Какой роман выбрать, долго думать не пришлось. “Исповедь маски” Юкио Мисимы подходила для литературной мистификации практически по всем параметрам, и особенно хорошо коррелировала со второй частью плана. Правда пришлось некоторое время провести за компьютером, повозиться, исправляя реалии середины двадцатого века и заменяя японские имена и названия на русские. Вроде бы вышло неплохо. Распечатав текст, Ярослав добросовестно внёс исправления ручками и карандашами разных цветов – так, чтобы редактура выглядела результатом скрупулезной и многодневной работы.

Корректировка интерьера под гнездо разврата, к сожалению, не прошла так же быстро, гладко и недорого. Несколько имитаций античных амфор с гомосексуальными рисунками, пара-тройка экспонатов современного искусства в виде глиняных вагин и эрегированных членов и четыре небольшие бронзовые статуи обнаженных эфебов обошлись Юматову в кусачую, хоть и не убийственную сумму. Ненамного дешевле вышли бамбуковые ширмы, обшитые шелком, расписанные эротическими сценами из восточной жизни. В качестве приправы в магазине для взрослых была приобретена кое-какая атрибутика для ролевых игр.

На следующий день после заказа покупки были доставлены и расставлены. Окинув это великолепие критическим взглядом, Ярослав поцокал языком. Всё выглядело, как хорошие декорации для плохого сериала. Для реальной жизни чего-то не хватало. Чего-то настоящего.

Пришлось еще раз напрячь мозг и связи. После бесцельного часового блуждания по виртуальным пространствам, Юматов отыскал контакт одного петербургского галериста, с которым когда-то познакомился на пафосном светском мероприятии, в очередной раз навязанном ему Левиным. Галерист удивился его звонку и просьбе, но в помощи не отказал. Чтобы не вдаваться в подробности, Ярослав рассказал ему, что готовит подарок-сюрприз для друга, по счастливой случайности оказавшегося геем. Результатом короткого, но продуктивного общения стал номер телефона московского художника, специализирующегося на гомоэротеческих сюжетах.

Набрав заветные цифры, Юматов договорился о встрече в этот же день. Видать, художник отличался деловой хваткой и не привык откладывать сделки на длительный срок. От Валентиновки до Сокольников, с учетом вечерних пробок и декабрьского заснеженного бездорожья, таксист вёз его не так уж и долго – не более пятидесяти минут. К восьми вечера Ярослав уже стоял у дверей мастерской, занимавшей уютную мансарду респектабельного сталинского дома, и самозабвенно давил на кнопку звонка.

– Ярослав?.. Очень приятно… Севастьян Сокольский, – поджарый мужчина лет сорока пяти с длинной гривой седых волос протянул ему руку, – не знал, что вы ценитель.

– Взаимно. Да какой там ценитель, – Юматов немного смутился, – для друга подарок подыскиваю. Вот вас порекомендовали…

– Да-да, Герман мне звонил. Ну что ж… Пусть будет так. Бывает же, что и ценители с подарков друзьям начинают. Проходите. Вас что-то конкретное интересует?

– Эээээ… Может быть, я мог бы посмотреть?

– Конечно. Вы здесь как раз для этого… Прошу вас.

Миновав небольшую прихожую, полностью заставленную книжными полками, Ярослав вошел в просторное помещение с потолком, скошенным вправо. Выпученные в небо черные глазницы окон, в дневное время, наверное, неплохо пропускающие свет, сейчас в этом качестве были совершенно бесполезны. Яркие осветительные приборы, расставленные по углам, направляли свои холодные лучи в сторону, противоположную окнам, где, ощетинившись деревянными планками мольбертов, стоял целый ряд средних размеров картин.

Внезапно Юматову стало жарко. Мир сузился до одной-единственной полосы света. В глазах потемнело, стало трудно дышать. Красота, открывшаяся его взору, была всеобъемлющей и безбрежной. Любоваться ей было почему-то неловко, но просто отвести глаза казалось невозможным.

То, что Ярослав ожидал увидеть, не случилось. Не было ничего, что попадало бы в жанровые рамки, обслуживающие индивидуальное возбуждение потребителя. Автор явно вдохновлялся не просмотром тематических фильмов для взрослых. С сожалением Юматов констатировал, что его представления о гомосексуальной эротике до настоящего момента были донельзя примитивными.

Со всех, без исключения, полотен на него взирали прекрасные юноши возраста первого цветения. Их нагота, несмотря на свою неприкрытость, не была ни вызывающей, ни пошлой. Воздушное дыхание гармонии тут и там соседствовало с природной асимметрией в тщательно прорисованных лицах и торсах, а весеннее пробуждение земного плодородия маркировалось мастерски выполненными эрегированными фаллосами.

– Вижу, вы впечатлены… Не стесняйтесь, Ярослав, чувство красоты не имеет никакого отношения к сексуальной ориентации.

– В-вы рисовали их с натуры? – выдавил из себя Юматов, чтобы хоть как-то заретушировать так некстати проявившееся смятение.

– Конечно. Я ведь всего лишь трудолюбивая пчела, постоянно находящаяся в поиске цветов… Иногда везёт, и мне попадаются настоящие сокровища. Остается только их запечатлеть.

– Можно узнать цену? Я бы взял вот эту… И эту.

Ярослав указал на две, стоящие рядом, картины, объединенные одним общим героем – мальчиком лет шестнадцати, с растрепанными каштановыми волосами и пронзительно-серыми глазами. Очевидно, вместе они составляли диптих. Между сюжетом первого полотна и сюжетом второго вряд ли было больше нескольких минут. В первом юноша, прикусив губу, сосредоточенно глядел на свой возбужденный член, сжимаемый маленькой ладошкой. В пойманном миге угадывалось движение. Во втором юное создание испуганно смотрело в сторону зрителя, будто только что было застигнуто художником за постыдным занятием. И сколько же необъяснимой прелести было в этом испуге…

Даже если бы у Юматова не было этого идиотского повода сделать из своего рабочего кабинета временное хранилище нетрадиционных ценностей, его необходимо было выдумать. Просто для того, чтобы завладеть этой красотой.

– Ну вот, а говорите, не ценитель… Все вот эти – по пятнадцать тысяч евро каждая, но те, что вы выбрали – по двадцать пять.

– Ого!

– Что делать, это в каком-то смысле редкий бриллиант в моей коллекции. Какое-то время я вообще не выставлял их на продажу. Если хотите, можете приобрести вот эту, она совсем недорогая – всего пять тысяч…

– Нет-нет, я беру те, что выбрал…

Пока художник озвучивал свою ценовую политику, разыгравшееся воображение Ярослава, как водится, смоделировало наименее приятный для него вариант развития сюжета: вот сейчас сюда войдет какая-нибудь гнида из знатоков живописи, которая уведет у него эти шедевры прямо из-под носа. Этого нельзя было допустить…

С деньгами расставался легко, несмотря на то, что надеялся на меньшую стоимость. Еще дома, залезая в сейф за наличностью, Юматов про себя назвал ожидаемые траты членскими взносами. Сейчас, сидя в такси и придерживая руками упакованные картины, он усмехнулся – было непросто подобрать более подходящее название для произведенной финансовой операции.

***

Утро воскресенья отметилось обильным снегопадом. Ярослав встал пораньше, чтобы успеть почистить дорожки на участке вокруг дома и поработать над собственным внешним видом. На сексуальную гостью хотелось произвести впечатление, даже несмотря на то, что сближение до опасного расстояния не предполагалось.