Многое из того дела, скорее всего, навсегда останется неизвестным. Но известно, что на месте ритуала осталась вещь, принадлежавшая Каринэ. Значит, нужно идти туда, искать тот самый осквернённый храм. Забрать ту вещь и уничтожить. И похоронить останки родителей и сестёр. И Манкурта.
Как всё просто. На словах...
Глава 26. Завершённый ритуал
Сашка ещё хромал, поэтому в горы с ними пошли Вадик и вечный Ромка, да неожиданно приехавший из Новороссийска Генка, накануне вернувшийся из плавания. Как оказалось, его об этом попросил Сашка, боявшийся оставлять сестру "на этих двух остолопов... трёх остолопов".
- Поэтому ты оставляешь её на четырёх остолопов, - съехидничал Ромка.
Погода была ясной, горячей и сухой. Лес пронзали солнечные лучи, пахло хвоей и травами. Многие реки, сильно обмелевшие за сухое лето, в верховьях вообще остались без воды.
На семейном совете перед походом, на который прихромал и Сашка, решили попробовать найти храм с наскока, чтобы не ночевать в сатанинской зоне и не тратить силы на переживание кошмаров. До реки Грязной идти было далеко, вне зависимости от маршрута выходило порядка тридцати километров, однако все помнили, на каком из рукавов Грязной всем стало плохо, и прикинули, что близко к тому рукаву подходят истоки Псебе, а потому имел смысл начать с них.
Ясная солнечная погода сменилась серой душной дымкой быстро: стоило им пересечь границу, отмеченную валуном, как у навигаторов почти сразу пропала связь со спутниками, мобильники перестали находить сеть, компасы потеряли направление, а Каринэ явственно различила чёрные текущие потоки. Игорь и Ромка разрыли землю под камнем и нашли там два человеческих черепа, у одного из них было пулевое отверстие в левой височной области. Кости все были перемешаны, но Каринэ показалось, что их там больше, чем на два скелета. После камня ещё около часа понадобилось, чтобы дойти до нужного рукава, и здесь Генка заявил, что у него ощущение, что он не стоит на суше, а плывёт по морю - чёрные потоки, смутно видимые только боковым зрением, текли по земле, подобно неторопливой равнинной реке.
Рукав был узким. Ребята продирались сквозь кустарники и упавшие деревья по давно сухому руслу, а из-за деревьев, казалось, выглядывали призраки и провожали их взглядами. Они были несформированными, растворёнными в чёрной текущей субстанции, но при этом ощущались чётко. Генка, как-то сразу подобравшийся и подтянувшийся, заявил, что у него неотвязное ощущение, что за ними наблюдают.
Всем стало не по себе; они напряжённо принялись озираться, однако никаких намёков на то, что неподалёку есть люди, не было. Каринэ вспомнила письма Игоревой прапрабабки, которая писала, что лучше бы они прятали Игорёшу от живых, чем от мёртвых, и поняла, что лично она предпочла бы мёртвых: они могут напугать, выпить силы, но не выстрелят пулей в висок.
Хотелось надеяться, что Генка чувствует призраков, а не живых сатанистов.
И призраки определённо знали, куда они идут и зачем. Чем выше по склону и ближе к осквернённому храму, тем более сформированными они становились - стояли вдоль русла призрачные чёрные скелеты, укутанные в призрачный же саван, а от кистей рук тянулись чёрные длинные плети. Каринэ и Игорь видели их изначально, потом их рассмотрели Вадик с Ромкой, а потом и Генка. Он заковыристо выругался и спросил у Каринэ, как она не рехнулась, живя с такими бок о бок всю жизнь.
- Человек, - с трудом криво усмехнулась она, - такая сволочь, ко всему привыкает.
Ромка начал жаловаться на то, что у него плывёт перед глазами, Вадик - на головную боль. Каринэ выдала ему две таблетки пенталгина, а пока упаковывала аптечку в рюкзак, нечаянно обернулась назад.
Сзади, перегораживая русло ручья, плотной чёрной стеной стояли призраки.
Каринэ похолодела и слабо вскрикнула. И вдруг явственно осознала, что сны, в которых призраки загоняют её в осквернённый храм, - это не просто сны и не подспудные страхи. Это воспоминание.
Девятнадцать лет назад её точно так же гнали сюда. И она бежала от призраков, не осознавая, что бежит прямо в ловушку.
И сейчас они чувствуют завершающую жертву и перекрывают ей путь к отступлению.
Игорь взял её за руку и напряжённо прикусил губу. Братья выругались.
- Зато мы знаем, - Ромка протёр глаза, - что точно идём куда надо.
- Мы как раз идём туда, куда не надо, - мрачно поправил его Вадик.
Темнело, хотя было всего одиннадцать утра. Не было ни ветерка, лес стоял неподвижный, безмолвный, проплетенный серой мертвящей дымкой, чернеющей на глазах. Земля под ногами, казалось, покрывалась тонким слоем - пока ещё тонким - чёрной затягивающей жижи. Дыхание сбивалось. Воздух, казалось, царапал бронхи и лёгкие, оседая там серой взвесью, закупоривая сосуды.
Русло кончилось. По склонам горы текли чёрные плотные потоки.
- Кто видит, откуда течение? - тяжело дыша, спросил Генка, шаря глазами по окрестностям.
- Я, - отозвался Игорь.
Он по-прежнему сжимал руку Каринэ. Белые волны вокруг него топорщились, словно иголки дикобраза. Вадик устало привалился к стволу дерева, но тут же со сдавленным проклятием отскочил от него - на стволе при его прикосновении полыхнула багровым светом перевёрнутая пятиконечная звезда.
- Думаю, - понял Ромка, - нам нужно идти вверх по течению.
Оставить спасительное русло ручья, хоть и перегороженное призраками. Русло, тоненькой ниточкой связывавшее их с миром, как дорога жизни в блокадном Ленинграде. Оставить эту дорогу жизни и пойти в самый эпицентр тьмы...
- Отставить упаднические настроения, - скомандовал Генка. - Нас много и мы в тельняшках.
И невысокой была гора, откуда удушающе сухим туманом стекал чёрный поток. И не крутой. И не таким уж и густым был лес. А ощущения были такими, словно они пытались покорить Джомолунгму, причём на высоте, приближающейся к восьми тысячам. Отдыхать приходилось каждые полсотни шагов, Ромку начал бить сухой кашель, Вадик выпросил ещё таблетку пенталгина. Генка молчал и торил дорогу. Игорь прикусывал губы до крови и не отпускал руку Каринэ, его белые волны пытались прикрыть братьев, но сил не хватало. А сзади закрывала все пути отхода чёрная толпа призраков.
