Ася так и не полюбила процесс. Он её пугал. Торчащая кочерга, навал, теснота, движения, хватания… Ей бывало дико видеть как на глазах расступалось человеческое, приличное, стыдливое и наружу из-под живота выперало то ли жало, то ли клык. Она настораживалась, застывала и напрягалась, лежала камнем, а мужчина лез, давил, дышал в лицо, а потом и вообще терял человеческий облик: кряхтел, стонал, даже под конец, случалось рычал.

А кто обещал что будет легко? Иногда придется помучится, очень иногда. Но этот Протасов, жених-переросток, замуж не звал и, кажется, не планировал такое дело и ещё и поэтому был признан малоперспективным. Невелик за ним временной ресурс, близко вдовство, ненадежная, выходит, с ним проглядывается старость. Досадно, что легко ему досталась, без уговоров, предложений, обещаний… Даром. Раз, и делай с ней что хочешь?! Влюбился видите ли он. Несерьезно. Пора с ним заканчивать.

– Нет, так больше нельзя. – Вторил, не произнося ни слова вслух Протасов. – Чиркаешь как об размякший коробок, слой сдираешь, да спички тратишь, а огонька нет.

Но как острый топор по самое топорище в тугую колоду, вонзилась и застряла, ни вперед ни назад, любовь Протасова к Асе Эф.

Пройдёт, конечно пройдет, успокаивал себя Протасов. Вечной любви, известное дело, не бывает, но сколько ж можно терпеть? Как долго продлиться мука? Когда отпустит?

Ждёт Протасов (а что остается, не стреляться же? Хотя…) конца своей неразделенной любви. Нетерпеливо ждет, деятельно, прямо сказать, не без удовольствия. Заливает неоднократно с друзьями свою несчастную и скотчем и водочкой. Пробует, как говорится, и «клин клином». Привлекает к этому вопросу и таких и сяких, не забыл и про параллельную Татьяну Николаевну.

– Что-то ты сегодня, Альберт Анатольевич… – Татьяна Николаевна тогда сделала паузу подбирая подходящее слово: – …безвкусный.

Докурив Татьяна Николаевна отъехала озадаченная.

Каждое утро Протасов прислушивался к себе: не прошла ли любовь, не покинула, может ослабла хотя б? Нет, крепко сидит, сосёт душу Альберта Анатольевича неразделенная, настойчиво точит, усердно. Сил никаких уже нету. Устал Протасов от этого, прямо сказать, унижения.

А что Ася Эф? Тоже не гладко. Никак не попадается подходящий, никак не подскачет принц на белом коне и не повезет в своё благоустроенное королевство. Подкатывают конечно всякие с мелкими половыми планами, но Ася не покидает засады на крупную дичь. Протасова из поля зрения на всякий случай тоже не выпускает.

«Я привыкаю к нелюбви к себе». Страдал Протасов. «Ты моя скверная привычка, как ногти грызть». Мучился Протасов, «Устал я от твоего равнодушия». Жаловался Протасов. «Но всему есть предел, и скорей бы его достичь». Просил и причитал Протасов. Душа его как нарыв болела от каждого прикосновения. Ему не хотелось спиваться, наматывать на себя грязь с покупными дамами и мало интересовало быть мертвым, но и жить так с неразделенкой во всю душу он больше не мог. Короче, человек дошел.

Делать нечего, другого пути избавиться от любви, выходит, и нет. Рассуждал Протасов. Не придумано человечеством. Нет от любви таблетки, микстуры, совета или там гимнастики с упражнениями. Можно, наверное, купить любовь, а попоробуй-ка разлюби, сбагри её. Вот и придётся опять применять радикальное, но очень громоздкое, хлопотное и дорогостоящее средство. Законный брак. Мыкаются-мыкаются люди с неразделёнкой, а в законном б-ы-ы-стро трезвеют, выздаравливают как от ОРЗ, пара дней больничного и на выписку. Если законный брак не подействует, то, поверьте, ничего уже не поможет. Законный брак это чистилище покрепче иного наказания. Всё в нем устроено поперек инстинктов, особенно у мужика. И не надо путать с семьёй. Семья это объединение для воспитания потомства или просто ради собственного взаимного удовольствия, а брак дело государственное, подзаконное, имущественное, бумажное, наследственное, волокитное… Тут держи ухо востро.

И делает Протасов Асе предложение.

Реагирует Ася классически: ах, на законный я всегда согласна, осталось только меня уговорить.

Уговаривал Протасов тщательно. Про церемонию, про караты в обручальном и сережках, про подвенечное и фату изложил. Ася прослушала внимательно и отказала. Протасов обрисовал проект свадебного путешествия и прилагающийся к нему гардероб. Ася ответила уклончиво. Протасов перешел к образу жизни, уровню комфорта, размерам стипендии и премиальных. Ответом было неуверенное, расплывчатое «да». Протасов придавил бонусами, загранкоммандировками и суточными к ним. Дело сладилось.

Пошли подавать заявление. Шли молча, думали каждый о своём. Протасов прислушивался, поглядывая на Асю, не тронулась ли на выход неразделенная. Нет, сидит, как вкопанная. А Ася о своём:

Разумно ли отказываться? Что теряешь-то? Свободу? Это у мужиков свобода, а у женщин невостребованность одна. А что до любви, до старинных как говаривал Онегин, чувствий, то не до них сейчас, законный брак дело трезвое, продолжительное. Считается, что стерпится-слюбится. Но «слюбится – не слюбится», Асю это не особенно волновало. Условия предложенной Протасовым сделки её в целом устраивали, жизнь ей не портили, а до остального… Всё будет по-моему, думала она. Что ему от меня нужно? Моё тело? Пусть добьется. Заплатит цену и получит его, но так, если захочу, что ему тошно станет от такой получки. Получит неживым как камень. Пусть он, когда позволю, повозится на мне, посопит, покряхтит, потрется, поводит по мне лапами… Удовольствие его будет блеклое, скупое, одиночное. И вся любовь его будет болезненной и обездоленной, если я так решу.

Свадьбу сыграли негромкую, без «горько». Из свадебного путешествия вернулись на два дня раньше, погода в жаркой стране испортилась. Да и медовый месяц на месяц не потянул. Скрипучие страсти быстро сходили на нет. Протасов мысленно потирал ручки: план срабатывал.

В Москве фрегат судьбы в тихой гавани стал принимать неопрятный и раздраженный вид. Ася с мероприятий возвращалась, внося в дом отзвуки чужих праздников, поздно и с самого утра начинала куда-то торопиться. Мимо Протасова проходила, как мимо швейцара. В его страдания вкраплялись капельки удивления: что ж в ней такое он видел раньше, а сейчас нет? Смотрел и не мог отметить ничего, что доставляло ему в этом браке удовольствие. Отъезды Аси на периферийные праздники стали приносить облегчение. А возвращений ждал без нетерпения. Процесс пошёл. Ася, казалось, ничего не замечала.

Однажды Протасов услышав короткие гудки (только что, видать по глубокой занятости, Ася сбросила его звонок на мобильном) он не испытал привычной боли, а почувствовал, что тонкой струйкой как из песочных часов посыпалась его неразделённая любовь к Асе Эф. Это было радостно.

Вернулась Ася, как всегда поздно, но взглянув на Протасова и что-то заметив, спросила: – Что с тобой? У тебя всё хорошо?

– Неплохо, – не соврал Протасов, – дела налаживаются.

Смотрел Протасов на жену и чувствовал, как покидает любовь его истерзанное сердце. Асе не интересны его налаживающиеся дела и разговор на этом иссяк.

У Протасова светлая полоса: легчает ноша. Легчает, но не спадает совсем. Видно такие он накопил запасы любви к жене Асе, что ни конца ей, ни краю. Течет струйка и течет никак не превращаясь в лавину. Но Протасов веселеет.

Ишь, как цветёт с молодой женой, судачат про него соседки. А Ася в заботах ничего не замечает. Пореже стал приставать и под ногами путаться и ладно.

И наступило наконец долгожданное утро, когда Ася посмотрела на Протасова с особенным равнодушием, а прошлой ночью была с ним небывало холодна и день ей предстоящий занят на редкость не им, вот тут-то и заглянул Протасов в свою душу поглубже и не нашел там муки, не выявил ревности с обидою и не обнаружил ни капли любви, а испытал покой.

– Всё, – сказал себе Протасов, – порядок.

Ася восприняла весть о разводе с раздражением и обидой, для неё не новость, что все мужики козлы. Чего ему с нею не живется?