Странным было состояние, и не двадцатиградусный ликёр был тому причиной. Казалось, что вокруг неё развеваются какие-то белые волны, похожие на лёгкую неосязаемую ткань. Волны струились метра на два вокруг, медленно меняли свои очертания, а призраки стояли сзади и не могли подойти. И на кухне с выключенным светом не было страшно. Вообще, осталось потерпеть всего где-то неделю, и тогда она перестанет видеть и ощущать призраков - до следующего кошмарного сна, который их возродит. Через неделю она сможет спать без ночника и сидеть в кухне без света, глядя вниз на ночной город. Но пока что призраки ещё прятались в тенях.
Но сегодня не было страшно, и не из-за того, что в прихожей дрых Костик и она была не одна. Не будь Костика, изменился бы разве что напиток в бокале, но не эти ощущения - ощущения того, что рядом осталось что-то от Игоря, и это его сила... или энергия... или ещё что-то, и это что-то не даёт призракам подойти.
И ведь ничего между ними сегодня не было. Днём они разговаривали только один раз, и разговор был о постоянно держащейся температуре у Вики. Второй раз они перекинулись парой слов, когда он пришёл вечером прощаться. Ну и разговор в машине. Разговор исключительно о не прилетевшем самолёте. Ну и о том, чтобы он высадил её на ближайшей остановке. Ничего.
И всё равно что-то сегодня произошло. Что-то, из-за чего её сейчас укрывали белые волны, не подпускавшие к ней призраков. Не её волны - его. Что-то было такое, из-за чего завтрашний день уже не будет таким, как вчерашний...
Каринэ посмотрела в почти пустой бокал, на бутылку, в которой оставалось меньше половины, и заткнула её пробкой. Пусть останется на потом.
Что сегодня произошло? Ничего. Но всё же что-то произошло.
Может, то, что она села к нему в машину, и было этим чем-то?
Волны мягко струились вокруг, трое призраков нервно мялись на границе этих волн. Каринэ отвернулась от окна и посмотрела на них. От прямого взгляда один тут же исчез, замаячив на границе зрения, второй неторопливо и неохотно полез за холодильник, а третий так и остался стоять. Каринэ посмотрела на свисавший с него чёрный рваный туман, в его пустые глазницы; из зубов у него были только резцы и клыки, все коренные отсутствовали, а на левом виске был аккуратно выпилен кусок черепа.
Каринэ снова повернулась к окну и одним глотком допила ликёр.
Ничего сегодня не было. Но завтра уже не будет таким, как вчера.
Глава 5. Авральный день
Утром Игорь в отделении не появился, и Каринэ поймала себя на том, что ждёт его. Пусть они не перебросятся и парой слов, пусть она увидит его всего несколько раз и то мельком, случайно между уколами, таблетками и процедурами, но работать и знать, что он где-то поблизости, было... было... уютнее, что ли?
Хотя времени рефлексировать не было. Она влила глотательнице стекла шприцем бульон через гастростому, проследила, чтобы во второй палате поел трёхлетний тореадор, попавшийся быку на рога, и покормила овсянкой-размазнёй Вику. Было видно, что Вика не хочет есть, но на все попытки Каринэ отставить тарелку - понятно, что папаша привезёт ей что-нибудь повкуснее больничной овсянки - утверждала, что хочет доесть.
А к тому же было впечатление было, что у неё что-то болит.
Пока Каринэ кормила её, она давила в себе желание спросить, где отец. И хотя интерес медсестры к человеку, ухаживающему за пациентом, выглядел вполне естественным, Каринэ всё же заставила себя промолчать. Однако когда она уже отставила пустую тарелку и дала ей выпить едва тёплый чай, Вика сама тихо спросила:
- А где папа?
- Не знаю, - Каринэ отставила пустую кружку. - Он не предупреждал, что задержится?
- Нет.
Всё-таки есть в ней что-то от Игоря. Внешность не его - изящные черты лица ей достались от матери - но что-то было. То ли похожая привычка сводить на переносице брови, то ли похожая привычка прикусывать губы, то ли просто мимика.
На своей кровати завозилась Викина соседка - та самая глотательница стекла - и слабым голосом сказала, что ей больно. Каринэ пришлось отвлечься на неё.
- Что болит? - уточнила она, подходя.
- Всё болит. Мне очень больно.
Не удивительно. Большой шов на груди и животе, желудок пришлось ушить, пищевод хирурги собирали буквально по кусочкам; сшить-то сшили, но проходимость его стала - только жидкими растёртыми кашками и питаться. Кормили её сейчас через гастростому, выведенную в левой части живота. Виталь Саныч говорил, что стоит вопрос, чтобы пищевод вообще удалить, а на его место пересадить часть кишечника.
Вот кому такое показательное самоубийство было надо?
- Подожди немного, - нейтрально успокоила её Каринэ. - Скоро придёт врач, он тебя осмотрит.
И в это время Викин смартфон в белом со стразами чехле запел голосом Дениса Майданова: "Полжизни в пути, сквозь сны и туманы..."
- Можете помочь? - стесняясь, попросила Вика.
Обе руки её были в гипсе: на правой гипс был наложен на запястье и локтевой сустав, на левой - на запястье и пальцы. Правой рукой она могла бы взять телефон, но поднести его к уху - нет.
Каринэ взяла смартфон, приняла вызов - успев прочитать "мама" - и приложила его к уху девочки.
- Доченька, как ты себя чувствуешь?
Слышно-то было отменно. Хочется надеяться, что разговор не на полчаса, у неё сейчас обход с Виталь Санычем.
- Нормально, мама, - ответила Вика, - нормально.
Да нет, не очень-то нормально. Лицо пытается держать, но видно, что у неё что-то болит.
