* * *
Пять месяцев спустя Мери говорила по-итальянски не хуже местных жителей, хохотала так же громко, как они, и наслаждалась тем, что открывала для себя Венецию с новой точки зрения. Корк объяснил ей, в чем состоит роль дожа, патрициев, Большого Совета, рассказал об исторических событиях, связанных с различными памятниками, начиная от базилики Святого Марка и заканчивая мостом Вздохов.
Клемент Корк оказался приятным, скромным и ненавязчивым в общении. Он почти никогда не говорил о своем прошлом, и Мери не расспрашивала его, чтобы в ответ не пришлось вспоминать о собственном. Клемент ее удивлял — он представлялся ей весельчаком, краснобаем и вралем, актером и музыкантом, вором, попрошайкой и вельможей одновременно. Он беззлобно насмехался над всем на свете и, намереваясь обобрать даму, предпочитал соблазнить ее, а не запугивать. Иногда он пропадал на целые дни, предоставляя Мери самостоятельно применять только что обретенные познания и наслаждаться полученной вместе с ними свободой.
Их дружеские посиделки по вечерам проливали ей бальзам на душу. Однако ничего большего, чем признательность и дружеские чувства, она к Клементу Корку не испытывала. И, не желая ничего менять, не считала нужным разоблачать свой обман.
Теперь она чувствовала себя готовой совершить то, зачем прибыла в Венецию. До сих пор она воздерживалась от упоминания имени Балетти, остерегаясь всего и не доверяя никому, в том числе и Клементу Корку. За его альтруизмом, несомненно, что-то крылось, и Мери, хотя и пользовалась его добротой и заботой, тем не менее оставалась начеку, чтобы не попасться на обман. У нее не было ни малейшего желания проникать в его тайну и ни малейшего желания отвлекаться от собственной цели. Ей не терпелось со всем этим покончить и поскорее увидеть сына. Толком не зная, где искать Форбена в Средиземном море, она аккуратно писала ему на адрес тулонского военного порта: так, по крайней мере, она была уверена в том, что, если ее письма не затеряются, их рано или поздно все же передадут корсару. Никак нельзя было допустить, чтобы Никлаус-младший встревожился или почувствовал себя брошенным. Мери дала Форбену адрес дома в Венеции, в котором она обосновалась, надеясь, что капитан в конце концов ей ответит.
«Оставайся здесь, — сказал ей Корк в самом начале. — Меня предупредят заранее, если владелец соберется вернуться. Я-то сам ночую у своих красоток: не одна, так другая всегда меня приютит и обласкает».
Мери обходилась одной-единственной комнатой — той, которую можно было натопить. К величайшему удивлению, она ни разу не заметила недостатка в дровах для камина. Но, когда спросила у Корка, откуда эти дрова берутся, тот, приложив палец к губам, прошептал: «У каждого свои тайны», и Мери смирилась с этим загадочным ответом. Что ж, она будет считать, что провидение наконец-то озарило ее судьбу.
А потом ей привиделся кошмар, и она вскочила среди ночи с постели, обливаясь холодным потом. Неизвестный скалил зубы над посиневшим лицом Энн. У мужчины были черты Клемента Корка, и Эмма де Мортфонтен называла его маркизом.
Сердце у Мери отчаянно забилось. А что, если Балетти и Клемент Корк — один и тот же человек? Тогда для странного поведения Корка найдется совсем другое объяснение.
Разве не читала она в письмах Балетти, адресованных Дюма, что маркиз печется о венецианских бедняках? Этот дом, этот неизменно накрытый стол, этот негаснущий огонь, обширные познания Корка во всем, что касалось Венеции и привычек местной знати… нет, все это мало походило на будни простого вора. Не те у Корка были повадки, не тот размах.
Следовало также рассмотреть и другое предположение: возможно, Корку известно, кто она такая. Должно быть, имя Мери Рид ему знакомо. Этим может объясняться то странное обстоятельство, что он ни разу не задал ей ни единого вопроса, связанного с ее прошлым. Она похвалила себя за то, что предусмотрительно сняла с шеи нефритовый «глаз» и сунула подвеску за голенище сапога. Если Корк и Балетти — впрямь одно и то же лицо, возможно, этот незатейливый трюк ее спас.
И Мери решила во всем разобраться.
Появившись, как и каждое утро, с полной корзиной съестного в руках, Клемент Корк застал Мери озабоченной. Она хмуро и враждебно, зло поблескивающими глазами смотрела на него из-под насупленных бровей.
— Что, спалось нынче плохо?
— Очень плохо, — ответила Мери, стараясь справиться с подозрительностью и горечью.
Если она хочет застать его врасплох, лучше не подавать виду, не показывать своих чувств.
— Ничего удивительного, ты живешь монахом, в то время как Венеция изнемогает от избытка любви. Ты вредишь себе этим, дружок, — дружески подмигнул Корк и сладко потянулся, выставляя напоказ круглящиеся мускулами предплечья. — Сегодня утром июнь так и сияет. Тебе следовало бы брать с него пример. Хватит дуться в углу, начинай радоваться жизни. Я вот чувствую себя веселым, словно птичка.
— У меня есть занятия поважнее, — буркнула Мери.
— Жаль, — со вздохом откликнулся Клемент Корк.
Он бы с удовольствием развлек эту красотку, которая упорно продолжала врать и притворяться. Как он ни старался, ему не удавалось проникнуть в ее тайну. Он до сих пор тянул время, не выходил в море, но до бесконечности это длиться не могло. Эннекен де Шармон уже не раз поторапливал его, побуждая заняться делом, охранять караваны судов.
Мери поела без аппетита, молча, сосредоточенная на попытке сформулировать свои вопросы. Клементу Корку быстро прискучила давящая тишина за столом.
— Может, расскажешь мне, что тебя мучает?
— В городе много говорят о некоем маркизе де Балетти. Ты его знаешь?
— Его все знают, — вывернулся Корк. — Это очень богатый патриций, судовладелец. Он делает счастливыми всех дам без исключения одним только своим присутствием, и даже мужчин покоряет честностью, неподкупностью, щедростью и благородством.
— Одним словом, немного напоминает тебя, — подхватила Мери, подозрительно на него уставившись.
Корк, на мгновение опешив, звонко расхохотался, у него даже слезы заблестели в уголках глаз.
— Так вот из-за чего тревожится Мери Оливер Рид, — заходился он смехом. — Воображает, будто я и есть Балетти! Нет, дружок, ты мне оказываешь слишком большую честь. Это и в самом деле большая честь, но мне придется тебя разочаровать. Корк — невелика птица в сравнении с маркизом.
Мери откинулась на спинку стула, испытывая несказанное облегчение. Реакция Корка не допускала ни малейших сомнений в его искренности.
— Опиши мне его, — попросила она.
— С чего это он тебя заинтересовал?
— Просто любопытно. Меня притягивают тайны.
— Это естественно для человека, который любит их создавать, — заметил с намеком Клемент.
Его взгляд сделался пристальным и настойчивым. Мери опустила глаза:
— Не понимаю, о чем ты.
Корк шумно вздохнул. В конце концов, может быть, Мери Оливер Рид попросту не нравится быть женщиной. Пират решил раз и навсегда принять это как должное и стал рассказывать о Балетти, описывая его таким, каким знали все. Именно такие распоряжения были ему даны. Маркиз не хотел, чтобы распространялись слухи о его благих деяниях. Даже те, кому перепадало от его щедрот, понятия не имели о том, чья рука их оделяет.
— Существует ли какой-то способ к нему подобраться?
— Тебе-то на что?
— А вот это уже мое дело! — нахмурилась она.
Корк не настаивал, однако невольно подумал о том, что маркиз де Балетти, возможно, не последняя из забот, одолевающих Мери.
— Он часто бывает в монастыре Пресвятой Девы Марии.
— Навещает родственницу?
Корк снова расхохотался, но ответил:
— Не совсем.
— А что в этом смешного? — оскорбилась Мери.
— Венецианские монастыри не похожи на обители других стран Европы. Если коротко — я бы сказал, что там поклоняются скорее прелестям монашек, чем святым мощам.
— Не понимаю.
