Тут Элейн приказала себе прекратить домысливать лишнее. Эреол рискует не столько ради нее, сколько ради собственного возрождения. Взаимная выгода.

Не стоит видеть в чужих действиях несуществующего благородства.

Он сам всегда это повторял.

— Только не геройствуй. Если там есть защита, пусти меня, я разберусь, разве что на это понадобится больше времени, — сухо сказала Элейн, выходя из квартиры вслед за ним и дожидаясь, пока он закроет дверь.

— Я не собирался геройствовать. Быть пойманным не входит в мои планы. — Эреол пристально взглянул ей в лицо, и Элейн в который раз убедилась, что он видит ее насквозь, даже не давая себе труд намеренно читать мысли. Нескольких сотен лет жизненного опыта хватало для такой мелочи.

И все же ожидание в сквере в нескольких шагах от круглого здания редакции оказалось невыносимым. Элейн сидела на скамейке, сверлила взглядом декоративную башенку, видневшуюся из-за залитых солнцем красновато-зеленых крон, нервно сжимала руки и думала, что лучше лично станет расклеивать на домах следующий выпуск листка, чем допустит повторения подобного.

Хотя повторения, наверное, не допустят и сами владельцы газет. Что ж, можно придумать еще тысячу способов донести листки до людей. Лишь бы только не пришлось позволять Эреолу…

…Позволять человеку, прожившему несколько сотен лет, пойти на сравнительно небольшой риск. Ему следовало не держаться с ней на короткой ноге все это время, а поддерживать больший авторитет. Определенно.

И лишь когда спустя вечность Эреол появился на аллее, ведущей через сквер, Элейн перевела дыхание.

Пришло время подумать о том, что можно будет сделать вечером.

Добравшись до замка, Элейн обнаружила, что не стоило так спешить.

Дежурство оказалось смазанным. Не было чинных посиделок при вечно апатичной и какой-то замороженной королеве, в которой она, как ни пыталась, так и не смогла рассмотреть знакомые с детства материнские черты. Наоборот, сегодня, как перед ярмаркой, в гостиной и в покоях Вистарии царил веселый хаос. А фрейлины оказались не слишком нужны, и в конце концов их отпустили.

Элейн вошла в общую комнату и на минуту остановилась на пороге, сбитая с толку шумом, гамом и кутерьмой. До сих пор она и представить себе не могла, какой ажиотаж среди товарок вызовет официальное начало сезона развлечений. Хешшу и все его хвостатые, это же всего лишь бал! Танцы под не самую лучшую музыку, прикосновения людей, которые далеко не всегда вызывают симпатию, толпа, праздничные блюда и напитки, глупые напыщенные здравицы в честь принца… Из-за чего такие восторги?

Интересно, как теперь при дворе Кервелина обстоят дела с пьянством. Когда-то, еще до Вистарии, по слухам, любое подобие праздника заканчивалось одинаково — трезвых не оставалось. Впрочем, в Анаростии, что за Бастионными горами, пьянства не терпят, а будущая жена Веина была именно оттуда. Ее прибытие планировалось через декатель, к концу лета.

Да еще это правило, что фрейлинам не полагается иметь личную служанку… Вводилось оно с благой целью дисциплинировать юных разбалованных дам, приучить их к мысли, что каким бы знатным ни был их род, они сами всего лишь слуги королевской семьи. Но на спесь отдельных высокородных девиц это никак не повлияло, а вот на комфорт и выбор одежды… Никаких шнуровок на спине, никаких сложных причесок… хотя это и к лучшему.

Ворча про себя, Элейн прошла к своей кровати. Для вещей каждой фрейлине полагался встроенный в стену вместительный шкаф, дверца которого находилась у изголовья кровати, рядом с туалетным столиком. Сейчас половина шкафов были распахнуты, и товарки увлеченно прихорашивались, то и дело поглядывая в ручные зеркала или поминутно бегая к большому зеркалу во всю стену в конце комнаты. Пламя свечей и ламп колыхалось, когда они вихрем проносились мимо. Куда ни взгляни, глазу представала однообразная в своей пестроте картина: ворохи разноцветной материи, оборок, сборок, бантов, тесемок и лент, шиньоны, заколки, диадемы и обручи, вуали и шарфики, шкатулки с драгоценностями, пузырьки духов…

Едва ли не половина того, что составляло круг интересов знатной девицы при дворе. Вторая половина заключалась в замужестве и всем, что с ним связано.

Крайне интересные собеседницы.

Нейтин уже заканчивала собираться и теперь пристраивала на полных плечах невесомую вуаль, добиваясь, чтобы было видно только молочную белизну рук и никаких складок там, где края корсажа и съемных рукавов нефритово-зеленого платья от локтя до запястья врезались в кожу. Элейн поморщилась при виде этих складок. Одно утешение — что Аверия, кажется, сетовала на излишнюю худобу Эллин… и что никакой Эллин Тамеан на самом деле не существует.

— Кажется, сегодня нас ждет двойной праздник вместо одного! — прощебетала мнимая сестра.

Элейн вопросительно хмыкнула, перебирая платья. Меньше всего ей хотелось привлекать к себе излишнее внимание. Пожалуй, бежевое подойдет. И поменьше украшений.

— Вечно ты одеваешься как старуха, — оценила ее выбор Нейтин. — Говорят, что во дворец переезжает ЛʼАррадон! Он будет здесь жить, представляешь! Это праздник получше юбилея принца! Интересно, гарем он тоже привезет?

— Не хватало здесь только гарема… — буркнула Элейн, застегивая сложную конструкцию из ремешков спереди. — А что заставило его сюда переселиться?

— Откуда я знаю? — «сестра» была явно недовольна, что разговор не переключился на обсуждение достоинств главного угларского колдуна. — Он будет здесь! Как хочется посмотреть на него… Вот бы он тоже участвовал во всех наших балах и прогулках!

Элейн тяжело вздохнула. Балы и прогулки, кто бы сомневался. ЛʼАррадон явно едет сюда, чтобы лучше контролировать Круг Кервелина, в котором, как думают и король, и его колдун, начались измены. Видимо, Кервелин считает, что не справится с ними в одиночку без магического вмешательства. Плохо. Отвратительно.

Теперь придется быть в разы осторожнее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍***

Странное это ощущение — сидеть на балконе со стеклянной крышей и слышать, как по ней барабанит пожирающий разум дождь. Знать, что все надежно закрыто и ни одна капля не проникнет сквозь преграду, но в то же время видеть подсвеченные единственной лампой искорки так близко и…

— Кому пришло в голову обустраивать такой балкон? Зачем он нужен? — нервно спросила София, когда Итилеан только привел ее сюда, вызвав вечером с кухни запиской. Чем немало удивил. Еще не успели остыть печи, где готовились блюда к праздничному застолью, и все придворные должны были быть на балу, открывающем сезон, а он… Наверное, что-то срочное, решила она тогда. Но при виде этого места, которое он избрал для разговора, мысли напрочь вылетели из головы от ужаса.

— А как же главный мотив половины глупостей на Земле? Пощекотать нервы… — Итилеан потянулся к крыше и с нажимом провел пальцем по стыку двух стеклянных частей купола. И хотя щелей там не оказалось, София отодвинулась подальше по жесткому дивану-скамье. Кроме этого дивана и тонкого плетеного коврика, здесь не было больше ничего. А балкон был довольно большим, размером чуть ли не с ее каморку за кухней. Обстановка в покоях Итилеана оказалась аскетической.

— К делу, — он отвернулся от дождливой бездны за стеклом и вынул из кармана какой-то листок. — У вас на кухне не читают «Гранд-Газету»?

— Понятия не имею… — У Софии было такое чувство, будто она разговаривает с незнакомцем. Вся неуравновешенность Итилеана сегодня куда-то улетучилась. Речь была спокойной, бесцветное лицо не отражало никаких бурь, и только когда он заговорил о газете, глаза едва заметно азартно блеснули. — Сегодня в любом случае было бы не до нее.

— А жаль. В вечернем выпуске я обнаружил вот такое дивное письмо. И попало оно сюда, скорее всего, без согласования с редактором.

Он сел рядом и протянул Софии листок. Она бросила беглый взгляд на строчки.