— Ох, правильно я говорила, что лучше не становится на дороге у этой милой и хрупкой девочки, — опять вслух выражает опаску МуРан, — Раздавит, как букашку, и не заметит.

МуРан думает, звонить или не звонить сыну? А зачем? Чтобы он отменил своё решение? Большой вопрос, надо ли его отменять. Кажется, Агдан всё равно, оставят ЧжуВону наследство или нет. Нет, надо позвонить, посоветоваться, и, помоги небеса, может быть, посоветовать. МуРан берётся за телефон.

— Аньён, сынок.

— Аньён, мама. Ты сделала, что я просил?

«Неужели он хочет передумать?», — проносится у МуРан невозможная мысль.

— Да, сын, сделала. И ЧжуВону позвонила.

— И как он?

— Сын, он давно этого ждал. И даже не огорчился, судя по голосу.

— Характер, — то ли одобрительно, то ли осуждающе говорит ДонВук.

— Ты уже слышал, сын? Агдан получила Грэмми.

— Слышал, мама, — тон ДонВука становится тусклым.

— Она на вершине. В прошлом году её капитал не превышал полутора миллионов долларов. Сейчас, только по известным мне источникам, он превышает семьдесят миллионов. К концу года точно будет не меньше ста. Через год-два, её состояние будет измеряться миллиардами долларов.

— Зачем ты мне это говоришь, мама?

— Во-первых, чтобы ты знал. Во-вторых, хочу тебя спросить. Ты точно хочешь поссориться с этой девочкой?

— Я с ней не ссорюсь. Я просто не хочу иметь с ней никаких дел. Станет миллиардером? Не торопись есть свой суп из кимчхи, мама. К тому же она обманщица и попадала под суд. А её дядя? Нет, мама, в нашей семье ей не место.

— Я не тороплюсь есть свой суп, сын. Но так уже было много раз. Когда-то мы все и её семья хором уговаривали её выбросить из головы глупые мечты стать айдолом. И что? Она стала айдолом, а мы все чувствуем себя идиотами. Сын, я не хочу, чтобы наша семья целиком оказалась в дураках. Чувствую, что ты до сих пор недооцениваешь эту девочку. Слышал, что её президент страны к себе пригласила? Тебя она когда-нибудь приглашала? Да ещё тебя одного! И почему-то её не заботит, что дядя Агдан сидит. Тебе не кажется это странным?

— На что ты намекаешь, мама? — настораживается ДонВук.

— На то, что президент Пак ГынХе знает что-то, чего мы не знаем, сын. Ты говоришь, что ей в нашей семье не место, и это все слышат. А президент говорит, что рядом с ней Агдан находиться достойна, и это тоже все видят. Догадываешься, что я сейчас спрошу, сын?

— Лучше не спрашивай, мама, — бурчит ДонВук, — Её правда президент к себе пригласила?

— Новости надо смотреть, сын. Тем более такие.

— Мне надо подумать, мама. Аннён.

— Аннён, сын.

МуРан кладёт телефон. Сомнения у сына зародить удалось. Но вот сдвинется ли он с места?

Войсковая часть ЧжуВона, полевое стрельбище за 12 км от части

10 апреля, время 10:15.

— Рота! Бегом! — ЧжуВон открыл рот, чтобы гаркнуть последнее слово «Марш!» и на мгновенье застыл. Замерли и солдаты с согнутыми в локтях руками.

Изменение ситуации мгновенно вызвало реакцию, вбитую многомесячными тренировками. Вместо слова «Марш» из глотки готовилось вырваться «Воздух! К бою!». Нет, отмена! Вместо этого ЧжуВон командует «Отставить!». Вынырнувший из-за горы справа по курсу боевой вертолёт на секунду полёта, пока не продолжил разворот, нацеливший на них стволы пулемётов, был распознан, как свой. Опознавательные знаки на борту подтверждают принадлежность машины к их части.

Рокочущая винтами машина проплывает мимо роты, снижаясь.

— Направо! — ЧжуВон не задумывается, объект необходимо держать в поле зрения. Свой он или не свой. В машине части может прибыть начальство, и стоять к нему спиной не рекомендуется. Мягко говоря.

Вертолёт медленно опускается в ста метрах от солдат. Когда до земли остаётся метра полтора, из раскрывшейся двери выпрыгивает морпех в полевой форме. Пока вертолёт, так и не достигнув земли, поднимается и уходит обратно, морпех держит рукой срываемое мощным потоком воздуха сверху кепи.

ЧжуВон напрягается, сердце кольнуло и сразу следом будто облило сладкой и горячей патокой. Морпех идёт к ним знакомой, хоть и искажённой тяжёлой обувью походкой, фигурка стройная и хрупкая. Сержант делает шаг навстречу, такой шаг, еле заметно пригнувшись, совершают, когда готовятся к резкому спурту. Но ЧжуВон останавливается. Делает такой же шаг и снова останавливает себя. Он не зелёный юнец, не мальчик, чтобы позволять себе отдаваться восторгу с головой. ЧжуВон неспешно идёт навстречу.

— Агдан!!! — с восторженным упоением рота издаёт стон. «Не по уставу», — автоматически отмечает ЧжуВон. Его самого прорывает только на краткий миг, когда в него с радостным визгом влипает Юна. Последние метры она пролетела в прыжке, а до этого метров сорок разгонялась.

ЧжуВон, вот он тот миг, когда он позволил чувствам вырваться наружу, хватает девушку за талию и мощным рывком подбрасывает её вверх. Почти на два метра от земли. В девичьем визге к радости и восторгу примешивается небольшая доля испуга. Хорошо, что девушка ему не поддаётся, не зажимается и, раскинув руки в стороны, падает в объятия сержанта. Он принимает её грамотно с приседом и держит на весу. Сказать или что-то спросить не может. Девушка самозабвенно терзает его губы.

— Ты откуда? — задаёт глупый вопрос ЧжуВон, когда Юна перемещается куда-то в район скулы и шеи.

— От верблюда, — что-то по-русски и невпопад отвечает девушка.

Наконец она от него отлипает, ЧжуВон неохотно разжимает объятия. Не может оторваться от нестерпимо сияющих глаз.

Агдан выходит из-за ЧжуВона к строю солдат. Машет им рукой.

— Аньёнхасейо!

— Агдан! Мансё! — опять не по уставу с восторгом орут солдаты.

— От Майами лететь так долго, в самолёте не побегаешь, не попрыгаешь, — объясняет Юна, — в спортзале скучно. Можно я с вами побегаю?

Разве они могли ей отказать? ЧжуВон позволяет себе улыбнуться. Он разворачивает роту лицом к трассе и в сторону части, отдаёт прерванные ранее команды. Со сдержанным гомоном рота бодро начинает движение.

Неугомонная Юна в своём репертуаре. Сначала бежала рядом.

— Получила я свой Грэмми, — стрекочет девушка рядом, — и сразу к вам, похвастаться.

Не успевает ЧжуВон ответить, как она бежит в хвост колонны, перебрасывается улыбочками и шуточками с солдатами, обегает колонну с другой стороны, выбегает вперёд. Поджидает всех за сто метров от переднего ряда, делая руками сложные пассы и подпрыгивая. Энергия бьёт из девушки почти видимым фонтаном.

Этот час пробегает с такой скоростью, что ЧжуВон испытывает лёгкое разочарование. Не он один. На лицах солдат, вбегающих на территорию части, читается то же самое: «Как? Что уже?». Первый раз ЧжуВон и другие сержанты видят, как расстраиваются их солдаты от того, что кончился длинный и тяжёлый марш-бросок.

У ворот их встречает улыбающийся лейтенант, командир роты, и ЁнЭ. Юна остаётся с ними, солдаты, дисциплинированно не выворачивающие шеи, удаляются. Уже шагом.

Огорчались солдаты рано. Агдан и её помощница обедали вместе с ними. После обеда уже не только роту, а весь батальон завели в зал для награждений. На сцене только стул, на котором сидит Агдан с микрофоном.

— Вы уже знаете, Грэмми я получила. Я привезла его с собой. ЁнЭ! Пусти по рядам, пусть каждый посмотрит и подержит в руках.

ЁнЭ встаёт из первого ряда, поднимает статуэтку вверх и вручает соседу, офицеру в звании старшего лейтенанта. Она с самого края сидит. Зал восторженно гудит. Агдан продолжает рассказывать о процедуре награждения, красотах города Майами, обо всём. ЧжуВон, как лицо, облечённое особым доверием, копит и читает записки с вопросами. Девять из десяти об одном и том же. Он встаёт со своего места, стул рядом со сценой, подаёт девушке одну из записок.

— Юна, почти все об этом.

— Друзья мои, — обращается к залу Юна, — со мной нет никаких инструментов, нет музыкантов, есть только микрофон. Поэтому петь сегодня я не буду. Песня без музыки — кимчхи без перца и соли. Мы по-другому сделаем. В ближайшие выходные я привезу к вам «Корону», музыкантов и мы дадим концерт всей части. Я думаю, саджанним СанХён мне не откажет.