***
Адмирон Винчесто хмуро всматривался в кромку горизонта, медленно принимающую очертания Небесного Воинства. Лиловые глаза по привычке вели безупречный подсчет, хотя в этом не было необходимости — Совет призвал всех белокрылых солдат. Время семи труб еще не пришло, но Адмирон знал, еще немного и земля содрогнется: ангелы, получившие на заре мира оружие апокалипсиса уже давно покинули райские сады, но чертова Цитадель, подсуетившись, успела прибрать главное оружие апокалипсиса, и теперь не гнушалась надменно бряцать им при любом удобном случае.
«Чертовы пуховые куры», — думал Винчесто, неосознанно поглаживая пальцами гарду древнего клинка: боя не избежать, в этом он был уверен. За его спиной, замерев в предвкушении, стоял Легион Преисподней — мудрый демон не стал бы первым советником Владыки, не умея предугадывать действия врага и быстро собирать войско. Но воевать Адмирону почему-то не хотелось — то ли понабрался от чернокрылой леди Уокер, то ли, как и сам Повелитель, просто устал и хотел лишь одного — покоя. Время, проведенное за размышлениями о технике обороны и вариантах ответной атаки, пролетело быстро, и Небесное Воинство успело подойти слишком близко, ближе, чем он рассчитывал.
«Что ж, придется отодвинуть лучников немного назад», — начал было прикидывать он, но четкая стратегия разлетелась под напором жемчужного ветра, открывшего водоворот — аккурат между двумя сторонами. Из света проступили два темных силуэта, и Адмирон облегченно выдохнул: в последний момент Первый Всадник вернулся, да еще не один, а сжимая изящную руку прекрасной, несмотря на явную усталость, Виктории.
С голубым пламенем Коцита, подчиняющемся лишь Владыке, бой пойдет куда быстрее — это понимал и Винчесто, стоявший во главе Легиона на одной стороне адской расщелины, и предводитель пуховых кур, ведя вперед своих белокрылых марионеток. Однако Первый Всадник, бережно выпустив руку леди Уокер, прошел мимо вставшего в стойке Адмирона и сразу направился к главе Совета. В голове Винчесто зародились беспокойные мысли — такую тактику нападения они не рассматривали, предполагая сначала засыпать вражеское войско адскими стрелами, а уже потом пойти на сближение.
— Эрагон, в бойне нет нужды, — произнес меж тем Владыка Тартара, спокойно подойдя к щуплому Серафиму, которого в мире смертных могли бы принять за переборщившего с осветлителем подростка. — Мне, как и тебе, не нужны потери. Стола для переговоров у меня нет, но я готов сесть за ваш.
— В бойне никогда нет нужды, Всадник, — немного подумав, медленно проговорил шестикрылый Серафим. — До тех пор, пока враг не обнажит меч. И ты свой уже обнажил, перекроив Преисподнюю, — его сияющие глаза сузились, а нежный голос приобрел стальные ноты. — Цитадель вняла твоему посылу, так о каких переговорах может быть речь?
— Ты отвергаешь мир, что я тебе предлагаю, Эрагон? — Геральд устало потер пальцами переносицу, словно показывая, как ему надоел этот, пускай и короткий, но сложный диалог.
— Я скорее поверю в падение Цитадели, чем в предложение мира от Первого Всадника, — вспыхнул Серафим, теряя контроль и остатки святого образа. — Не ты ли, торжествуя, купался в крови моих братьев? Не ты ли смеялся, когда Совет предлагал закончить войну? Не ты ли чуть не разорвал струны бытия, когда Дьявол принял наши условия? Не ты спустился на землю и развязал войну, что переполнила измученными душами смертных и рай, и ад? Нет, Владыка, — выплюнув обращение, Эрагон развернулся к демону спиной. — С тобой мира не будет.
Проводив шесть золотых крыльев взглядом, Геральд вернулся к Виктории, уже успевшей встать к плечу Винчесто.
— Прости, Уокер, — он привлек стройное тело к себе и потерся щекой о мягкие черные пёрышки, отливавшие алыми всполохами. — Я действительно хотел договориться, но, как видишь, дурная слава сыграла свою роль. Адмирон, — повернувшись к советнику, твердо произнес Владыка. — Уведите ее, Виктория не должна пострадать.
Кивнув, Винчесто хотел бережно взять леди Уокер за плечо, но та резко отскочила и от него, и от Геральда.
Нет
— Я не покину тебя, — слова сталью разрезали горячий воздух. — Никогда.
— Вот это номер, Уокер! — Геральд бы рассмеялся, не будь ситуация столь напряженной, но улыбнуться смог. — Раньше эта клятва тебя не смущала, а теперь, значит, решила остаться! Сейчас тот случай, Уокер, тебе нужно уйти.
— Нет, — твердо ответила Виктория, показательно скрещивая руки на груди.
— Раньше я умолял тебя не оставлять меня, но теперь прошу уйти. Я не смогу биться, зная, что тебе грозит опасность. Ты можешь здесь умереть, — голос демона стал тише, а взгляд глубже — он действительно молил ее внять голосу разума.
— Нет, — вторя ему, почти зашептала Вики. — Если мне суждена смерть, то я хочу погибнуть, сражаясь за тебя.
Полная решимости чернокрылая Виктория, демонстративно призвала изящный меч, выкованный к Церемонии Слияния, незадолго до которой так неудачно исчезла, и подошла к Геральду вплотную.
Она не уйдет, говорил каждый ее шаг.
Она останется, утверждали ее мягкие прикосновения к его плечами, лицу, волосам.
Она умрет за него, повторяли ее губы, прижимаясь к щеке Владыки.
И он смирился. Не смог перечить. Никогда не мог.
В глазах Первого Всадника вспыхнул голубой огонь, руки и крылья охватило нетерпеливое пламя — он не мог увести ее с поля битвы, а значит, надо уничтожить врага так, чтобы никакой битвы и не было. Цена — не имеет значения, последствия — не важны, итог — не волнует.
Легион вздрогнул, предвкушая скорый бой. Небесное воинство обнажило клинки. Эрагон поднял руку для решительного взмаха. Но всегда твердая рука внезапно обмякла, безвольной тряпкой рухнув вниз: Красный гигант, освещающий поля Тартара, погас, закрытый исполинскими крыльями.
На высохшую почву границы Рая и Преисподней осторожно ступила легкая нога.
За спиной серафима неслышно падали мечи, безмолвно преклонялись колени, благоговейно опускались головы: не хуже молитв любой белокрылый знал древнюю сказку о Первом ангеле, сотворенном Создателем из первых лучей небесного светила. И если глаза могли врать, то энергия, пронизывающая каждого, что стоял на выжженной земле, не обманывала. Синие глаза внимательно скользили по белым и золотым перьям, начищенной броне и склоненным макушкам.
«Это победа», — думал Эрагон, мысленно деля уже завоеванную Преисподнюю на новые райские сады.
«Это знак», — роились в его голове восторги и предвкушение расправы над демонами.
«Это дар», — руки непроизвольно сжимались от наслаждения и веры в собственную исключительность, в одобренный самим Создателем подвиг.
Но вопреки всему, легенда небес Эсидриель лишь печально взглянул на шесть золотых крыльев и отвернулся от ангельского воеводы. Тихими шагами стройная величественная фигура Первого бессмертного отдалялась от замершего воинства и приближалась к дьявольской своре.
— Здравствуй, дитя мое, — Эсидриель поцеловал чернокрылую Уокер в лоб, тепло кивнул Геральду и ободряюще улыбнулся застывшему статуей в пространстве и времени Адмирону. — Твоя мать пожертвовала всем, чтобы ты не погибла на земле. Думаю, я смогу помочь тебе выжить и на небесах. Я обещал тебя спасти, помнишь? — Древний ангел вновь повернулся к оторопевшему воинству, закрывая демонов исполинскими серебряными крыльями. — Войны не будет, возвращайтесь в свои спокойные гнезда и благодарите Создателя за жизнь, что отныне будет полна мира.
— Ты не можешь, — наконец, найдя голос, прошептал Эрагон, до последнего не веривший своим глазам. — Это не ты.
— Я уже давно не я, — лицо Эсидриеля вновь озарила улыбка. — Но сила, что есть во мне, дает право поставить точку. Битва закончится, не начавшись. Советом правит древнейший, и я говорю «хватит».
Сухой ветер встряхнул белые пряди замершего Серафима — один за другим его верные ангелы срывались с места, покидая поле брани и скорби, легкими взмахами отдаляясь в сторону Цитадели.
========== Часть 12. Последний подвиг ==========