— Сориан, если ты сделал что-то, что касается меня, то я хочу знать об этом.

— Милая, я надеюсь, если я решу коснуться тебя, — очень красноречиво оглядел мою фигуру в больничной одежде, — то сделаю это так, чтобы у тебя не оставалось ни времени, ни сил на разговоры, — подмигнул и улыбнулся.

— Ты переводишь тему, что происходит? — не на шутку всполошилась я. Сориан впервые что-то так тщательно утаивал. Это настораживало и заставляло волноваться. Что он скрывал? Почему Лантас так обеспокоен этим, но не сказал ничего мне?

— Расслабься, драгоценная, ничего не случилось. Ты жива, я жив, практику продолжим, всех злодеев накажем — всё, как и раньше.

Он прошёл к моей кровати, по-хозяйски развалился и дёрнул меня за косу. Понимала, что напарник недоговаривает, но чувствовала, что даже скандал не заставит его рассказать всей правды. Неприятное ощущение охватило меня, почему-то оказалось очень обидным то, что напарник что-то скрывает. Но даже предположить не могла, что он мог утаивать, если учесть то, что мы действительно живы, не отстранены от практики и нас не винят в произошедшем. Не найдя логичного объяснения разговору Сориана и Лантаса, плюнула на всё и постаралась не думать об этом. Но все жё пристальнее наблюдала за чертёжником.

Через пару дней меня с Сорианом выписали из госпиталя, и мы вновь окунулись в неудобную, но наполненную приключениями и опасностями практику. Правда, после ранения рискованные задания уже не вызывали бурю восторгов — только страх, опаску, настороженность и желание выйти из передряги без потерь. Теперь стало понятнее, почему куратор требовал основательного подхода к выполнению заданий: план действий, обсуждение и обеспечение безопасности. Куратор знал, чего может стоить самонадеянность и маленькая ошибка.

Но мы оба были рады покинуть стены гостеприимного госпиталя. Казалось, за всё время практики я не устала так, как за неделю, проведённую в безделье и скуке. Ужасно. Ужасно не любила болеть. И теперь вдыхала морозный воздух, ловила на ладони крохотные снежинки и наслаждалась свободой.

Последние листья облетели с веток. Их унёс с собой ветер, который пригнал тяжёлые тёмные тучи. Они нависли над городом и вытрясли из себя многочисленный рой снежинок, которые укрыли город тонкой прозрачной паутинкой. Снег уже не таял, оседая на дороги и крыши. Лишь прохожие собирали его на подошвы своей обуви и оставляли тёмные проплешины отпечатков на светлом полотне.

Мы решили остаться в городе и лишь утром отправиться на новое задание. Сняли два номера и спустились в кафе при гостевом доме.

Сориан с жадностью вгрызался в сочное мясо под каким-то кисло-сладким соусом и, не переставая, восторгался поварами. В госпитале кормили сытно, но не так, чтобы вкусно. Пресная пища способствовала выздоровлению, но не настроению и не наслаждению.

Я тоже наслаждалась трапезой до тех пор, пока не прикусила щеку. Застонала от боли. Следом от Сориана послышался странный сдавленный звук и парень подавился. Вот уж точно напарники. По несчастью. Будто удача от нас отвернулась. На моих глазах выступили слезы, прижимала ладонь к щеке, будто это могло помочь унять боль. Сориан же пытался прокашляться. Со стороны мы, наверное, выглядели очень странно.

Усмехнулась, смахнула слёзы и подала чертёжнику стакан с морсом.

— Не волнуйся ты, не отберу я у тебя твоё мясо, чего же так торопиться-то, даже подавился, — покачала головой.

— А кто тебя знает, ты вот какая голодная, что сама себя кусаешь, вдруг и на меня позаришься, боюсь за себя, — сиплым голосом отозвался Сориан и перевёл дыхание. — Ты уверена, что будешь спать отдельно? Мало ли, вдруг тебе ночью плохо станет, думаю, нам лучше всё-таки пока ночевать вместе.

— Даже не надейся. Отдохнуть от тебя хочу. Плохо мне станет, если ты снова будешь сдавливаться меня своими лапищами во сне. Не вдохнуть, не выдохнуть. Лапай подушку, а с меня хватит.

— Не выделывайся, я знаю, что тебе нравится, — хитро протянул он, — иначе бы, ты не приползала ко мне с ответными объятиями.

— Наверное, моё подсознание видит в тебе мужчину, а я глаза открываю — передо мной напыщенный чертёжник, который достался мне в напарники. И ничего нигде даже не шепчет о чём-то большем.

— Если тебе что-то где-то начнет шептать, ты мне скажи, мы к лекарям душ обратимся, — серьёзно ответил он, — голоса всякие — это тебе не шутки. Это уже с головой проблемы. Я, конечно, подозревал, но думал, что придираюсь.

Пнула его под столом в ногу. И сама ударилась обо что-то. Взвыли мы вместе. На нас уже оборачивались. Вот же невезуха. Будто удача отвернулась в одно мгновение, и теперь мы обречены на страдания. Пусть даже такие маленькие.

— Вот же гад ты, Сориан, — потирая ушибленное место, прошипела я, — даже пнуть тебя без проблем не получается, обо что только ударилась, — приподняла скатерть в поисках того, что причинило боль, но без успеха. Синяк на ноге наверняка будет.

Напарник молчал и, скривившись, смотрел на меня. Взглядом обещал скорую расплату.

Оценив масштаб собственной глупости и вспомнив прошлый акт возмездия, сбежала от него в свою комнату. Забралась в ванную и устроила себе расслабляющий вечер. Нежилась в тёплой воде с ароматной пеной, которая покрывала всю поверхность. Хотелось насладиться такими простыми радостями, прежде чем окунуться во все прелести полевой практики. Тем более в зимнее время.

Хотела повернуться, но задела локтем стенку ванной. И вроде задела не сильно, но из глаз посыпались искры от боли. Схватилась за локоть и зажмурилась.

— Да что же такое? — простонала, поглаживая ушибленное место.

Никогда раньше не считала себя неуклюжей, но с момента попадания в госпиталь как будто что-то изменилось. Постоянные ушибы, внезапные вспышки боли, приглушённые, но не настолько, чтобы их не заметить. Что-то было в этом странное, что-то, что могло бы дать объяснение тому, о чём говорили Лантас с Сорианом, но оно постоянно ускользало от моего внимания. Замерла и задумалась, пытаясь вспомнить каждый такой случай. Что же меня смущало?

Вот я пытаюсь перевернуться и в месте ранения ощущаю жгучую боль. И в этот же момент Сориан ругает меня. Вот я запинаюсь, отбиваю себе палец, меня ловит напарник и вновь ругается, словно это ему больно, а не мне. Вот я лежу в постели, Сориан принимал душ. Колено вдруг пронзает боль, но я списываю это на последствие схватки. Я прикусываю щёку, Сориан давится, я ударяю его ногой и чувствую боль в том месте, куда пришёлся удар. Стоп! Вот оно.

Подскочила в ванне и раскрыла глаза. Конечно. Ведь удариться обо что-то я не могла. Просто не было возможности. Но каждый раз, когда кто-то из нас испытывал сильную боль, второму тоже было больно. Но как это возможно? Я не знала ни одного ритуала, который бы действовал таким образом. Таких ритуалов не существует. Нет. Это не возможно. Успокоилась и решила, что большего абсурда я и выдумать не могла, когда в голове вспыхнул странный разговор Лантаса и Сориана. О чём они говорили? Что сделал Сориан, что так раздражало куратора? Тут же всплыл ответ Лантаса на мой вопрос: «Вы живы». Лаконично. Непонятно. Но…ведь эти два слова могли бы всё объяснить, если бы мне стали известны все подробности нашего спасения. Меня ранили. Судя по следу, ранение пришлось в лёгкие. Да. Как наяву почувствовала во рту привкус крови. Но Сориан перенёс меня в госпиталь. Сразу. Или не сразу? Смогла бы я вынести нагрузку переносом при таком ранении? И удивление целителя о моём скором выздоровлении, и ужасное состояние Сориана, хотя он не имел ранений — столько странностей на одну меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Решение было одно — спросить у Сориана.

Я была настолько возбуждена, взбудоражена, что не хотела медлить ни секунды. Мысли метались в голове, спотыкаясь друг о друга. Казалось, я схожу с ума и всё выдумала, но найти объяснение происходящему не выходило. Накинула плотный светло-зелёный халат на влажное тело и рванула в соседний номер.