Кристиан испытал огромное удовлетворение, когда Кловис вернулся на руки к Марио. Откровенно говоря, именно эту цель он и преследовал, вызывая Джека на разговор, а говорить, в сущности, и не намеревался. Его жестоко угнетало благодушное отношение Марио к брату, ревность и досада чуть не доводили его до исступления. В конце концов, он решил и впрямь поговорить с Джеком и попытаться выяснить, почему Марио так хорошо к нему относится.
Как только их шаги затихли на лестнице, Льюис сел на кровать и тревожно спросил:
- Все в порядке?
- Относительно, - сказал Марио, укладывая заснувшего Кловиса в кроватку. – Он принял все мои условия и, кажется, твердо настроен их исполнять. Льюис, скажи… а что здесь делал Джек?
Дамоне подтянул колени к груди и решительно ответил:
- Ничего. Больше он здесь не появится.
- Льюис, - Марио положил руку ему на плечо. – Ты можешь не рассказывать, что там у вас происходит, но я все-таки скажу одну вещь. Джек спас меня и Кловиса. Он никого не испугался: проявил спасительное для нас участие и великодушие. Не надо отвергать его потому, что он из семьи Дарроу. Он – не Кристиан. Запомни это. Вот все, что я хотел сказать.
На глаза Льюиса неожиданно навернулись слезы:
- Я не хочу… расставаться с вами. Марио, ты точно уверен, что поступаешь правильно?
- Мне кажется, да.
- Пиши мне. Часто. Несколько раз в неделю.
- Хорошо. И ты пиши мне.
Тут они крепко прижались друг к другу: два лучших друга, два чистых сердца, две преданные души. Они еще встретятся. Быть может, не скоро, но непременно и по другим причинам. Более радостным, приятным и счастливым. Ведь друзья должны делить не только горе, но и радость. Не завидуя при этом и искренне радуясь друг за друга. Во всяком случае, так поступают настоящие друзья, какими Марио и Льюис, несомненно, давно уже являлись.
***
На следующее утро во двор замка въехала нарядная карета, запряженная четырьмя породистыми скакунами, а позади нее верхом гнал Кристиан Дарроу, которого многие деревенские омеги восприняли, как мистическую иллюзию, навеянную зловещим стариком, живущим на опушке леса.
Немногочисленные вещи Марио быстро погрузили внутрь, и вскоре юноша с Кловисом на руках показался из дома. Провожать его вышел Льюис, Симус и Мануэль, а также Регис, которого Марио уговорил остаться в Тристене. Верному слуге здесь очень понравилось, и юноша решил не отнимать его скудное счастье. С родителями Льюиса он простился еще накануне, и те долго увещевали его вернуться, если вдруг у него возникнет такое желание. Их искреннее внимание так растрогало Марио, что он даже прослезился, хотя на самом деле не имел привычки плакать при других. Покидая этот дом, он чувствовал, что покидает часть своего сердца, причем лучшую часть, самую светлую и радостную в жизни.
Джек явился через несколько минут после Кристиана. Он решил остаться в Тристене еще на какое-то время, и Марио прекрасно знал причину.
- Ты готов? – Кристиан внимательно взглянул на юношу.
- Не совсем, - сказал Марио, поворачиваясь к друзьям. – Льюис…
Дамоне подошел к нему, ласково поцеловал Кловиса, а затем тихо произнес:
- Надеюсь, мы еще встретимся.
- Я уверен, что встретимся.
- Я буду скучать, - всхлипнул Мануэль, подходя к Марио и неловко хлопая его по плечу. – Очень сильно.
- Я тоже, - глухим голосом сказал Симус. – Можно подержать Кловиса напоследок?
- Конечно, - мягко сказал Марио.
Парнишка осторожно взял малыша на руки, и тот, тихонько замурлыкав, привычно стал дергать его кудри.
- Я так к нему привязался, - страдальчески проговорил Симус.
- Я тоже хочу, - Мануэль, всхлипывая, отнял у него кроху.
Они еще долго передавали его из рук в руки, пока не увидели мрачную физиономию Кристиана. Тогда Симус вернул Кловиса Марио, усердно вытирая лицо рукавом. Настала очередь Джека.
- Я навещу вас, - сказал он, тепло смотря на Марио. – Как представится возможность.
- Я знаю, почему ты остаешься. Льюис мне очень дорог, Джек. Помни это.
- Мне он тоже дорог. Не тревожься. По поводу него у меня есть только одно намерение.
- Какое?
- Сделать его самым счастливым на свете, ну а прежде, конечно, жениться на нем.
Марио радостно посмотрел на Льюиса; к счастью, тот стоял достаточно далеко и не мог их услышать.
- Что ж, не подведи. И пригласи на торжество.
- Ты будешь первым, кому я отправлю приглашение. Но прежде мне надо растопить его упрямое сердечко.
- Удачи, - усмехнувшись, сказал Марио.
Он еще долго возвращался, стараясь успокоить рыдающего Мануэля и совершенно уничтоженного Льюиса, но, в конце концов, дверца кареты захлопнулась, и, выглянув в окно, он изо всех сил махал своим друзьям, заменившим ему семью. Но вот они скрылись за поворотом, и сердце Марио пронзила острая тоска. Позади кареты мчал Кристиан, и юноша испытал благодарность за то, что он решил ехать отдельно. Крепко сжимая Кловиса, Марио в полном смятении глядел в окно, удивительно остро осознавая, что с каждым преодоленным скачком его уносит все дальше от милого Льюиса и его родного замка, ставшего ему домом. Он никак не ожидал, что это будет так… мучительно и страшно.
Но стоило ему взглянуть на Кловиса: маленького, хрупкого и невинного, как его охватила мрачная решимость вынести этот путь до конца. Если Кристиан сказал правду, то его сына ждут великие почести, слава и уважение знати; ради этого, несомненно, стоит вынести многое. Ну а если Дарроу солгал и нисколько не исправился, то Марио снова покинет его и на этот раз навсегда. Но, черт возьми, как ему хотелось верить, что в его словах есть хоть доля правды!
========== Глава 10. Надежда ==========
Кристиан сдержал свое слово: передал во владение Марио отдельное крыло замка, которое сам посещал исключительно с его разрешения. Юноша милосердно позволил ему видеться с Кловисом один раз в день – вечером, по возвращении из Королевского Атриума, что глава Дарроу принял с огромным восторгом и признательностью.
Сказать, что они жили душа в душу – значит, возмутительно солгать перед Богом. Марио нисколько не доверял Кристиану, хотя и верил в его желание сохранить семью. Он придерживался мнения, что Кристиан изо всех сил старается укрепить свою репутацию в королевских кругах, и чувства его совсем не искренни, ну, быть может, отчасти лишь к Кловису. Марио ничуть не огорчало это предположение. Если место при дворе так важно для Дарроу, то он, конечно, не осмелится отвергнуть своего сына, ведь это навлечет на него жестокое осуждение придворных, а, следовательно, Кловиса ждет высокое положение, и никто не посмеет смотреть на него с презрением.
Марио не допускал и мысли впустить Кристиана в свое сердце; ему казалось это глупым и просто наивным. Он держался с ним совершенно холодно и равнодушно, не оставляя и тени чувствительности; словно грозная неприступная крепость, взирал на него мрачным настороженным взглядом с высоты своего недоверия.
Кристиан, видя такое отношение, мучительно страдал, но никогда не выказывал недовольства, хотя, надо заметить, нередко его испытывал. Несмотря на очевидное раскаяние, он все еще оставался Дарроу: надменным, эгоистичным и самонадеянным. Такие пороки нельзя преодолеть в одночасье; несомненно, Кристиан сдерживал свою властную натуру исключительно за счет желания вернуть Марио, смягчить его затвердевшее сердце. Прочно укоренившиеся черты характера не могли отпустить его за считанные дни. Иногда они накатывали свирепыми волнами, порождая гнев и дикую ярость, и отступали только тогда, когда он вспоминал невинные ярко-синие глаза Кловиса, или испуганное огорченное лицо Марио, какое ему часто приходилось видеть, когда он беспощадно унижал юношу.
Кристиан прекрасно понимал, что не заслуживает прощения Марио, но, несмотря на это, смертельно в нем нуждался. И раз за разом встречал ледяное отчуждение. Когда он приходил навещать Кловиса, омега хмуро и настороженно смотрел на него, словно ожидая какого-то подвоха. Эти мрачные пронзительные глаза жестоко угнетали Кристиана, вызывали невыносимую тоску и полное отчаяние. Когда он пытался заговорить с Марио, юноша отвечал сухим ничего не выражающим голосом и не предпринимал никаких попыток развить разговор. Прощаясь, он коротко кивал, давая понять, что Кристиан может приходить и завтра; однако выражение его глаз подтверждало неприятную догадку, что он вовсе не желает его видеть.
