— ЮнМи, — после приветствий обращается СанХён, — Мы посоветовались с господином Чо СуМаном и решили, что имеет смысл разнести по времени наше выступление с выходом АйЮ.

Мысль улавливаю с первых слов. СанХён долго объясняет, но и так понятно. На нашем фоне АйЮ никто не заметит. А вот когда мы закончим и навострим лыжи домой, французы резко затоскуют. Я про себя усмехаюсь, они даже в мыслях не держат, что мы можем флопнуться. Они правы, конечно, но момент примечательный. В меня верят безмерно, что льстит и одновременно увеличивает груз ответственности. Ладно, сдюжим.

И вот когда французы затоскуют и начнут печалиться, мы им и подсунем АйЮ, как утешение.

— Но песни должны быть хорошими, — СанХён смотрит строго, а у меня сразу вопрос: это когда мои песни были плохими? Слово «мои» в кавычках, но им нет до этого дела.

— И хорошо ещё бы две… или больше, — в глазах Чо СуМана светится слабая надежда на чудо.

— Ещё одна будет, — уверенно заявляю я, — И «Ураган» могу… хотя нет, «Ураган» уже у БоРам. Отдам одну из своих песен, когда гастроли кончатся. Самую подходящую. Так что французский репертуар у неё будет из четырёх песен, считая «Таксиста». Больше ничего обещать не могу. Да и смысла нет, саджанним! АйЮ просто не успеет приготовить больше двух песен.

Чо СуМан соглашается, песни на незнакомом языке заучивать намного тяжелее. Это он упустил из виду.

— БоРам, как у тебя дела? — СанХён обращается к ней, а та немного затравленно смотрит на меня. Чего это она? Понимаю, когда Борамка вдруг отвечает по-французски. Я молодец! Так задрючила девок, что они в моём присутствии и думать не могут по-корейски разговаривать. А чего она сказанула?

— Je suismalade… — и дальше я не слышу, меня замыкает. Хватаюсь за планшет, торопливо набираю текст, а он длинный… теперь ноты…

Песня «Je suismalade» в мире Юркина из разряда долгожителей. Французы долго с ней носились, полагаю, и я с ней не прогадаю. Не в моём вкусе, из разряда лирики, причём в худшем варианте тоскливого нытья. Краткий перевод можно дать одной фразой: «Я больна тобой». Я буквально проваливаюсь в работу…

Поднимаю голову, оглядываюсь. В кабинете только СанХён, смотрит на меня с улыбкой.

— Нас можно поздравить с новой песней, ЮнМи-ян?

— Да, — не разочаровываю его я, — Саджаннима Чо СуМана надо поздравлять. Песня как раз для АйЮ, я такие не люблю, а БоРам вряд ли потянет.

— Замечательно, — не огорчается СанХён, — значит, с обязательствами перед АйЮ мы покончили. Кстати, ЮнМи-ян, обед давно прошёл.

Я чапаю в общежитие на кухню заправляться, а СанХён, улыбаясь, берётся за телефон. Наверняка спешит обрадовать коллегу и партнёра.

На кухне наваливаю себе еды чуть меньше, чем хочется. И заметно больше, чем раньше. Так делаю уже с неделю, а вес почти не прибавляется. Полкило это ни о чём. Мой адъютант ЁнЭ со мной, она исчезает, когда я с девочками, и возникает, как привидение, когда рядом никого. Французский для неё, как ладан против чёрта.

— ЧжуВон звонит, отвечать будешь? — ЁнЭ закрывает ладошкой аппарат, смотрит на меня. Я протягиваю руку.

— Аньён, ЧжуВон. Чего хотел?

— Аньён, Юна. С какого-то момента постоянно хочу одного, свидания с тобой, — весело сообщает оппа.

— Ничего не выйдет. Времени нет, — безжалостно рублю пацакские надежды на корню. Ибо нечего тут!

— Что? Совсем-совсем? Так не бывает, — врагу не сдаётся наш гордый пацак!

— Да, такого не бывает, чтоб прям ни минутки, — соглашаюсь я, — Но полчаса это такой мизер. Нам до ресторана в оба конца только ехать час. И что это будет за свидание, едем в машине четверть часа, потом возвращаемся и всё?

— Знаешь, Юна, звучит заманчиво, — ЧжуВон вдохновляется. И, кажется, я знаю, почему.

— Помечтать ты, конечно, можешь, но как-то это глупо.

— И что же делать? Неужто ничего нельзя придумать?

— Можешь к нам на ужин приехать в семь часов вечера. Поужинаешь с нами…

— Холь! А говорила «никак»! — мгновенно возбуждается пацак.

— …если тебе саджанним СанХён разрешит. И одно железное условие: в присутствии девчонок говоришь только по-французски.

— Тре бьен! Шарман! — с готовностью орёт радостный ЧжуВон.

— Если будешь покупать цветы, не надо таких огромных веников. Аккуратненький небольшой букетик, — я нахально делаю заказ, — лучше композицию из разных видов.

На этом и заканчиваю. Прошлый его букет разделила всем коронкам, на всех хватило по три штучки. А мою комнату до сих пор украшают пять бархатных роз.

Скидываю на флешку ЁнЭ песенку.

— Распечатаешь и оформишь авторство. После отдашь президенту СанХёну, он знает, что делать…

После обеда хочется поваляться, но делать этого нельзя. Хоть и разрешили нам в весе прибавить, но в нужных местах. Жирок на брюшке нам не простят. Поэтому иду в репетиционный зал.

Репетиция перед ужином заканчивается тем, что я подскакиваю к Борамке и хватаю её за ухо.

— Ещё раз не поднимешь ноту в этом месте, уши пообрываю!

Такие длинные фразы девки понимают пока сикось-накось, поэтому приходится долго чуть не на пальцах разжёвывать. Всё у БоРам получается на ять, но в одном месте чуть-чуть проваливается.

Усталые, но довольные тем, что каторга репетиции закончилась, чапаем на ужин. И в холле нас перехватывает Чжувонище. Ух, ты! Букетик, как просила, не велик и очень миленький. Благосклонно принимаю вместе с дежурным поцелуем в щёчку. Шёпотом напоминаю:

— Парле франсе…

— Я помню, — по-французски отвечает. Поглядим, как будет дальше.

За ужином я сажаю его рядом с ХёМин. Сама напротив. Убиваю двух зайцев одновременно. Отвлекаю его внимание от себя, у меня нет сил, ни сопротивляться, ни отвечать порывам его страсти нежной. А второй зайчик — мотивация для ХёМин.

— ЧжуВон, можешь говорить ей комплименты, но с одним условием. Они должны быть многословны и витиеваты, — вот такая я бяка!

ЧжуВона упрашивать не пришлось, в уши ХёМин полился непрерывный поток. Личико её делается беспомощным, моя улыбочка гаденькой. Все остальные девочки тоже напряжённо слушают. Внимайте, внимайте!

— ЧжуВон, ты можешь втирать даже про устройство двигателей внутреннего сгорания, всё равно ничего не поймёт, — нагло хихикаю я. До девчонок всё-таки какие-то крохи доходят, смотрят на меня подозрительно. А я получаю в качестве бонуса ещё одного зайчика. Вернее, ЧжуВон получает. Он может претендовать на роль тичера, пусть чернового, для разговорной речи, но всё-таки это неплохой повод для посещения нашего коронного курятника.

ЧжуВон быстро понимает, что не очень удобный для него французский язык имеет свои огромные плюсы. Он может говорить со мной на любые темы, девчонки, как ни стараются, понимают хорошо, если два слова из десяти плюс предлоги. А тонкие моменты недоступны даже в режиме догадок.

— Юна, а что это у тебя за подруга ЕнЛин? — вдруг спрашивает он.

Я не сразу понимаю, откуда он про неё знает. Они ни разу не встречались, я про неё не рассказывала… а-а-а, вон оно что! Я заливаюсь хохотом. Но раскрывать секреты не собираюсь. Или раскрыть? А, ладно! У меня их ещё много, секретов.

— Я тебя разыграла, глупый оппа! — я хохочу, ЧжуВон мрачнеет. Я продолжаю, тогда я говорила по-корейски, сейчас по-французски, но так даже легче. Усиливаю прононс до предела и перехожу в низкий регистр:

— Я должна принять ва-а-н-гну, выпить чашечку ко-о-ф-фе… — изнемогаю я от смеха.

В глазах коронок горит бешеный интерес, который подогревается массой, в принципе, знакомых слов. Последнюю мою фразу они должны были понять дословно. Я гениальный педагог, так подстегнуть мотивацию не каждому удаётся.

— А что, у тебя, реально, я в телефоне обозначен, как «глупый оппа»? — подозрительно спрашивает ЧжуВон.

— Нет, конечно, — беззаботно отвечаю я и уточняю, — На самом деле там написано «очень глупый оппа».

ЧжуВон выдвигает челюсть, с интересом за ним наблюдаю, коронки тоже… о, они что-то поняли? Плохи твои дела, ЧжуВон.