Когда какому-то раззолоченному негодяю хватило наглости коснуться щеки Марио, Кристиан потерял терпение. Он мгновенно оказался возле мужа и, схватив его за руку, потащил в сторону террасы. Изумленные аристократы что-то возмущенно кричали, Льюис вовсе хотел помчаться вдогонку, но Марио, оглянувшись, взглядом дал ему понять, что лучше не вмешиваться.

Тихая ночь распростерлась над уютным графством. Звезды ярко мерцали, освещая дремлющее маковое поле. Очутившись на воздухе, Кристиан отпустил Марио и через силу выдавил:

- Извини меня. Я поступил неприлично.

Юноша не сказал ни слова. Он пристально смотрел на Дарроу, и в глазах его различалось полное равнодушие.

- Прекрасно выглядишь, - сказал Кристиан, отводя глаза. – Сказочно прекрасно.

- Это все, что ты хотел мне сказать? – ровным голосом спросил Марио.

Бесчувственность его голоса ранила, словно огненное лезвие. Кристиан взял всю свою волю в кулак и угрюмо произнес:

- Нет, не все. Я должен извиниться. За то, что изменял; за то, что унижал; за то, что… взял насильно; за то, что отправил к родителям и подверг многим унижениям и страданиям. За то, что оставил одного, когда ты во мне нуждался. Ты можешь не верить, Марио, но я раскаиваюсь во всем, что сделал. Я поступал, как… последнее ничтожество. Прости меня… если можешь.

Он опустил голову, не в силах смотреть в безразличные глаза юноши.

- Я прощаю, - негромко сказал Марио.

- Правда? – Кристиан изумленно уставился на него. – Прощаешь?

- Да, - насмешливо кивнул тот. – Всего хорошего.

С этими словами он развернулся и неторопливо двинулся в сторону зала. Герцог Дарроу все понял. Сердце его упало.

- Марио, вернись ко мне, - тихо произнес он. – Прошу, не будь таким, как я. Мы ведь истинная пара, мы… должны быть вместе.

- Интересно, - хмыкнул тот, повернувшись к нему. – Какие откровенные слова! Скажи, почему ты их не вспомнил, когда пытался сломать меня? Когда унижал и презирал? Почему ты вспомнил их теперь, когда я изменился, стал красивым и недосягаемым? Когда ты мне не нужен?

Кристиан нахмурился:

- Я понимаю, что ты зол, но… мы должны думать о нашем сыне.

- Чего? – засмеялся юноша. – Что я слышу? И это говоришь мне ты? Тот, кто не пожелал его увидеть? Господи, ты даже имени его не знаешь!

- Знаю, - мрачно сказал Кристиан.

- Ну да! Узнал совсем недавно, когда ему исполнилось девять месяцев! Знаешь что, Кристиан? – Марио подошел к нему вплотную и свирепо уставился в глаза. – Ты потерял все права на сына! Можешь о нем и не думать. Так же, как и о моем возвращении. Я не вернусь. Никогда. Запомни это!

- Жаждешь мести? – угрюмо спросил Дарроу. – Напрасно. Ты уже отомстил мне. По-королевски. Ничего не делая и в то же время лишая всякого покоя. Ты не знаешь, каково мне, Марио. Поверь, ты уже отомщен.

- Мои поздравления! Только это ничего не меняет. Злость слишком прочно укоренилась в моем сердце. Я не смогу отпустить прошлое. Не смогу простить, - его голос вдруг стал тихим и усталым. – Между нами все кончено, Кристиан. Ты предал свою семью и уже не сможешь ничего исправить. Все кончено.

- Я верну твои чувства! – упрямо сказал тот. – Прошу, доверься мне! Позволь все изменить…

- Нет, - Марио горько усмехнулся. – Ты не из тех, кому можно доверять. Я не хочу все это слушать. Нам не о чем разговаривать.

Он снова повернулся в сторону зала, воспоминания о прошлом угнетали его, приводили в отчаяние.

- Ты лишаешь своего сына будущего, - Кристиан воспользовался своим последним секретным оружием, со страхом видя всю безнадежность своего положения.

- Что ты хочешь этим сказать? – ледяным тоном спросил Марио.

Кристиан подошел к нему, осторожно погладил по щеке; юноша с яростью оттолкнул его руку, холодно глядя в глаза. Дарроу тяжело вздохнул:

- Кловис мое дитя равно, как и твое. Да, я не видел его в младенчестве, в сущности, отверг своего первенца, но у него впереди целая жизнь. И эту жизнь ты пытаешься разрушить.

- Вздор! Вдали от семьи Дарроу он будет гораздо счастливее!

- Мои родители больше никогда не увидят его! – решительно заявил Кристиан. – Вас никто не разлучит, клянусь!

- Твои клятвы для меня – пустое эхо, - ожесточенно сказал Марио. – Кловис не нуждается в твоем благосостоянии. Мы справимся сами.

- Кловис нуждается в моем титуле, - мягко сказал Кристиан.

- Что? – презрительно воскликнул юноша.

- Семья Дамоне, возможно, относится к вам тепло и по-дружески, но ты не сможешь оставаться здесь вечно. Я подозреваю, что ты задумал. Жить уединенно, скромно и отчужденно от окружающего мира. Но разве это правильно, Марио – лишать своего сына славы, богатства и знатного титула? Ты хочешь оградить его от мук, которые пережил сам, но вместе с тем – ограждаешь от счастья. Ты пытаешься запереть его в глухом лесу, где он не сможет раскрыть свои таланты, где никто не увидит его. Это злая услуга, Марио.

- Нет! – юноша стиснул кулаки. – В твоем доме… в твоем доме он не увидит ничего, кроме подлости и презрения!

В глазах Кристиана появилась невыносимая тоска:

- Я раскаялся… – выдохнул он, протягивая к нему руки. – Поверь мне, Марио… Один шанс, и я все исправлю. Прости. Не ради меня, так ради Кловиса.

Его слова жестоко задели Марио; он запутался в сомнениях, чувствуя, что Кристиан говорит правду, и он, возможно, отнимает у сына блистательное будущее. Его часто пугала мысль, что Кловису придется расти в одиночестве, и его жизнь будет наполнена грустью и унынием. Остаться в Тристене навсегда он не мог, хотя Дамоне искренне уговаривали его, твердя, что он нисколько их не стесняет. Марио не допускал и мысли воспользоваться таким предложением – это казалось ему чересчур смелым и эгоистичным. Он пришел за помощью – он ее получил, а будущее зависит исключительно от того, как он устроит их самостоятельную жизнь.

И теперь заявление Кристиана о том, что он лишает Кловиса чего-то хорошего, напугало его, разворошило гнетущие страхи и привело в полное смятение. Малыш, в сущности, спас ему жизнь. Заставил быть сильным, когда сил совсем не оставалось. Был рядом, когда все отвернулись от него. Счастье Кловиса – в этом заключалась вся жизнь Марио. Кристиан великолепно это понял и не замедлил вывести его из равновесия.

Впрочем, он поступил так не со зла, а в отчаянном стремлении удержать Марио. По сути, ничего другого ему не оставалось. Только ради Кловиса юноша мог вернуться. Никак не ради него. Кристиан с легкостью это понял и устремил всю свою надежду на будущее, которое позволит ему смягчить супруга и возвратить его благосклонность.

Марио сосредоточенно размышлял, исступленно кусая ногти. Кристиан знал, куда давить – это несомненно. Теперь юношу одолевало мучительное желание поверить ему, хотя минуту назад он не допускал и мысли принимать его всерьез. Если Кристиан говорит правду, то… Кловиса ждет почтение знатных аристократов, - теперь-то, когда все узнали, что герцог Дарроу расстался с Юлианом Шерри, отношение к Марио мгновенно изменится, ведь благосклонность толпы так изменчива, - слава и уверенность в своих силах, многочисленные друзья, полная материальная независимость и знакомство с королем. Если слова Кристиана по-настоящему искренни и правдивы, то его малышу будут оказаны всевозможные почести, он никогда не узнает, что такое презрение, одиночество и страх перед унижением.

Все эти мысли вскружили Марио голову, он почувствовал, что не может отказать Кристиану. Не может не верить ему. Слепая надежда всецело завладела им, ведь все, о чем он мечтал, о чем грезил по ночам – это счастье в синих глазках Кловиса.

Тяжело вздохнув, он мрачно произнес:

- Мне нужно подумать.

- Хорошо, - понимающе кивнул Дарроу. – Я приду завтра днем. Ты согласен?

- Да, - еле слышно. – Приходи.

- Надеюсь, ты примешь верное решение.

Он не заметил свирепого взгляда Марио, каким тот одарил его, прежде чем скрыться. Хмуро вглядываясь в темнеющее маковое поле, герцог Дарроу тревожно размышлял, что ему принесет их завтрашняя встреча. Он отчаянно желал увидеть Кловиса, своего отвергнутого сына, но ему не хотелось торопить Марио, давить на него и смущать сильным напором – он решил полностью подчиниться юноше, в надежде хоть как-то все исправить.