Заблуждаться не стоило, Юматов с удовольствием бы трахнул эту надувную куклу, раздвинь она перед ним ноги. Но прилагать для этого какие-то усилия, наверное, было бы чересчур. Даже пожелание, просто высказанное вслух, отдавало пошлостью и безвкусицей. А если учесть, что их свидание будет разбавлено присутствием оператора, то секс с этой “звездой ютуба” отодвигался за грань возможного. И не сказать, что Ярослав сильно жалел об этом.

– Из башни, говоришь, вытащить… Ну-ну… Ладно, чёрт с тобой, будет тебе интервью. Скинь мне время, когда всё это ожидается… Как до меня добираться, сам ей объяснишь.

– Ты – мой герой, Ярославчик, герой без страха и упрека, – в трубке раздался вздох облегчения, – покажи этой швабре выбеленной, на что способны русские писатели! А теперь о втором…

– О, господи, еще второй…

– Там всё просто. Я уж не стал оригинальничать, поэтому тоже у тебя… Толстый литературный журнал “Каллиопа”, ну, ты знаешь, еще с советских времен…

– Он разве еще существует?

– Существует. Раз в два-три месяца выходит. Когда как… Тираж там, конечно, мизерный, но здесь больше для статуса. Чтобы уравновесить попсовость Куликовой, так сказать… Так вот, приедет от них человечек, ну, вроде как журналист, поспрашивает тебя о книжках, литературных пристрастиях, метафизике творчества и о прочей высоколобой херне. Ну, может, пару фоток сделает… Здесь можешь говорить всё, что хочешь. Тебе с такими больше нравится общаться, так что насладись. Самое главное – Куликова. Смастыришь модный контент, будем в шоколаде. Ну, всё… Детали скину.

Издатель оборвал звонок. Ярослав осторожно положил смартфон на дубовый стол и задумался. То, что он во что-то вляпался, было понятно уже во время разговора. Осталось понять, во что и чем всё это обернется.

***

Отпуская обязательный кейс своих непотребных шуток про коллекцию секс-игрушек, Левин и не предполагал, что породит в голове Юматова отягощенный коварством мыслительный процесс, результатом которого будет идея, разящая, будто меч.

Ярослав Юматов никогда не считал нужным сравнивать себя с кем-либо. И относился к подобным сравнениям более чем индифферентно. Как в литературе, так и тем более, вне литературы. Этим он заметно отличался не только от большинства профессионалов, зарабатывающих себе на жизнь той или иной формой писательского труда, но и вообще от всякого рода селебрити. Он практически не интересовался мнением критиков о своих книгах, спокойно пропускал мимо ушей сравнения с другими беллетристами, как почившими, так и еще практикующими, и откровенно плевал на переданные ему слова о нём тех или иных известных личностей. Вне зависимости от того, были ли эти слова лестными для него или нет.

Людям, знающим его шапочно или не знающим вовсе, он обычно казался этакой машиной по производству денег гуманитарными способами: ничем не брезгует, ни на что не реагирует, пишет в любых жанрах, от киношников-экранизаторов ждёт круглую сумму на расчетный счет и снимайте, как хотите. И только очень близкие люди, коих всегда было немного, знали, что единственный упрёк в свой адрес, мимо которого он никогда не пройдёт, – это упрёк в скучности. Подобное он считал если не оскорблением, то уж точно вызовом. И, как правило, не оставлял без последствий.

Вот и сейчас слово, брошенное Левиным между делом, не относящееся ни к профессии в частности, ни к творчеству в целом, глубоко засело в отягощенных беспробудным строчкогонством мозгах Юматова. Неужели, действительно, всё так плохо, что он неинтересен даже полутороклеточной ютубной диве, только сошедшей с прилавка амстердамского секс-шопа?.. Мириться с этим без боя жуть как не хотелось.

Левин жаждет обнародования грязных тайн? Значит, будут ему тайны. Пусть потом не жалуется, если что. А заодно и поржать можно будет… Творческая извилина в черепной коробке Ярослава заработала с утроенной скоростью.

Требовался мозговой штурм. Юматов сел за стол, вытащил чистый лист бумаги из принтера и положил перед собой. Во-первых, стоило определиться с направлением. Как-никак, к нему пожалует искушенная гостья, которую вряд ли удивишь чем-то заурядным. Во-вторых, необходимо обозначить границы, за которые не стоит заходить. Поэтому все политические и околополитические темы и провокации отпадают сразу. Проблемы ему пока без надобности. В-третьих, нужно побороться с жабой и уговорить себя потратить на всё это хотя бы немного денег. Без вложений шоу не бывает, как говаривал один из его литературных учителей, собирая с подопечных деньги на водку.

Итак, поехали! Первое: нанять какую-нибудь многодетную мать с выводком малолетних ублюдков, выдать её за жену, научить детей клянчить деньги и натравить их на блогершу с оператором. Второе: расфасовать по маленьким пакетикам сахарную пудру, напичкать этими пакетиками весь дом, во время интервью, под камеру, организовать звонок в дверь какого-нибудь худого неформала с синяками под глазами, демонстративно продать ему один пакетик за пять тысяч. Третье: распечатать какой-нибудь хрестоматийный роман относительно известного автора (но не настолько известного, чтобы его знала гламурная дура из интернета), заменить в романе имена и место действия, исчеркать его ручкой, имитируя авторские правки, и оставить на столе под видом актуальной работы, детально обсудить роман с блогершой. Четвертое: в подвале обустроить холодную комнату с клеткой, нанять актера, согласного сидеть голым в клетке в течение нескольких часов, изображая литературного критика, ругающего по матери юматовскую прозу, намекнуть блогерше, что эта обычная процедура для тех, кто неуважительно отзывается о нём или его книгах в СМИ. Пятое: набить гостиную и кабинет произведениями искусства на пограничные темы, будь то BDSM, гомосексуальность, педофилия, транссексуальность и прочая остропахнущая ботва, провести для блогерши и оператора краткий экскурс в мир чувственности и в глубины подсознания.

Поставив жирную точку, Ярослав откинулся в кресле и посмотрел на список возможных сценариев. Захотелось крякнуть от удовольствия. Креативный двигатель у него работал неплохо. Осталось только оценить идеи на предмет выполнимости и рентабельности.

Первую идею пришлось сразу же отмести. На то, чтобы сделать из приличных детей попрошаек, да и еще с разрешения матери, уйдет бог знает сколько времени. А настоящих попрошаек пускать в дом стрёмно – неизвестно, кто над кем будет потом ржать. Второй вариант показался неплохим – финансово не сильно затратный, отпугивал только нарочитой неправдоподобностью. В самом деле, каким идиотом надо быть, чтобы под камеру продавать дозу? Третий сценарий – откровенно хорош. Даже Левин разрешил интеллектуально покуражиться над Куликовой, а расходы – только на бумагу и картридж для принтера. Четвертая идея – неплохая по замыслу, но проседает по исполнимости. Слишком много движений придется сделать, да и времени не хватит. Пятая – вполне хулиганская, чтобы осветить собой экзистенциальную тоску, а вложения в неё, хоть и значительные, не будут пустой тратой средств. Так как искусство – всегда искусство, и неважно, насколько пограничным оно является.

Итого! Взвесив сухой остаток, Юматов решил, что третья и пятая идеи заслуживают быть воплощенными вместе. Благо между ними не только не наблюдается противоречий, но и, в каком-то смысле, они могут дополнять друг друга. А значит, решение принято! Теперь дело за реализацией.