Но в этот раз мы решили провести необычный эксперимент, который уже неоднократно пытались сделать ранее, но постоянно терпели неудачу. Нам хотелось попробовать понять настроение или мысли не одного отдельного человека, а всех сразу. А для этого как нельзя лучше подходила утренняя «подземка». Интересно было узнать: что же мы такое услышим? Хаотичный набор непонятных вибраций или единый голос одного большого организма? Подобные опыты проводились неоднократно в нашем институте. Но тогда были созданы искусственные условия для миллионов участников эксперимента, а именно – ежегодное послание Императора своему народу. Проведение таких опытов было бессмысленным, ведь не надо быть предсказателем, чтобы предвидеть его итоги. А итоги были очевидны: «наверх» тут же докладывали, что вся страна слушала его речь в едином патриотическом порыве, что каждый гражданин искренне отвечал на нее позитивными колебаниями. И, стало быть, толпа людей, живущих на одной гигантской территории, вовсе не толпа, а единый народ, единая нация.
Но когда на следующий день мы вдвоем попытались провести подобное исследование в условиях, которые соответствовали нормальной повседневной жизни, то результаты оказались обратными. Прохожие не слышали ничего, кроме своего тщеславия. Все были озабочены лишь своими мелкими проблемами, а о благе Родины вовсе не думали. Их ничто не объединяло – и вместо нации мы снова видели толпу. Если тебя лично не касается беда, то сострадание зачастую очень наигранно. Причем самообман доходит до такой степени, что люди сами начинают в это верить. Прослушав очередную новость о пожаре или землетрясении, все в едином порыве начинают тяжело вздыхать. Они якобы сопереживают тем, кто с этим столкнулся и пострадал. Но проходит несколько минут, и еще недавно хмурые сопереживающие уже улыбаются, быстро вернувшись к привычному образу жизни. А самое главное – их нельзя в этом винить. Это просто человеческая природа, направляемая внешними факторами в определенную сторону.
Но подобные исследования касались только больших городов. Мы в свое время пошли дальше. Несколько лет назад нам посчастливилось анализировать магнитные аномалии в районе северного хребта Уральских гор. Причем эти аномалии излучали положительные вибрации. Так вышло, что там находилось достаточно большое старое поселение, оторванное от цивилизации, где жило около двух тысяч человек. Люди в нем пользовались технологиями тысячелетней давности. Это была скорее община. И все в ней себя вели как единый организм. Они чувствовали боль друг друга как свою собственную! И при этом там присутствовало четкое понятие частной собственности. У всякой вещи или скотины был свой хозяин. Да что там говорить, они и ссорились иногда, как и в любом социуме, но всегда находили компромисс. Это была единая небольшая нация, которая являлась целостной уже долгое время. Но в нашем эксперименте в Петрограде вся гармония заканчивалось в лучшем случае на следующее утро.
И закономерность, которую мы вывели тогда, заключалась в том, что чем меньше город, тем более сплоченное в нем население и тем больше оно ощущает свое единение со всем народом. Наверное, как раз поэтому люди в больших городах всегда чем-то недовольны, у них вечные проблемы и они постоянно хотят чего-то нового. Будто их никогда не покидает чувство голода, даже после праздничного ужина. Они не задумываются о том, что жизнь могла быть гораздо хуже, но зато требуют от других, чтобы все вокруг постоянно становилось лучше – и при этом не хотят начинать этих улучшений с самих себя.
Но в этот день во время поездки в метро мы заметили совершенно иную картину. Полнейший унисон голосов! Все были немного напуганы, но воодушевлены; немного недовольны, но при этом согласны претерпеть некоторые неудобства; немного злы, но готовы прийти на помощь даже тем, кто сейчас далеко. И все в едином порыве хотели одного – справедливости. И если власть имущие наверху ее добьются, тогда эти люди начнут менять себя сами, природа подскажет, в какую сторону двигаться, нужно будет просто им не мешать.
– Как же их сплотил общий враг, – пробормотал мой друг, поднимаясь по длинному эскалатору. – Лучше бы они привыкли так жить и в спокойной обстановке. Пройдет пара лет, и если все нормализуется, то мотивация в их сердцах угаснет.
– Не будь к ним так строг, у большинства из них очень ограничена мера понимания действительности. Тем более, им показывают проблему лишь с одной стороны, а за океаном ту же самую проблему освещают иначе. И парадокс в том, что с какой стороны ни посмотри – везде есть своя правда. Ты всегда пытался сравнивать всех с собой – лучше попробуй смотреть на мир их глазами.
– Я стараюсь. Надеюсь, что когда-нибудь ко мне это придет, а пока мне гораздо легче проникнуть в их голову и попытаться переставить там все в той последовательности, которую я считаю правильной.
– Значит, ты ничем не отличаешься от тех, кого критикуешь. Представь, как будет скучно, если все будут такими, как ты! А главное – ты потеряешь свою уникальность. Поэтому не мешай людям быть особенными, пускай и в своей глупости, – улыбнувшись, отвечал я.
– Да я и не мешаю, лишь бы только они своей глупостью не мешали мне. Но ведь они окружают меня везде, я уже устал с этим мириться. Нам в первую очередь нужно думать о грядущих поколениях, а не пытаться помочь всем людям: многие из них этого не заслуживают. А мы по старой привычке пытаемся задобрить большинство, ведь в сытости ни у кого не возникнет желания бунтовать. Вместо того, чтобы раздавать всем рыбу, лучше бы дали людям удочки. Будет возможность для инициативы – наш народ так выстрелит вперед, что никому не под силу будет за нами угнаться. А пока у нас инициатива жестоко наказуема, и никто не собирается ничего менять.
– Ты же знаешь всю систему изнутри и сам понимаешь, что так быстро ничего не происходит. Дай время таким, как Хозяин, и они все исправят. Император все это понимает. Я уверен, что рано или поздно все будет хорошо. Просто одному человеку такое не под силу. А если и под силу, то цена, которую за это придется заплатить, будет слишком высока.
Через три минуты мы были уже возле парадной старого дома, куда много лет назад заходили не реже, чем раз в неделю. Каждую субботу тут собирались молодые бунтари, полные решимости перевернуть если не весь мир, то, как минимум, все научное сообщество. И тогда мне было непонятно, как такие живые и пытливые умы в итоге становятся частью закостенелой системы? Почему мы не ощущаем на себе плодов их преобразований? Вся проблема в том, что система или меняет человека, или ломает его. Но поскольку быть поломанным никто не желает, все они, когда приходит время, меняют свои принципы и уже давят таких же революционеров, какими когда-то были сами. Замкнутый круг. Но даже в этом правиле, как всегда, бывают исключения – те, кто не хотят прогибаться. И чем сильнее система, тем больший на ее счету процент сломанных судеб. Но рано или поздно найдется тот, кто окажется настолько сильным, что все винтики и шестеренки этой системы не в силах будут его удержать. Тот, кто окажется могучим айсбергом на пути непотопляемого судна. Тот, кому все усилия, направленные против его действий, будут казаться волнами, тщетно пытающимися смыть в море огромную скалу.
И себя в такой роли всегда видел мой друг. Он был настолько уверен в своем предназначении, что доводы своих оппонентов, которые не мог оспорить логически, просто игнорировал. Даже я иногда был бессилен в разговорах с ним. А главным примером для подражания у него был Император. Да-да, тот самый Император, главным критиком которого он сейчас и является. Когда его работами заинтересовались на самом верху, он еще больше уверовал в свою избранность. А когда сам глава государства на личной встрече доверил ему создание особого института, то его счастью не было предела. Ведь он уверенно поднимался вверх по лестнице, которая, как ему казалось, приведет на вершину Олимпа.
Но именно тогда он и столкнулся с системой. Вернее, он постоянно с ней сталкивался, но его ум и харизма легко преодолевали все преграды, которые пытались воздвигнуть перед ним бездарности и посредственности, в большом количестве обитавшие на низких и средних уровнях чиновничьего аппарата. Но после этого назначения его перевели в «высшую лигу», где таких, как он, было если не много, то вполне достаточно. И все они находились в оппозиции к нему и к его принципам. Тут началось испытание самолюбия моего друга. Уже не всегда он мог подстроить ситуацию под себя, скорее, ему приходилось подстраиваться под ситуации. И это становилось для него настолько мучительно… Даже бывали моменты, когда ему казалось, что с него заживо сдирают кожу. Он был столь беззащитен перед ними, что его руки опускались все ниже и ниже. Он увидел, что на самом деле вся структура этой чистой, как ему до этого казалось, революционной власти являлась не такой, как нам всем рассказывали. Что это были лишь слова для задабривания огромной биомассы, населяющей половину земного шара. Именно столько входило в так называемое «Содружество Мирового Единения». А контур реальной власти оказался до такой степени закрытым, что не имел ничего общего с теми, кого мы привыкли считать народными представителями. Хотя все-таки имел – они являлись некими компромиссными фигурами, устраивающими все заинтересованные стороны. В их руках находились достаточно мощные рычаги воздействия в своих сферах, но все предпочитали ими не пользоваться. Вернее, пользоваться лишь так, как предусматривает система. Иначе их легко могли заменить, как сломанную запчасть в механизме, а рисковать никто не хотел. И это раздражало его сильнее всего остального! Ведь оказалось, что те самые посредственности и бездарности, с которыми он так часто встречался и боролся внизу, были вполне достойными людьми в сравнении с теми, кого он встретил в «высшей лиге». С той лишь разницей, что обитатели высоких кабинетов были гораздо искуснее в деле интриг и лицемерия.
