========== Глава 11. Прощение временем. Заключение ==========
В своем стремлении вернуть благосклонность Марио, Кристиан проявлял изумительное терпение. Он всячески подавлял агрессивные черты своего характера, неизменно сохраняя мягкость и решительность, оставаясь благородным и рассудительным. Вскоре он получил награду – разрешение Марио навещать Кловиса, помимо вечера, еще и по утрам, а также в те дни, когда он оставался дома за неимением привычных дел. Конечно, Кристиан принял этот дар с огромным восторгом, хотя Марио при виде его радости лишь нахмурился, запоздало решив, что, наверное, переусердствовал с милосердием.
Его отношение к Дарроу значительно улучшилось после памятного разговора с родителями, но это вовсе не означало, что он простил его. Перестал ненавидеть – но далеко не простил. Страх и недоверие слишком прочно укоренились в его сердце, он не мог навсегда отпустить их. Только время могло ему помочь. Много времени. Возможно, годы.
К сожалению, есть вещи, которым нет возврата. Есть вещи, которые никогда не прощаются. Так, предательство и измена могут невозвратно разрушить жизнь, как они разрушили жизнь Марио и Кристиана. И даже искреннее раскаяние не всегда имеет целительную силу. Такие раны слишком сильны, слишком опасны, даже время иногда бессильно перед ними.
Марио чувствовал, что Кристиан изменился, что ему можно доверять, но истерзанное сердце подпитывало мрачное недоверие, которое временами становилось поразительно сильным. Это чувство превосходило его дух. Несмотря на веру, возникшую совсем недавно, он понимал, что прошлое всегда будет ограничивать его, порождая грусть и смутные сомнения. Он не сможет полностью довериться Кристиану. Из страха вновь оказаться уничтоженным. И в самом деле, только время могло ему помочь. Плавные, утомительные годы, которые, может статься, расплавят стену горечи и тоски, разделявшую их.
Кристиан, видя его душевные метания, страх и горькую тоску, нередко приходил в отчаяние. Естественно, он очень радовался определенному благополучию в их отношениях, но, как и Марио, не мог не видеть, что полное примирение им не дано. Есть вещи, которым нет возврата. Все, к чему они пришли в итоге – слишком относительно, хрупко и ненадежно.
Когда Кристиан приходил к таким мыслям, его охватывала беспросветная печаль, ведь он знал, что все это его вина. Не враги – но и не друзья; семья – но и не родные. Несмотря на относительное примирение, каждому из них приходилось горько страдать, потому что прошлое всецело руководило ими, вызывая страх, недоверие и сокрушительное чувство вины.
Как и прежде, их серьезные унылые лица освещало лишь присутствие Кловиса, вечно радостного, веселого и энергичного. В остальном же… они мучились во мраке неверия и одиночества. Каждому хотелось все изменить, отвергнуть прошлое, но не хватало сил и решимости. Неприступные горные гряды, суровые и величественные, преграждали им путь к воссоединению, и трудно сказать, рассыплются они однажды, или будут стоять непрестанно.
Кажется, никакая сила не могла разрушить эту стену, стену, воздвигнутую прошлым, хотя Марио и Кристиан уже успели осознать, что до тех пор, пока она стоит, им не видать ни счастья, ни покоя. Они оказались заложниками прошлых времен и ничего не могли с этим поделать. Время шло,- его не волнуют людские страдания,- но все оставалось по-прежнему. Те же одинокие сердца, печальные мысли и мрачные взгляды. Ничего не менялось. Пока не настал тот день, когда маленькое горе, вспыхнувшее неожиданно, заключило между ними странного рода соглашение, покрывшее предательскую стену гулкими трещинами. Благодаря непредвиденному случаю они смогли унять печаль и стать если не родными, то хорошими друзьями – определенно.
Возвращаясь из королевского дворца в свое поместье, Кристиан неизменно пересекал широкое ромашковое поле, разросшееся так густо, что цветы в нем стояли чуть не друг на друге, превращаясь в огромное желтое море. Изо дня в день его сопровождали нарядные слуги, не меньше пяти человек, что приличествовало его знатному титулу. В тот день случилось несчастье. Разразился дождь, косые струи свирепо хлестали путников, размягчали и взрыхляли почву, лишая поле прежнего величия. Лошади спотыкались, копыта вязли в скользких породах, возмущенное ржание раздавалось все чаще и чаще, тогда как дождь не переставал, а напротив, лил все нещаднее и сильнее.
Кристиан нетерпеливо подхлестывал коня, стремясь как можно скорее увидеть Марио и Кловиса, но животное, отчаянно возмущаясь, не могло передвигаться так проворно, как ему хотелось. Слуги отставали, не желая свалиться в грязь, но герцог Дарроу продолжал неистовствовать, содрогаясь от холода и злости. И тут, совершенно неожиданно, конь дернулся в сторону, испугавшись колючего оврага, в котором на секунду увязли копыта, и Кристиан вылетел из седла, упал и сломал ногу.
Боль окатила его разъяренным пламенем страха и ужаса. Перелом оказался открытым, кровь хлынула из раны, смешиваясь с грязью, в то время как дождь, по-видимому, только усиливался. Слуги тут же ринулись к хозяину, поднялась суета, и через несколько минут рану кое-как прикрыли. Боль нарастала, Кристиан вскоре начал задыхаться, перед глазами у него стремительно темнело. Он чувствовал странное онемение в ноге, какую-то неестественную теплоту, с трудом сознавая, что это кровь, не переставая, хлещет из раны. Боль, режущая и непрерывная, отупляла его, постепенно лишая слуха и зрения. Лежа в грязи, посреди огромного замызганного поля, герцог Дарроу потерял сознание.
Очнулся он уже дома, в тепле, тишине и покое. Во всем теле чувствовалась какая-то изнуряющая пульсация – следствие потери крови. С трудом разлепив веки, он осторожно приподнялся и взглянул на ногу. Ее охватывали прочные жгуты, затянутые, несомненно, опытным врачом – тесно, аккуратно и плотно. Тяжело вздохнув, Кристиан снова откинулся на подушки. Интересно, когда он теперь сможет ходить? И главное – ему, видимо, так и не удастся навестить сегодня Марио, а тот, возможно, и не знает о происшедшем.
В сердце Кристиана закралась привычная тоска. Угораздило же его рухнуть с коня, да еще и сломать ногу! Позор. Ему вдруг мучительно захотелось увидеть Кловиса, посмотреть в его чистые невинные глаза и испытать знакомое чувство полного удовлетворения. Увидеть Марио – его красивое, смелое, решительное лицо! К несчастью, не получится.
Нахмурившись, Дарроу отвернулся к стене. Ему хотелось спать, но мысли о Марио не давали покоя. Он привык видеться с ним постоянно, неважно – сердитым или недовольным, и теперь вынужденная разлука сильно угнетала его, раздражала и приводила в ярость. Какое нелепое происшествие!
Тут дверь в его комнату открылась, и кто-то неслышно вошел внутрь. Решив, что это слуги пришли проверить его состояние, он мрачно заявил:
- Я в порядке. Оставьте меня.
- Это не слуги, - тихо сказал Марио, - это я.
Кристиан вздрогнул от неожиданности. Поспешно оглянулся и увидел Марио, а на его руках – замершего Кловиса. Сердце Дарроу неистово заколотилось. Его охватило невыносимое чувство радости и почти смертельная тоска.
- Ты пришел ко мне, - выдохнул он. – Впервые с тех пор, как мы приехали сюда.
Не говоря ни слова, Марио подошел к кровати и посадил Кловиса на одну из многочисленных подушек. Малыш тут же сполз к Кристиану и стал мягко трогать его лицо. Глава дома грустно усмехнулся, не сводя глаз с юноши.
- Слуги доложили мне о случившемся, - сказал Марио. – Ты не сможешь ходить несколько месяцев, перелом оказался очень серьезным.
- Ну, что ж, все лучше, чем оказаться на всю жизнь прикованным к постели, верно? – Кристиан приподнялся на локтях и нежно погладил Кловиса по головке. – Намного лучше.
Некоторое время они сидели молча. Затем Кристиан нерешительно спросил:
- Ты никогда не приходил ко мне сам. Всегда приходил только я. И в этом нет ничего странного, но теперь ты здесь, и мне кажется, что это неспроста. Скажи, Марио, я очень прошу, что ты почувствовал, когда услышал о моем падении?
