Парень отдавался ему страстно и упоенно. Избавляясь от защитной оболочки, он открывался Юматову всё больше и больше. Обжигая кожу затерявшимся между их телами раскаленным воздухом, Ярослав входил в требуемый ритм. Их контуры сливались в единое двуспинное существо, реагирующее только на общие желания. Не нужно было спрашивать и догадываться, достаточно было чувствовать.

Наверное, потом, через две тысячи лет, после их смерти от сердечного приступа, вызванного одновременным оргазмом, комиссары в пыльных шлемах с секундомерами в руках поинтересуются у них, куда это они так торопились на полу кабинета, что так быстро достигли пика. Возможно, им будет неловко. Потом. Но не сейчас…

Пережившие извержение, особенно ярко захлебываются эмоциями. Юматов перевернулся на спину. Холодный паркет напомнил о зиме за окном, Ярослав потянул мальчишку на себя, стараясь сделать так, чтобы тот не соприкасался своим хрупким тельцем с ледяной поверхностью. Их опять накрыло жарким поцелуем, затянувшимся минут на пять.

– Можно вопрос? – прошептал Ярослав, отрываясь от лакомства. – Ты сказал, что картины никто не должен видеть… Тогда кто же тебе художник?

– Уже никто, если вопрос в этом… Еще недавно был всем. И в свое время он обещал мне, что никто, кроме него, их не увидит… Когда он их тебе продал?

– Позавчера… Он сказал, что не выставлял до этого их на продажу, и что это бриллиант в его коллекции.

– Коллекционер хренов, – прошипел мальчишка, – и что ты теперь будешь с ними делать?

– Ничего… Владеть и радоваться, наверное… Но, может быть…

– Что?..

– Если хочешь, чтобы их не было, я могу их тебе отдать. И ты сам решишь, что с ними делать.

– Это типа ты мне заплатить хочешь?.. Хорошо прогнулся под тобой?

– Даже не надейся. Деньги – это не про тебя, я помню… Но вот если я буду владеть оригиналом, то, думаю, острой необходимости в копиях не будет.

– Ничоси… Оригинал – это я?

– Ну не я же.

– А что значит “владеть”? Я же тебе не…

– Погоди обижаться, – Ярослав осторожно зажал рот парня ладонью, – я эти картины купил, когда тебя вообще в глаза не видел. И даже не знал, что ты существуешь на белом свете. Более того, я тогда числил себя абсолютным натуралом…

– Охренеть какой натурал! – юный провокатор провел ладонью по юматовскому естеству, словно проверяя уровень декларируемой натуральности. – Картины с голыми мальчиками покупаешь, в доме по углам вазы гейские стоят… И зачем-то переписываешь “Исповедь маски” под русские реалии… Ничего не перепутал?

– Ххе… Заметил всё-таки, – Юматов не мог не восхититься, – это странная история, но у меня будет еще время тебе все объяснить. Сейчас главное в другом. Всё, что я сказал, – правда. Таких совпадений в жизни просто не бывает. Я ведь даже не тебя ждал сегодня… Но приехал ты…

– И что?

– Это судьба, – Ярослав еле слышно прошептал парню на ушко, – не уходи, Сашка, пожалуйста… Я думал, мне горы придется сворачивать, чтобы найти тебя, а ты сам ко мне пришел.

Наверное, если бы не очередной поцелуй, парень сказал бы что-нибудь в ответ. Мальчики-филологи они такие… Последнее слово всё равно за ними. У Юматова будет возможность это понять. Потом. Тогда, когда за Ярославом и Сашкой, во всей своей сложности и красоте развернется жизнь. Длинная и насыщенная, как последняя проза поэта, теряющего голос.

РЫБАЛКА

– Так, так, так… Спиннинг, запасная катушка, нож… Топорик… Черт… Лен, где топорик? – Глеб громко хлопнул балконной дверью. – Я его разве не выкладывал?..

– Не шуми, дети спят… Понятия не имею, где твой топорик. И вообще… Ты со своими рыбалками задолбал уже… Сколько можно? – несмотря на пограничный тон, Ленка спокойно орудовала лопаткой в сковороде, разогревая Глебу ужин. – Тебя девчонки всего один час в день видят: полчаса перед сном и полчаса утром… Ладно бы если охренеть как много рыбы привозил, а то так… Смех один.

– Да ладно… Чё ты… В этот раз не с ночевкой. Холодно… Мы с мужиками только туда и сразу обратно. А в воскресенье в кино все вместе сходим…

– Ага! Это ты сейчас такой добрый… А утром в воскресенье начнется… Лен, ну давай не сегодня, я устал, с мужиками много выпили… Я тебя что, первый день знаю?

– Ну, Лен…

– Что?.. Скажи, не так?

– В этот раз точно сходим. Обещаю… И рыбы много привезу. Вот увидишь…

– Ох… Садись уже, рыбак хренов…

Глеб примирительно чмокнул жену в шею и сел за стол. Поздний ужин, накрытый персонально для него, слишком поздно вернувшегося с работы, прошел в тишине и спокойствии. Недовольство Ленки в отношении мужских радостей, так некстати проявившееся в пятницу вечером, потихоньку сошло на нет после того, как виновник вышеуказанного недовольства пообещал перемыть всю посуду.

Стоя у раковины в одиночестве, по соседству с льющейся водой, Глебу Кудасову было о чем подумать. Его брак длился уже двенадцатый год и по мнению большинства знакомых и родственников вполне попадал под размытое определение “идеальный”. У них с Ленкой был в наличии полный комплект семейного благополучия: двое детей, рыжая кошка, трёхкомнатная квартира в не самой загазованной части Москвы, машина и строящаяся дача не так далеко от МКАД. Они регулярно отдыхали за границей, а в промежутках даже иногда успевали вести культурную жизнь, посещая модные премьеры в МХТ, Театре Наций и Гоголь-центре.

Наверное, у стороннего наблюдателя, случайно увидавшего этот перечень, невольно возникнет вопрос: а в чём подвох? Может быть, у Глеба и Ленки не так всё мирно в отношениях? Нет, даже здесь почти не к чему было придраться. Глебу было хорошо и спокойно с женой, а той – хорошо и спокойно с Глебом. Разве что секс за более чем двенадцатилетнюю практику стал чуть однообразнее. Но ведь отношения – это не только постель, правда?..

И вот теперь рыбалка. Она вошла в жизнь Кудасова совсем недавно, благодаря случайной встрече с бывшим однокурсником, с которым не виделись почти десять лет, и напрочь лишила его покоя. Последние месяцы, удачно оказавшиеся летними, Глеб только и делал, что планировал вылазки на природу. Обычно выбирались узким кругом: Кудасов, однокурсник десятилетней выдержки с пасынком-подростком и еще пара-тройка старинных друзей, совпадающих интересами, этическими представлениями и чувством юмора.

Поначалу Ленка смотрела на всё происходящее снисходительно. Выпивал Кудасов более чем умеренно, страшным похмельем по возвращении не мучился, вёл себя прилично. Однако, когда из четырех уикендов в месяц три стали занимать походы с палатками и ночевками, в лексиконе жены появились слова и выражения ранее ей не свойственные. Например, такие как “рыбак хренов”, “Хемингуэй недоделанный”, “я понимаю, тебе с друзьями интересней, чем со мной” и особенно часто – “смотри, ночевки в холодной палатке плохо сказываются на потенции”.