вестей от вас, а еще больше — то, что я не могу к вам присоединиться. Мое горе понемногу стихает. Венеция — город несказанной красоты, и я обзавелась другом, который помогает мне в моем деле. Он научил меня говорить по-итальянски и поделился необходимыми сведениями о венецианской знати и о моей мишени. Теперь я ко всему готова. Наконец-то! Даже если этот Клемент Корк на самом деле…»

— Клемент Корк? — переспросил Корнель, прервав тем самым чтение.

— Да, а что? Ты его знаешь?

— Вы тоже его знаете, капитан. Несколько лет назад мы с ним сталкивались. Он был корсаром, капитаном судна «Бэй Дэниел».

— Отъявленный плут.

— Друг детства.

— Повезло маме, что она его встретила, — заключил Никлаус-младший.

Он терпеть не мог, когда Форбен с Корнелем выясняли отношения, даже если просто мерили друг друга взглядами.

— Можно мне все-таки дочитать? — поинтересовался Форбен.

Корнель кивнул.

— «…Даже если этот Клемент Корк на самом деле отъявленный преступник, вор, — Форбен с нажимом произнес последние слова, нескрываемо обрадованный тем, что Мери подтвердила его мнение, — он, надо признать, остается благородным и искренним человеком, тем более он и понятия не имеет о том, что я — женщина. Берегите Никлауса и скажите ему, что я нежно люблю его. Час нашей мести теперь уже близок. И я не отступлю ни перед чем, воспользуюсь любыми средствами, чтобы отомстить. Ваша Мери Рид».

— Я могу идти играть дальше? — торопливо спросил Никлаус-младший, довольный полученными известиями.

— Иди, мой мальчик.

Едва за ним закрылась дверь, Форбен пристально посмотрел Корнелю в глаза:

— Можно ему доверять, этому Корку? Он надежный человек?

— Если Мери сошлется на меня, будет надежным. Он человек чести, капитан.

— Надеюсь, чести у него побольше, чем у тебя, — резко бросил Форбен.

Корнель стиснул единственный кулак:

— Я не хочу возобновлять эту ссору. Никлаус Ольгерсен одинаково нас обделил, капитан.

— Но ведь ты горишь желанием вновь ее завоевать, признайся честно?

— Мери завоевать нельзя. Ее можно только ждать.

— Ты прав, — согласился Форбен. — Но если тебе взбредет в голову объединиться с этим Корком, чтобы попытать счастья и увлечь ее в сторону от прямого пути…

Корнель усмехнулся:

— Как будто Мери хоть когда-нибудь нуждалась в ком-то, кто помог бы ей выбрать свою судьбу! Нет, капитан, об этом и думать нечего. Да она и сама не знает, чего ей захочется завтра. Поди угадай, куда ее потянет, когда она покончит со своей местью… Только совершенно спятивший человек может попытаться это предсказать.

— И тем не менее, — продолжал гнуть свое Форбен. — Если ты займешься морским разбоем на пару с этим Корком, я убью тебя, Корнель.