- Не знаю, - юноша упрямо отводил глаза.

- Скажи мне правду, - отчаянно попросил тот. – Скажи мне, я так хочу знать ответ. Даже если ничего хорошего он мне не принесет.

Марио устало вздохнул:

- Я очень испугался. Меня охватила тревога, страх, недоверие. Когда я подумал, что ты можешь умереть от потери крови, мне стало страшно. И очень горько.

Кристиан неотрывно смотрел на него:

- Я счастлив. Я так счастлив. Знаешь, в тот момент, когда я начал терять сознание, меня мучила только одна мысль. Что я умру, так и не получив твое прощение.

Их взгляды встретились, и что-то такое промелькнуло между ними: что-то очень сильное, могущественное и целительное. У Марио вдруг защемило в груди. Совершенно неожиданно он ощутил комок в горле.

- Как ты ко мне относишься? – спросил Кристиан, мягко прижимая Кловиса. – Ты ведь не ненавидишь меня?

- Нет, - уверенно сказал Марио, - уже нет.

- Тогда что ты чувствуешь? Мне нужно это знать. Нам нужно это знать, Марио…

Юноша вдруг тоскливо усмехнулся:

- Говорят, иногда тюремщики жалеют своих заключенных. Они им не доверяют, но сочувствуют и стараются помочь. Мне кажется, у нас то же самое. Я не доверяю, но и… не могу отвергать. Хочу быть мягче, но пока не выходит.

- Это совсем не плохо, - тихо сказал Кристиан. – Это лучшее, на что я мог рассчитывать. Время все исправит. Возможно…

- Да, нужно время. Только время.

- Марио.

- Что?

Кристиан внимательно посмотрел ему в глаза: грустно и тепло:

- Прости меня.

Наверное, впервые в жизни он говорил так искренне и просто. Комок в горле Марио усилился, к глазам подступили слезы. Все душевные раны, сомнения, страх и надежда неистово заметались в его сознании, неудержимо выплескиваясь наружу. Кристиан мягко сжал его ладонь, и юноша не стал ее отдергивать. Впервые они чувствовали настоящую радость, находясь друг с другом. Кловис удивленно уставился на их сплетенные пальцы и, немного поразмыслив, накрыл сверху своими ручонками. Марио тихонько засмеялся, смаргивая слезы, Кристиан сильнее сжал его руку, не отпуская ни на миг.

Смешанное чувство грусти и надежды терзало Марио, равно как и Кристиана. Они понимали, что их по-прежнему многое разделяет, но стена, громоздившаяся между ними, дала трещину, которая стремительно расширялась по мере того, как они смотрели друг на друга: смело, решительно и твердо. Возможно, им так и не удастся открыть путь к полному примирению, а может, настанет день, когда они будут делиться друг с другом всеми секретами, полностью доверяя и нисколько не думая о прошлом.

Время исцеляет, но только тех, кто сам этого хочет. Кристиан и Марио хотели, и, может статься, оно проявит сострадание и подарит им утерянное счастье. Все возможно… Но сказать наверняка нельзя. Для этого нужно время.

Заключение

Пять лет спустя

Есть вещи, которым нет возврата. Искреннее раскаяние – это великая сила, редкая и могущественная, но, к несчастью, некоторые люди никогда не сожалеют о своих грехах и не ведают раскаяния. Карл Дарроу так и не помирился со своими сыновьями. Мстительная гордость, завладевшая всем его сердцем, уничтожила последние остатки здравого смысла. В конечном итоге, он посвятил свою жизнь супругу, равнодушному Мишелю, всячески подавляя его своим высокомерием и мрачностью, что тот принимал с каким-то противоестественным удовольствием. Вероятно, к такому уделу привела их жизнь, нормы поведения и воспитание, и тут уж ничего нельзя было поделать.

Юлиан Шерри, оставив в покое Дарроу, за неимением других дел отправился путешествовать. Он долго странствовал по свету, не имея никакого желания возвращаться, пока не попал в плен к могущественному шаху, вздумавшему сделать его своим наложником. Прекраснее этого шаха Юлиану еще никого не приходилось видеть. Несмотря на значительную разницу в возрасте (их разделяло пятнадцать лет), юноша понял, что впервые по-настоящему кого-то хочет. В первую же ночь шах осознал в нем свою истинную пару и через время сделал его своим законным супругом. Именно «сделал» - он не спрашивал разрешения, а просто велел Юлиану готовиться к церемонии, что, впрочем, нисколько не разозлило мальчишку, а напротив, заставило прыгать от восторга.

С этим грозным и непредсказуемым человеком Юлиан Шерри остался навсегда. Учитывая его хищную натуру, можно не сомневаться, что он с легкостью приручит властного супруга, однако нельзя исключать и того, что сам шах усмирит его коварное сердце, подчинив своим желаниям. Во всяком случае, они друг друга стоили, и едва ли им однажды придется скучать, сгорая в своих безумных диких чувствах.

Джек Дарроу и Льюис Дамоне поженились через год после отъезда Марио из Тристена. Несмотря на явную симпатию, Льюис долго упирался, не желая верить представителю рода Дарроу, но непрекращающиеся уговоры Марио, приходящие в письмах, и терпеливые ухаживания Джека, в конце концов, сделали свое дело, и крепость пала, открыв нежное, смущенное и невыразимо красивое лицо Дамоне.

Брак их отличался тем веселым, неизменным и потрясающе ярким удовольствием, какое испытывают дети, получая желанную игрушку. Озорные шутки Джека и притворная сердитость Льюиса придавали им какую-то странную, удивительную прелесть, заставлявшую их восхищаться друг другом и с каждым днем уважать все сильнее. Между ними царило полное доверие и взаимопонимание, и люди, видевшие их, часто говорили: «они созданы друг для друга».

Три года назад у них родился сын-альфа, которого Льюис назвал Клемер, в честь своего дедушки. Джек совершенно не противился этому, поскольку семья Дамоне вызывала у него огромное уважение и почтение. Крестным Клемера стал Марио – Льюис практически настоял на этом, поскольку юноша сомневался, что достоин такого почетного звания.

Надо заметить, покорив сердце Льюиса, Джек увез его в столицу, и поселились они совсем недалеко от Кристиана, в уютном замке неподалеку. Так, Льюис и Марио виделись чуть ли не постоянно, что доставляло им огромную радость, а Кристиан, сам того не заметив, привязался к Джеку, и спустя недолгое время они стали настоящими друзьями, хотя раньше терпеть друг друга не могли.

Время шло, плавно и тягуче, не оглядываясь назад и не заглядывая в будущее: хладнокровное, уверенное и неумолимое.

Напряженно глядя в дверь напротив, Кристиан сдерживал мучительные вздохи. Рядом стоял Джек, впереди, в кресле, сидел Льюис. Карапуз Клемер – малыш с огромными изумрудными глазами и золотистыми кудряшками – торжественно и неторопливо разгуливал по комнате. То и дело он совал в рот пальцы и недоуменно смотрел на Кристиана, впервые видя его таким испуганным и отрешенным.

- Какая мрачная свирепость! – хмыкнул Джек, пристально глядя на старшего. – Такое ощущение, что ты рожаешь вместе с Марио.

- Молчи лучше, - устало выдохнул Кристиан. – Не дави.

- Какие мы чувствительные, - продолжал усмехаться тот. – Прямо не узнать, честное слово.

- Джек, вот что ты несешь? – хмуро спросил Льюис. – Между прочим, я знаю, что ты чуть не потерял сознание, когда я рожал Клемера!

- Да, с этим не поспоришь… И все-таки я не прощу твоего отца за то, что он все рассказал!

- Ха-ха, никогда не слышал ничего смешнее! Клемер, сокровище мое, вынь пальцы изо рта!

- Вот видишь, - поучительно заметил Джек, - ты совсем его голодом заморил!

- Что? Какая наглость! Неужели ты и правда думаешь, что наш сын выглядит истощенным?

Усмехнувшись, Джек взял Клемера на руки и звонко поцеловал его круглые щеки:

- Нет, я так не думаю. Вернее, мне кажется, ты его немного перекармливаешь…

- Чего?

Тут в комнату ворвался Кловис, и все внимание устремилось на него. Белоснежные локоны лежали на спине мальчика, изящно контрастируя с темно-красным сюртучком и серыми штанишками. Миловидное детское личико выражало тревогу и нетерпение. Он проворно подскочил к отцу и дернул его за рукав.

Кристиан мягко посмотрел на него:

- Почему ты не остался в комнате, тигренок?