Как свет от фар – сигнал грузовиков,
Блуждающих на той бессмертной трассе…
На рассвете
Проснусь едва от стука веток ивы,
Шагну с крыльца в рассвет под синью грёз,
Где зреют звуки в пахнущей крапиве,
Где дремлет Русь под шелесты берёз.
О, сколько стран прекрасных на планете
За горизонтом дальней стороны,
Но хлебнее России в мире нету,
И не сыскать берёзовей страны.
Не наглядеться мне на свет безликий,
Не надышаться воздухом лесным.
Кукушка за холмом рассвет окликнет,
И станет снова частью тишины.
Мы здесь живём у Бога на примете –
Он в душу нашу русскую глядит!
А я смотрю, как в поле пляшет ветер,
И раздувает солнце впереди.
Я подойду к реке неторопливо,
Взгляну на жар небесного огня.
Как будто кто-то из тени в крапиве
Зовёт сюда приветливо меня.
Не спит река, течёт в поля густые,
Как жизнь моя, течёт по руслам вновь:
Худое русло – чувства, что остыли.
Бескрайнее – к Отечеству любовь!
Мне с берега крутого зримей дальше
Туда – за холм высокий, как Парнас,
Где сбережёт Россия души наши,
Где сбережёт Господь Россию в нас.
…Рассвет багряным яблоком налился,
И птичий щебет где-то прозвенел:
Иль, может быть, птенец в тот миг родился,
Иль Бог на Русь безмолвно посмотрел?!
Одинокая церковь
Одинокая церковь стоит у чащобы сосновой.
Захолустье. Сверчки. И крапивное войско окрест.
Тишина здесь такая, что кажется, тайное слово
Нам вот-вот проглаголет Господь из вечерних небес.
Разбежаться бы мне и, как в детстве, нырнуть прямо в речку
С василькового луга, да так – чтоб вода с берегов!
Подкосились вдруг ноги. Плетусь. И неспешно навстречу
Племенные плывут над землёю стада облаков.
…Был здесь хутор когда-то – остались прогнившие срубы
В лозниковых кустах. Пустота – покати хоть шаром.
Только ветхая церковь торчит покосившимся зубом
На задворках дремучей глуши под небесным шатром.
Век жестокий здесь многое стёр, как бумагой наждачной:
Нет икон, росписей и в притворе чадящих лампад…
Но исходит благое тепло от церквушки невзрачной,
Мироточа божественной влагой на серый фасад.
Сколько вод утекло. Но ведь мало теперь кто припомнит,
Как чинили здесь крышу, алтарь и обрушенный свод…
А сейчас тишина. Иногда лишь заезжий паломник
Виновато помолится Богу у древних ворот.
Но чем больше здесь тягот мирских на кирпичные своды,
Чем труднее физически, тем беспристрастней, сильней
Сопричастность огромному миру вселенской природы
С перспективой грядущей – нетленной частицей стать в ней.
Не позволит Господь осквернить эти стены "Иудам",
Зазвучит ещё звонко на Пасху святой благовест.
И церквушка несёт уцелевший неведомым чудом,
Перекошенный набок тяжёлый, но праведный крест!
Последняя рота
Мотострелковая бригада погибала.
И «Град» подбитый возле танка догорал.
Из штаба срочно вывозили генерала,
Который всех своих солдат порастерял.
Из окруженья вывозили генерала,
А вдалеке сверкали красные огни.
Под рваным кителем надежда умирала, –
Её так трудно было целой сохранить.
Под чёрной каской у пехотного майора
В башке звенел один мучительный вопрос:
«Идём на смерть! Не умирать же нам с позором?
А ну-ка, хлопчики, утрём "шахидам" нос!»
Схватил гранату. Зарядил в рожок патроны.
Рванул, как разъярённый волк, на смертный бой!
И раздавались где-то вражеские стоны:
– «Алах акбар!» – под автоматною стрельбой.
А он бежал по горной речке серебристой.
Каким-то чудом миновал его обстрел!
Остановился вдруг. Перекрестился быстро:
– "Спаси нас Господи!» – и в небо посмотрел…
Солдаты ринулись за ним, в себя поверив
И в Божью помощь: «От судьбы не убежать!
В Христово Царство нам сейчас открыты двери,
Не будет лихом нас Россия поминать!»
И шли бойцы плечом к плечу во вражье пекло.
– Да не умрёт с позором праведный солдат!
Земля чернела в тех горах, харкая пеплом,
И моджахеды вдруг попятилась назад.
И каждый шаг там приближал свою Победу
В бою неравном: сотня «духов» – тридцать их…
