Жил-был большой красивый камень на холме,
А рядом весело ручей журчал.
Он среди зелени сиял в цветной чалме
И, радуясь, искрился, как кристалл.
Но время шло, ручей наш высох,
А камень на пригорке все лежал.
Скучал он без ручья на высях
И часто всю окрестность озирал.
Внизу дорога горная проходит,
А по обочине камней гурьба.
Там интересно: ездят, ходят,
А он один – нелёгкая судьба.
И как-то он от скуки вниз глядел
И вскликнул, волю чувствам дав:
«За что мне столь убожеский удел,
Что проку от цветов и пышных трав?
Разумней жить с собратьями, пусть тесно,
Но на дороге жизнь с огоньком».
Сказав же, сдвинулся с насиженного места
И вниз скатился кувырком.
Кто только здесь не проходил, не проезжал.
И люди с лошадьми, повозки и коровы.
И всем он, попадаясь на пути, мешал,
В дорожной толчее он жесткость испытал
подковы…
Всяк норовил его толкнуть, ударить —
Башмак крестьянский и сапог в ботфортах,
Коровы часто на него могли нагадить.
Он горько вспоминал жизнь на родных высотах,
Где мирно он лежал среди цветов.
Куда ушла его былая красота?
Теперь он среди грязи и врагов,
А в сердце беспросветность – пустота.
С людьми подобное порою происходит,
Живя в роскошных сельских уголках,
Вдруг в города за призрачной мечтой уходят,
Все осознав у безнадежности в зубах.
А ну-ка расскажи нам, Антисфен:
Как, не имея ничего, гордишься ты достатком?
Как понимать столь странный крен?
В чем правда здесь и какова разгадка?
Увы, Сократ, увы, мои друзья,
В моей душе и бедность и богатство.
В хозяйстве накопить его нельзя,
Стяжательство по сути своей рабство.
Я знаю много частных лиц,
Проживших жизнь свою, копя.
Наживших злата и тряпиц,
Но почитающих нищими себя.
И потому за всякий труд берутся,
На явную опасность не глядя.
И всё добром глупцы не запасутся,
Достаток свой никак не обретя.
А вот наследство получили два братишки,
Всё поровну – у одного из них
Хватает средств и даже есть излишки,
Другому – дай доходов неземных.
Слыхал я про тиранов жадных,
Свершавших преступления сверх меры.
Из-за нужды такое сделать бедных,
Пожалуй, не заставят и химеры.
А вот они же алчны и всегда
Уничтожали массами народы
И обращали в рабство города,
Лишая их надежды и свободы.
Мне очень жалко их, они больны серьёзно,
Им не помогут никакие уговоры.
Они всё жрут и жрут, и эта страсть несносна,
К тому ж заразны жадности той споры.
А у меня всего полно, я сам с собой дружу,
А вот барыш мне достаётся
В том, что поем и голода в себе не нахожу.
А коль попью – и жажда уберётся.
А одеваюсь я тепло и по сезону,
Не хуже богача, как Калий всем известный.
И дома стены мне, как тёплые хитоны,
А крыша мне, как плащ прелестный.
Постелью я доволен и настолько,
Что разбудить меня – ужасная проблема.
Потребность чувствую, как только
Я в наслаждении любовью, то гарема
Не нужно мне, доволен тем, что есть.
И женщин не боюсь я опорочить,
С восторгом отдают они свою мне честь,
Поскольку их никто другой не хочет.
И кажется мне всё таким приятным,
Что больше наслажденья не хочу,
А меньше – ведь страшны, но все ж опрятны.
К тому ж для пользы и они мне по плечу.
Но самым драгоценным благом
В своём богатстве вижу я,
Что коль отнимут одним махом,
То я никак не снижу для себя
Возможности продолжить пропитанье
В привычном качестве и мере.
Побаловать себя вдруг выпадет желанье,
Я не на рынок, не в моей манере.
А достаю из недр моей души
Всё то, что подаёт мне наслажденье.
И подношу ко рту чуток своей лапши,
Дождавшись аппетита настроенья.
И это лучше всё ж, чем походя
Употреблять прелестные продукты,
Вот как сейчас я, уходя,
Фасоское вино допью и поедаю фрукты,
Не ощущая жажды и желанья,
И только потому, что рядом я,
Случайно обратил на них вниманье.
Одно лишь несомненно, что честнее
Употребляющие дешевизну,
А кто берёт дороже и пышнее,
Поболее достойны укоризны.
Чем больше мне хватает из того, что есть,
Тем менее гляжу я на чужое.
Так пропадают желчь и спесь
И в сердце зарождается благое.
Один великий царь давным-давно
Был ещё мал, а потому учился в школе.
Проверить, всё ли так, как быть должно,
К ним проверяющий наведаться изволил.
И стал опрашивать он там учившихся детей.
Ему наперебой все знания свои старались показать.
И к нашему владыке обратился грамотей
(Владыкой не был он тогда, я должен вам сказать).
Его ответ: «Я выучил пока что алфавит
И знаю первое из предложений букваря».
Его расстроил, возмутил – он стал сердит,
Кричит малому: «Время для ученья тратишь зря.
Как так, одно лишь предложенье изучил».
«Ну может быть ещё одно, второе», —
Подумав, мальчик скромно говорил,
Ещё сильней инспектора расстроив.
«Пусть наказание такого вразумит, —
Решил он, – розг достоин. Будет бит».
Но несмотря на боль, мальчишка наш молчит,
И лишь улыбка на лице его горит.
«Как так?», – сомнения инспектора терзают.
И видит: рядом с ним букварь лежит,
Он нервно книжку эту открывает
И на страницу первую глядит.
«Ни на кого не гневайся, не обижайся,
Будь терпелив, спокоен – всё пройдёт», —
Прочёл он первое из предложений… «Кайся, —
Сказал себе, – ты всё же не урод».
Так стыдно было, он прощения попросил,
Но мальчик отвечал: «Не надо извиняться,
Ведь был я зол, когда ты меня бил,
Не осознал я всё и должен в том признаться».
Тут проверяющий второе предложенье вспомнил:
«Всегда одну лишь правду говори и кроме правды ничего».
И это всё мальчишка в точности исполнил…
Учиться всем царям, пожалуй, нужно у него.
