========== Часть 1 ==========

Майрон улыбался.

Майрон звонко смеялся — и смех отлетал от ободранных стен бара. Он похож на арнамских девиц, жеманных, ярких, наглых; они стремились влиться в большой криминал бескрайней Империи и разбогатеть по щелчку пальца. Мечты эти очаровывали. Серебрились, словно волны Восточного океана. Отскакивали яркими смешками во всеобщем бандитском кутеже. И Майрон — как большое олицетворение блатной имперской романтики. Подвижный, яркий, мелкий, проворный — он нравился всем!

Майрон рассказывал много историй. Неважно, сочинённых или нет — про аристократию, сидящих на столичной площади толстосумов, бедных, богатых, трущобы и резиденции — его слушали под сигаретку и кружку пива. Его слушали, раскрыв рты. Его слушали и затем пересказывали. Майрон купался в обожании банды Могильщиков, искрился ярким электрическим импульсом. Он поднимался со стула, замерев над широким деревянным столом, говорил: «Итак. Щ-щас ещё одна будет» — и заводил по новой.

Молодой, холёный, невысокий, ловкий. Весьма и весьма. Хватка у аристократских детей есть всегда.

«Она встречалась со мной ради денег. Представляете? Ради тридцати золотых монет, которых ей не хватало на оплату аренды! Я тогда подумал, что слишком низко себя оцениваю — всего в тридцатку золота».

Криминальному соку Империи нравились истории юного аристократского сына. Про мир, о котором можно услышать лишь по радио или прочесть в еженедельной газете. Майрон оказался в числе тех, кому честно жить не слишком нравилось, средний сын среднего чиновника Лео Ареса: не самый умный, порядочный, воспитанный и любимый. Майрон считал, что все бумажки, махинации и налоговый кодекс — туфта. Настоящие бандиты обитали на юге. В Пёсьем Яре.

В конце концов, в Пёсьем Яре его полюбили, и у Майрона не было повода эту любовь не принять.

«Умеешь водить, пацан?» — конечно умею.

«А в бухгалтерии смыслишь?» — слегка.

«Драться научен?» — вы меня обижаете, господин.

Это оказалось ажурным компромиссом.

Майрон заканчивал своё шоу далеко за полночь. Завсегдатаи бара «Дохлый кот» расходились по домам, запойных господ выкидывали под руки, сдавала смену кухня и оставался лишь официант на напитки — для Могильщиков. Могильщики забывались в мягком голосе Майрона, как в отличном ист-сайдском пиве. Только когда Иаков оживлялся и говорил «всё, хватит», Майрон послушно замолкал.

Усаживался на своё место, ярко улыбаясь клыкастым ртом, поправлял короткие волосы (пшенично-жёлтые), опрокидывал в себя пойло.

— У нас есть дело, — хрипел Иаков прокуренным голосом. — Дело важное. Сейчас не до шуток.

Иаков, их главарь, смотрел на Майрона вплотную. Переходил на сидящего рядом Ринго. Майрон и Ринго — две зажигалки их загрубевшего прожжённого коллектива — должны сработаться. Но Ринго не травил истории. Ринго сам история, бывший моряк и затем рабочий на рыболовном судне.

В конце концов, Майрон оказался чист по своей истории, и причин у Иакова держать новичка на стороне не было.

***

Ринго точил мясницкий нож камнем, ноги закинув на верстак. В небольшом складском помещении частной китобойни шумно (пыхтели старые вентиляторы) и неприятно пахло подтухшей рыбой — подтягивало с улицы. Майрон сидел на сложенных друг на друга ящиках, помеченных печатью «китовый ус», и рассматривал работающего Ринго. Толстоватый, поросший ржавой щетиной, в засаленной бандане и такими же сальными волосами — неопрятный, но очень интересный человек.

Одно компенсировало другое. Майрон вскинулся:

— А расскажи мне чой-нибудь, Ринго.

— Чего тебе рассказать? — грубоватый Ринго даже не захотел повернуться в сторону Майрона. — Обычно ты у нас байки травишь.

Но Майрон уже зажёгся, словно ряды ламп над их головами, и остановить его было трудно.

— Ты же работал на корабле. На корабле, понимаешь? — он говорил так, будто Ринго мог забыть, чему посвятил более десяти лет своей жизни. Беспечный торопливый тон гиперактивного ребёнка. — Там же всякое было!

— Ну что? Как мы рыбу ловили днями напролёт? Как эта рыба тухла под палящим солнцем, и её выкупали прямо с душком? Или как нам октопус в сеть попался, а?

Октопусы, надо заметить, существа не тупые. Майрон никогда бы не назвал их тупыми. И глупыми — также. Они достаточно разумные для обитающих в воде животных. Нападали на людей, питались беспомощными рыбёшками, зарывались в песок от хищников. Октопусы умеют делать изощрённые ловушки из кораллов — и затем пожирать свою беспомощную добычу. Питаться свежей ещё падалью. Выслеживать одиноких путешественников на лодках. Про них каждый сезон писали в газетах и просили отдыхающих не соваться в открытый океан на маленьких судах.

В общем и целом, Майрона очень заинтересовали упомянутые Ринго октопусы. Зацепился за них.

— Октопус?

Ринго, не отрываясь от ножа, пробубнил под нос:

— Октопус. Здоровенный такой, под триста фунтов, наверное.

— И что? И как?

Майрон заулыбался, как в «Дохлом коте», сладко и хитро. Сидел, ладонями упираясь о ящики, и голые покатые плечи блестели под складским светом. Ринго скорчил недовольную рожу, оторвавшись, всё-таки, от дела, но начал вспоминать:

— Здоровенная балда. Мы как вытащили, сначала не поняли, что делать. Затем шеф крикнул, что это октопус, и вальнуть его надо, пока не сообразил, что к чему. Ну, мы толпой и завалили. Щупалец двадцать, что ли, у него? И все, сука, скользкие, как слизью облили. Даже отрезанные от головы извивались.

Он вещал совершенно спокойным голосом, в процессе вернувшись к своему оружию. Шуршал камень, блестело лезвие. Майрон внимательно слушал.

— Мы его потроха скинули за борт. И больше не встречали. А затем я ушёл с того судна.

— А эти щупальца? Они какие?

— В смысле?

— Ну, большие? Маленькие?

— Разные у него есть. Отрастают по мере потерь. А тебе зачем?

— Да так.

Ринго неоднозначно взглянул на Майрона. Наточил нож, протёр тряпкой от пыли, проверил о собственный же палец. Нож завтра ещё пригодится. А вот октопусы, их щупальца и истории о них — не очень.

Майрон, живший чуть ли не напротив императорского дворца, конечно, читал книги. И был похож на всех тех аристократских детей, чересчур умных и не по годам взрослых. Много книг читал Майрон. И романы, и эпосы, и прозу — и бульварную литературу, эротические рассказы. В одной из таких книжек, тонкой, с не слишком изощрённым языком, прочёл сцену с октопусом. Как их использовать в своих целях.

Запомнил. Отложил. Решил воспользоваться. Ринго догадывался:

— У тебя точно никаких проблем нет, Майрон?

В ответ ему весело помотали головой.

***

Майрон прыгнул за руль китобойного грузовичка. Ринго перекинулся парой слов с Иаковым и его помощником, и завалился на пассажирское, подтягивая немолодое тело. Проверил остро наточенный нож за поясом, хлопнул карманы, осмотрел склад: чисто, тихо, весь груз накрыт плотным брезентом, светит полная луна. Майрон завёл машину. Разукрашенный под «Джефферсон фиш и ко» грузовик никаких подозрений ни у кого не вызовет.

На торпеде лежала газетная вырезка, придавленная портсигаром, — лицо капитана городской стражи. Ринго должен был на неё ориентироваться, но капитана знал и так. Человек, безусловно, плохой. Честный, справедливый, неподкупный. Настоящий враг народа.

— Поехали, — скомандовал через какое-то время Ринго.

Дороги в Пёсьем Яре — самый отшиб и неприглядный для столичного туриста промышленный город — отличались особой непроходимостью. Непредназначенные для автомобилей, они состояли из глубоких ям, и Майрон, признаться, очень ловко объезжал все препятствия. Хорошая дорога закончилась как раз за воротами склада. Ринго привычно ухватился за ручку на своей двери, но оказался удивлён навыками Майрона.

Весьма и весьма.

Они тошнили (ехали, подскакивая на некоторых участках) по узкой улочке рабочего района. Двухэтажные панельные дома, случайные лавки с магической утварью, пыльное бельё на общей вешалке рядом с пыльной дорогой — Ринго такое не понимал.