Лола слушала Леголаса завороженно, а затем, смущённо уставилась в землю. Жестокий эльф. Точно то, что она так часто думала о нём в этой самой формулировке, и что ни в малейшей степени не являлось правдой; потому что, хотя Леголас обладал неукротимым нравом и жалящей рукой, он был добрым. Он никогда не делал чего-либо, кроме добра, по отношению и к ней, и к любому из их спутников. Даже если они ему не нравились. Даже если ему не нравилось это добро.

Леголас улыбнулся ей своей красивой, почти сияющей улыбкой. Ободряюще. Затем, он снял плащ, отстегнул пояс с оружием и опустился на избранную с самого начала каменную «скамью»:

— Тебе будет неудобно в плаще и камзоле, Лола.

— Ты заботишься о моём удобстве? Сейчас? — недоуменно осведомилась девушка, но лориэнскую одежду поспешно стянула. Леголас протянул руку, и она без особенного удивления обнаружила, что броситься в Андуин значительно легче, чем просто лечь. Лечь поперёк его колен.

— Я забочусь об удобстве любого, кто лежит у меня на коленях, малышка, потому что, как правило, им придётся пробыть там какое-то время и всё это время прислушиваться ко мне.

Лёгкая, но решительная рука подняла полы её плотной туники и стянула до колен штаны, и Лола почувствовала это ужасное, отвратительное, ненавистное прикосновение ветра к внезапно обнажённой коже! Мурашки побежали по всему телу, где-то внизу живота завязался крепкий узел… И прежде, чем эльф предпринял хоть что-нибудь ещё, девчонка у него на коленях горько расплакалась. Ей было так, так стыдно! Меньше всего на свете ей хотелось бы заставить Леголаса сделать это ещё раз.

— Ну вот, pen-neth, теперь ты плачешь… Тсссс, — сказал эльф немного мягче. Его ласковая рука погладила дрожащую спину девчонки. — Я знаю, что ты огорчена, и мне очень жаль, но извиняться за то, что намерен сделать, я не стану. Броситься в ледяную быструю реку, а затем в кишащий орками лес… Вдумайся. Это было опасно, глупо, наконец, просто бессмысленно. Ты знала это, как знала, что у тебя будут неприятности. Или я не прав?

Лола расплакалась ещё горше, но он дал ей много времени, чтобы совсем успокоиться, гладя по спине и тихо мурлыкая песенку. В конце концов, она задышала ровно.

— Хорошо, pen-neth, — теплота в голосе Леголаса поразила снова. — Очень хорошо. Ты в порядке. Ты в безопасности со мной. Я не причиню тебе вреда, драгоценный ребёнок.

Девчонка закрыла глаза, стараясь не прислушиваться к дрожи во всём теле даже когда яростный шлепок упал на её бедную обречённую задницу. Первый всегда худший. Она едва не подскочила.

Однажды, после последней порки, Лола осмелилась говорить с Леголасом на эту тему (правда, с тех пор не пыталась, потому что у эльфа и ветра не спрашивай совета) и спросила его об этих первых шлепках, таких сильных и жгучих, что она каждый раз думала, что может потерять сознание.

— Я имею ввиду… Почему ты это делаешь? В этом есть какой-то смысл?

— Потому что я хочу полностью завладеть твоим вниманием, — сказал он тогда. Лола чуть не фыркнула.

— Неужели ты сомневаешься в моём внимании, когда я уже лежу у тебя на коленях?

— Pen-neth, если бы ты видела сама, как ведёшь себя у меня на коленях, ты бы поняла, какое внимание я имею ввиду.

И теперь она поняла. Ой! — как же невероятно хорошо она это поняла, когда, наконец, без сопротивления позволила ему опускать эту жестокую, жалящую руку! Он требовал того, чтобы быть услышанным. Даже если ничего не говорил.

— Ты слишком много думаешь, малышка, — пробормотал Леголас. С его оглушительными шлепками теперь было покончено, и его ладонь, тонкая, с длинными пальцами, опускалась размеренно, жёстко, устойчиво… Медленно. — Тебе не нужно думать сейчас. Я отлично справляюсь за нас обоих. Я знаю, что делать, и если ты говоришь, что принимаешь правила этого мира теперь, прими и мою заботу.

Лола очень боялась почувствовать порку в полной мере. И всё же, против его прямого приказа она теперь вряд ли когда-нибудь осмелилась бы пойти. Крепко зажмурившись и сдавленно всхлипывая в собственный скомканный плащ, она впервые попыталась не пережить, а принять.

Стыда, как ни странно, не было. Или она перестала его чувствовать. Всё, что она чувствовала, была бескомпромиссная порка Леголаса: бесконечное жжение, сохраняющееся и преумножающееся после каждого шлепка, пульсация в её обречённых ягодицах, её отчаянно повторяющиеся всхлипы и рассеянные мысли. Всё, что она помнила, была постоянная хватка Леголаса на её талии, твёрдая, но очень осторожная, и его бёдра, которые вне всяких сомнений даже сквозь брюки и тунику отчётливо ощущали её выступающие больше должного рёбра. Его успокаивающий, усмиряющий голос, его слова, его присутствие… И пока ещё всё, что она знала в этом странном мире, был сам Леголас.

И, как ни странно, в этом ослабленном, почти бездумном состоянии Лола пришла в себя и поняла ещё кое-что.

Это нельзя было остановить. Это не было необходимости останавливать. Если бы так было нужно, он держал бы её на своих коленях до конца времён, превращая её непослушную задницу в нечто горящее, и его точная, жёсткая рука опускалась бы и опускалась, бесконечно шлёпая, никогда не утомляясь, вечно трудясь над тем, чтобы научить её. Помочь ей.

— Возвращайся ко мне, — более требовательный голос прорвался в мысли девушки, и Лола очнулась окончательно. Стараясь отвлечься от по-прежнему жалящих шлепков, она отчаянно прислушивалась к Леголасу теперь. — Вот так… Очень хорошо, что ты снова здесь, pen-neth, потому что нам пора возвращаться. Ты понимаешь?

— А-ага, Лег’лас! — пробормотала она. Теперь у неё не возникло и мысли дерзить. Не из-за боли, просто… Это казалось неправильным теперь, когда она понимала, что именно делал этот жестокий эльф.

И вдруг, всё закончилось. Шлепков больше не было, как не было и его строгого голоса, и Лола, открыв глаза, обнаружила, что всё это время отчаянно цеплялась за бедро Леголаса. Её плащ был пропитан слезами почти насквозь.

— П-прости, — пробормотала она. — Прости, прости, прости, что была проблемой…

— Ты хоть живая? — мягко усмехнулся Леголас, нисколько не прислушиваясь к этим глупостям… И слава богу. Лола кивнула, всё-таки жалея, что отдала Джин весь свой бальзам: он бы теперь пригодился. — Хорошо. Скажи, когда сможешь идти.

— И уйду от тебя служить Саурону, — буркнула Лола. Как всегда после Леголасовой порки, она немного сердилась, но это могло вылиться разве что в ворчание. Эльф посмотрел на неё удивлённо и достаточно весело для такого заявления:

— Я тебе уйду, pen-neth faeg.

========== 25. Погоня ==========

Бежали на север. Неутомимый Арагорн мчался впереди, Леголас и Гимли не отставали, а вот Лола и Джин очень скоро потеряли всякие силы и к рассвету почти плелись позади.

— Так дело не пойдёт, — встревожился гном, в очередной раз останавливаясь, чтобы дождаться их. — Эти дети и за орками не угонятся, и силы потеряют, и нас изведут, друзья…

— Стало быть, это тело, — откликнулся Леголас и подхватил Лолу на руки так легко, будто она по весу не превосходила любой из его кинжалов, — я беру на себя.

— Поддерживаю, — пробормотал Арагорн. — Джин… Нет, не тяжело. Не волнуйся.

Эльф и следопыт и правда не выглядели так, будто их хоть сколько-нибудь обеспокоила их ноша: они устремились вперёд опять, даже быстрее, чем прежде. Лола даже умудрилась уснуть в сильных и очень осторожных руках Леголаса, убаюканная его быстрым, лёгким шагом, и проспала много, очень много часов, ослабленная скудостью пищи и долгой дорогой.

Когда она проснулась, белел рассвет уже следующего дня. Лола лежала на земле, заботливо укутанная в два плаща — собственный и плащ Гимли, лучше спутников знавшего, что такое в дороге простуда. Все спали — все, кроме Леголаса: он стоял на краю утёса, хмуро глядя куда-то в небо.

— Эти твари от нас за тридевять лиг уже, — сказал он, услышав тихие шаги позади. — Теперь только орёл их догонит. А мы, да ещё с таким прекрасным балластом…