Боль и сомнения изводили Кристиана, он чувствовал, что раскаяние начинает медленно иссушать его жизненные силы. Как же поступит Марио? Эта ночь, несомненно, заставит его еще тысячу раз пожалеть о своих недальновидных поступках.

========== Глава 9. Жертвенная воля ==========

Марио не стал возвращаться на праздник; поспешно ускользнул из зала и рванул в свою комнату. Ему нестерпимо хотелось прижать Кловиса к сердцу и долго смотреть в его круглое, вечно удивленное личико. Кристиан породил в нем настоящую бурю; его тонкие рассудительные заявления пошатнули уверенность Марио в том, что он поступает правильно, отстраняя сына от его знатного происхождения. Недоверие, страх и отчаянная надежда прокрались в его сердце, словно вражеские шпионы, испепелив всякое хладнокровие.

Кловис тихо сопел на руках у Льюиса. Дамоне проницательно предположил, что после разговора с Кристианом Марио тотчас явится сюда.

- Ну что? – сурово спросил он. – О чем вы говорили?

Юноша невольно усмехнулся:

- О моем возвращении, - он осторожно взял Кловиса на руки, и тот сладко зевнул, вытягивая крохотные ручонки.

- Ты же, конечно, отказался? – вкрадчиво спросил Льюис.

- Не совсем. Я сказал, что подумаю.

- Шутишь!

- Нет, это правда.

- Марио, о чем тут думать!? После того, что случилось, о возвращении и говорить смешно! Он не заслуживает прощения!

- Я и не намерен прощать его. И дело тут не в гордости или ненависти, просто… есть вещи, которые невозможно простить. Иногда доверие вернуть невозможно. Мне кажется, это относится и ко мне.

- Тогда в чем дело? Откуда эти сомнения?

- Скажи, Льюис, в каких случаях человек достоин второго шанса? И разумно ли его давать? Может ли предатель по-настоящему раскаяться? Все зависит от твоего ответа. Как скажешь, так я поступлю.

Его голос звучал так решительно и упрямо, что Льюис замер: он понял, что должен тщательно продумать ответ, прежде чем что-то говорить. Он взял Марио за локоть и усадил на кровать. Сам сел рядом и, стараясь подавить гневные чувства, попытался трезво оценить ситуацию. Марио внимательно смотрел на него, ожидая ответа. Льюис молчал, наверное, целых десять минут и, в конце концов, серьезно сказал:

- Я думаю, прощать предательство нельзя ни в коем случае. Но если все-таки присутствует смутное желание (что я считаю полным безумием), то ты должен иметь полную уверенность в том, что этот человек раскаивается искренне. Что он говорит исключительно правду и отчаянно желает все исправить. Вот смотри, ты видишь мои глаза. Разве есть какое-то сомнение в том, что это мои глаза, или, может, они принадлежат кому-то другому? Нет. Точно также ты должен быть уверен в раскаянии предателя.

- Я не уверен… – тихо сказал Марио.

- Тогда перестань слушать этого негодяя! – жестко отрезал Льюис. – Может, он затевает какое-то зло и снова стремится разрушить твою жизнь, которая совсем недавно походила на кошмар!

- Знаешь, Льюис, где-то на задворках сознания я чувствую, что Кристиан не лжет, но прошлое не позволяет мне верить.

- Естественно! Что тут удивительного?

- И все же… я хочу поверить ради Кловиса.

Дамоне с грустью посмотрел на него:

- Марио, все из-за твоего безрассудного упрямства. Ну почему ты не хочешь остаться с нами навсегда?

- Ты прекрасно знаешь, что я не могу так поступить. Это не в моих принципах. Кристиан сказал, что хочет все изменить. Он сказал, что жалеет и раскаивается в своих поступках. Я никогда не видел его таким серьезным, решительным и… отчаянным. Он принес мне извинения. Мне, жалкому серому мышонку, как он меня раньше называл. Я хочу ему поверить, Льюис. Ради Кловиса. Ради его будущего. Если Кристиан говорит правду, то его ждет признание, слава и счастье. Он никогда не будет одинок. Сможет раскрыться, стать прекрасным, ослепительно красивым, ярким цветком. Эти мысли прельщают меня, словно колдовские чары, и я знаю, что не смогу преодолеть искушение. Кловис – это мое все, если я отвергну Кристиана, то буду каяться в этом всю жизнь. Может статься, он и в самом деле изменился. Конечно, нам никогда не быть друзьями, но, возможно, он будет ласков со своим сыном? Ведь не будет же он унижать его, как унижал меня? Зачем ему тогда извиняться? Льюис, не смотри на меня такими печальными глазами. Не суди меня, прошу. Мне нужна твоя поддержка. Возможно, я зря это делаю, но самая хрупкая надежда сделать Кловиса счастливым лишает меня здравого смысла.

Льюис положил руку ему на плечо и мягко поцеловал в макушку:

- Как я могу судить лучшего друга? Иногда ты говоришь такие глупости, Марио. Возможно, ты поступаешь правильно, а может, и нет. Время покажет. Но помни одно: ты всегда можешь к нам вернуться, во всякое время: днем ли, ночью, в жару или в стужу. Здесь твое утешение и безопасность. Семья Дамоне – твои верные союзники, которые никогда не предадут и не отвергнут. Говорю это от чистого сердца.

- Ты всегда говоришь от чистого сердца, - усмехнулся Марио. – И в академии, и теперь ты неизменно находишь ко мне путь. Хотя я, конечно, не подарок.

- Снова говоришь какие-то глупости. Мы дружили не только потому, что я непрерывно тарахтел, а ты вечно молчал. Даже в твоем молчании ощущалась какая-то искренность, хотя сначала я думал, что это типичная гордость. Хотя ты редко комментировал мои бессмысленные изречения, но всегда слушал и никогда, ни разу не прогнал, а ведь другие это делали частенько. «Болтун-дурашил» - так меня прозвали в академии. Почему-то мне все время хотелось с кем-то говорить, хотя теперь я вполне могу контролировать свои желания и с удовольствием слушать других. Тогда же я гудел постоянно, и никто не хотел меня терпеть. Я их, конечно, не сужу, трудно выносить, когда кто-то неустанно тарахтит под ухом, но, тем не менее, твоя терпеливость и хладнокровие сильно впечатлили меня. Я думаю, это оказало на мою жизнь серьезное влияние. Ведь ты мог прикрикнуть на меня, выгнать, в сущности, ничего не потеряв, но ты слушал, слушал, хотя, я уверен, иногда это страшно раздражало. Ты и не представляешь, что для меня делал. Еще с тех пор Марио Андреас стал моим единственным лучшим другом, о котором я помнил неизменно.

- Ты совсем не раздражал меня. Быть может, очень редко. Твоя жизнерадостность помогла мне остаться в здравом уме. Не сгинуть от одиночества и тоски. Я навсегда признателен, Льюис.

- Знаешь, мне тоскливо от мысли, что ты решил уехать. Неизвестно, когда я теперь увижу Кловиса, - он осторожно погладил спящего кроху по щеке. – По-моему, я уже скучаю. И меня угнетает Кристиан Дарроу.

Марио решительно взглянул на него:

- В этот раз я лидер, как сказал в ту ночь Джек. Все будет по-моему. А иначе и смысла ехать нет. Если я увижу, что Кристиан солгал, то немедленно покину его. Вместе с Кловисом, конечно.

- И вернешься к нам?

- В первое время, возможно. Но не навсегда.

- Опять ты за свое, - Льюис положил голову ему на плечо. – Знаешь, несмотря ни на что, я все-таки надеюсь, что у вас с этим… Дарроу все сложится. Что ты будешь счастлив, что он раскаялся по-настоящему и на самом деле хочет все изменить. Лучшего, я думаю, и желать нельзя, но, по правде говоря, я с трудом в это верю.

- Льюис, Льюис, - Марио наклонил голову поверх его. – Я никогда не прощу Кристиана. Не смогу. Но я верю, что он возвысит Кловиса. Это, в сущности, единственная причина, заставившая меня принять такое решение.

- Ты не сможешь жить в одном доме с человеком, которого ненавидишь. Если он раскаялся искренне, лучше прости, Марио. Для своего же благополучия. Родители часто говорят нам, что сердце, отравленное злостью, никогда не очистится, а значит, не познает радости. Я, конечно, не заступаюсь за Дарроу, но ты должен думать не только о Кловисе. Мальчик не будет до конца счастлив, видя холодное лицо родителя. Это не пустые слова, честно.

- Я знаю, знаю…

- Прошу, будь счастлив. Я хочу видеть в твоих глазах настоящую радость, полную и безраздельную, не замутненную горькими страхами, как теперь.