Собеседника тоже не тяготит мой наряд, и даже наоборот. Ишь, как глазками блестит. А мужчинка-то ещё, видать, ходок! Одобряю! Короче, уговорил он меня отложить душ и переодевание.
— Меня вполне устраивает ваш наряд, мадемуазель Агдан. Скажу честно, даже больше, чем устраивает, — мсье улыбался с таким восхищением, что устоять невозможно. Да и что мне, жалко, что ли? Меня больше беспокоит то, что я немного вспотела, но всякие дезодоранты и прочая гигиеническая косметика делают своё нужное дело. Вот когда мы всей «Короной» с нашими кордебалетницами наканканимся, вот тут да, через час к нам лучше не заходить. Уж лучше на конюшню.
Но если мсье не беспокоит, то и мне плевать. Да и не о чем беспокоиться. Когда начинаешь после интенсивных движений разогреваться, первым делом парят духи, дезодоранты и другие лосьоны. Кондовый запах пота пробивается минут после сорока занятий, равных по нагрузке беговому кроссу. А мы с ИнЧжон больше руками работаем. Раскачка бёдрами и волнообразные движения телом много энергии не отнимают.
— Моё слово? — отвлекаюсь только на секунду, погладив прошедшую по моим коленям Мульчу. ГаБи стоит сзади.
— Двадцать миллионов, — поднимаю глаза на Браннигана, — в американской валюте.
Не смущается ни на секунду. Я сыграла в поддавки, в таких случаях тот, кто первый озвучивает желательную сумму, теряет инициативу. Но мне лень играть в эти игры, поэтому я удваиваю максимально возможную на мой любительский взгляд сумму и озвучиваю.
— Вы же сами понимаете, это слишком, — мсье Бранниган само обаяние.
— Вы тоже поймите, — не уступаю я, — меня устроит статус-кво. Можете уходить и готовиться к тому, что я где-нибудь брякну о том, что в отелях «Хилтон» ноги моей больше не будет. Мне не заплатят, зато я свободна в своих поступках.
— Свобода, — мечтательно вздыхает мсье, и возводит очи вверх, с трудом отлипая взглядом от моих коленок, — это так прекрасно.
— Полагаю, вы вполне можете свободно принять решение ограничиться пятью миллионами, — Бранниган возвращается к увлекательному побочному занятию, разглядыванию меня, красивой. Несмотря на явную навязчивость, мне почему-то вполне комфортно. Кажется, догадываюсь, в чём дело. Пошлейшая похотливость, часто раздражающая интересных девушек, в исполнении Браннигана выглядит благородным преклонением рыцаря перед Прекрасной Дамой. Огонёк в глазах светится восхищением и одобрением, «Ах, мадемуазель! Какая же вы красавица, какая же вы молодец, что так здорово выглядите».
У таких учиться надо другим мужчинам, — думаю я. И тогда мужчина может мысленно раздевать собеседницу, снова одевать в какой-нибудь другой наряд, представлять, в какие позы… хотя нет, этого я уже не потерплю.
— Не вижу особой разницы между ничего и пятью миллионами, — выдаю я и наслаждаюсь сначала смятением, — надо признать быстротечным, — и откровенным восхищением. Уже не внешностью.
— Что? А-ха-ха-ха… простите, — Бранниган после паузы расхохотался до слёз, — когда я буду оправдываться перед руководством за перерасход средств, я вас процитирую. Полагаю, меня простят, ха-ха-ха!
Мульча влезает на спинку дивана, теперь ей надо потереться о мою голову, сунуть нос в шею… ой, щекотно же!
— Платиновую карту на десять лет хотите? — небрежно спрашивает мужчина.
— Что это?
Бранниган объясняет. Очень неплохая вещь, я плачу всего четверть от стоимости всех услуг любого отеля «Хилтон».
— Во-первых, это годится только в качестве бонуса. Во-вторых, не интересно. Вот если бы на двоих? — меня беспокоит ещё какая-то мысль, но поймать её за хвост не успеваю.
— Не проблема, можно и на две персоны. Только учтите, что она именная. На вас и любого сопровождающего, — Бранниган замолкает, глаза блуждают где-то в районе моей груди, но, по-моему, мыслями он далёк от моих прелестей.
— Хорошо, мадемуазель Агдан, — Бранниган выныривает из омута размышлений, — мы можем пойти на выплату вам десяти миллионов. Нет, больше не получится…
Он пытается меня притормозить.
— Десять миллионов — круглая сумма, красивая. Но двенадцать ещё лучше, — я не сдаюсь.
— О, мадемуазель Агдан, — смеётся мужчина, — Вы только что сказали, что не видите разницы между ничего и пятью миллионами. И вдруг углядели принципиальное отличие между десятью и двенадцатью.
Вот тут он меня подсёк, признаю. Но я не сдамся!
— Всё дело в эстетике, мсье Бранниган, — нежно улыбаюсь, — Двенадцать почти священное число. Двенадцать апостолов, двенадцать часов, на которые разбит циферблат, двенадцать месяцев в году. Десять тоже хорошее число, но холодное, от нуля на конце веет пустотой.
И всё-таки он меня уболтал. Соглашаюсь на десять. Он не упирался, нет! Бранниган поступил намного умнее. Он попытался навялить мне рекламное соглашение за эти два миллиона с довольно тягостными для моей свободолюбивой натуры обязанностями. Ежегодные съёмки в течение пяти лет, ещё чего-то по мелочи.
Собственно, и остальная сумма предлагалась, как оплата рекламы. Умно, ничего не скажешь. Сижу, листаю контракт и безжалостно вычёркиваю всё. Бранниган делает разочарованное и даже по-детски обиженное лицо. Вот фрукт! Поди переиграй такого.
— И что же остаётся, мадемуазель Агдан? — вопрошает Бранниган.
— Да очень просто, — я предельно облегчаю себе жизнь, но им что-то перепадает, — Отель, где я остановлюсь, может использовать этот факт в качестве саморекламы. Но не в масштабах всей сети…
Да этого им и не нужно. Отель всё равно «Хилтон».
— Когда меня спросят журналисты, где я остановилась или планирую заселиться, естественно, я назову ваш отель. И не важно, сам он спросит или вы его подошлёте. Спросят, нравится ли мне, отвечу положительно…
— Восторженно, — поправляет меня Бранниган.
— Восторженно будет стоить пятнадцать миллионов, — парирую я.
Короче, договорились, измотал он меня. Умею, но не люблю вести бизнес-переговоры. Хотя Бранниган, такое у меня чувство, где-то на повороте меня обошёл. Это я уже в душе размышляю. Мимоходом он мне сообщил, что тот портье в сети «Хилтон» больше работать не будет. Никогда и никем.
Вытираюсь, втираю в себя гель на основе эвкалиптового масла. «Хилтон» заполучил меня на десять лет в качестве рекламного агента, и я на двести процентов уверена, выжмет из этого всё. Мне тоже нет смысла обижаться. По миллиону за каждый год при не напряжных усилиях. И не усилиях вовсе, какая мне разница, в каком отеле селиться? Кстати, я и делать этого не обязана, просто глупо отказываться от пяти звёзд по цене трёх.
На обед опаздываю катастрофически, только ГаБи и Мульча составляют мне компанию.
— Как всё прошло? — ГаБи беспокоится, чувствует моё лёгкое недовольство.
— Десять миллионов, но десять лет я должна предпочитать всем отелям «Хилтон», — в моём голосе никаких эмоций, ни удовлетворения, ни раздражения.
— Рекламный контракт? — сразу ухватывает ГаБи, — Так это классно. Заключить контракт с мега-компанией с многомиллиардными оборотами, это здорово.
ГаБи заражает меня своим воодушевлением. Кстати, да, Бранниган оставил мне свою визитку. Да и встретимся мы ещё, контракт оформить надо. Так, это что? Я вошла в обойму избранных моделей, удостоенных чести представлять «Хилтон»? У-п-с-с-с! Даже не знаю, как к этому относится.
Париж, гостиница «Фошон Л’отель Пари»
22 марта, время 10 часов вечера.
После обеда и до позднего вечера, я с ИнЧжон автономно от остальных работали в студии Франс-2. Возвращаемся выжатые, как лимон, но ИнЧжон прямо сияет от счастья. Впервые засветилась на европейском телевидении, вот и сияет.
Этот день сделан на ять. Выдали мы свой «Hands performance» на полную катушку. Чуть руки не оторвались, у ИнЧжон такое же впечатление, но говорит об этом так, будто всю жизнь мечтала рук лишиться.
— Сколько нам заплатят? — Ну, да. Лучиться счастьем можно сколько угодно, но от базового интереса никуда. Что-то странно, я что, не говорила?