- Ты прав, но эти дети могут очень сильно вредить, что не совсем отрадно.

- С этим не поспоришь, - хмыкнул тот. – Кристиан однажды поплатится за свою глупость. Отвергнуть первенца… это не просто удар для семьи, это грех. И мстят за это не люди, а Бог.

Марио очень внимательно посмотрел на него. Ему вдруг нестерпимо захотелось поделиться с ним своими планами о бегстве, но мысль о том, что они едва знакомы, удержала его. В его обстоятельствах доверие должно быть оправдано наверняка; в противном случае, он может попасть в неразрешимую беду. Тем не менее, разговор с Джеком значительно укрепил юношу: к нему вернулась прежняя уверенность, сила духа и неугасимая решимость. За это он был бесконечно благодарен своему нежданному союзнику.

- Вы с Кристианом не в лучших отношениях, да? – осмелился спросить Марио.

- Когда-то мы были друзьями, - ответил Джек, осторожно гладя Кловиса по щеке. – А потом я его возненавидел из-за Юлиана, хотя, наверное, это было глупо и наивно. Брат не старался увести у меня Шерри, тот сам приставал к нему, не зная покоя. Если честно, теперь мне смешно от мысли, что я когда-то ревновал к нему. Он поистине ничтожен. И мне больно сознавать, что он и теперь все портит. Откровенно говоря, за последние годы я стал очень недоверчивым и подозрительным, но у меня есть правило, которому я следую неизменно: люди, которых ненавидят мои родители, заслуживают доверия, сочувствия и понимания. Так что мы теперь союзники, Марио. Но при них этого лучше не показывать. Иначе они непременно все разрушат. К несчастью, их приводит в ярость всякое проявление дружеских чувств, они признают лишь очевидное притворство, корыстные замыслы и подлую гордость.

Он высказал все так прямо и саркастично, что Марио снова поразился его необычайной откровенности. Похоже, Джек полностью доверял ему, исходя из своего незамысловатого правила, но Марио все еще не хватало смелости заговорить с ним о бегстве. Он слишком долго жил в бездонном омуте презрения, а потому не мог так легко отпустить настороженность.

Несмотря на это, в скором времени они крепко сдружились, и юноша с огромной радостью встречал каждый день своего нового друга. Джек приходил лишь тогда, когда был точно уверен, что за ним никто не следит и, по обыкновению, оставался у Марио на полчаса. За короткое время он очень остро привязался к Кловису, и малыш, кажется, отвечал ему тем же, ибо всякий раз, когда Джек уходил, он печально смотрел на Марио, словно спрашивая, где их добрый товарищ. Кловис никогда не плакал, когда Джек брал его на руки, хотя врача, навещавшего их время от времени, просто терпеть не мог, всячески стараясь вырваться и при этом громко выражая свое возмущение.

Между Марио и Джеком образовалась крепкая дружба, по-настоящему родственная связь, не замутненная плотскими порывами. Младший Дарроу полностью доверял юноше, однако тот по-прежнему не решался открыть ему свои главные страхи. А между тем они обретали все большую силу, а с ними нарастало и смятение.

Кловис рос необычайно быстро, в четыре месяца он уже мог сидеть, уверенно ползать, и Марио вскоре понял, что малыш утратит в нем жизненную необходимость гораздо раньше, нежели предполагалось. И эта догадка убедила его в том, что пришло время приводить в исполнение свой замысел.

Врач приходил все чаще, а так как он находился в подчинении у Карла, Марио решил бежать незамедлительно. На третьем этаже замка имелась величественная картинная галерея, посвященная всем представителям рода Дарроу. Там, между гигантскими рамами, были установлены изящные полки из красного дерева, на которых симметрично возвышались красивые золотые вазочки с крохотными золотыми скипетрами внутри. Двух походов наверх Марио вполне хватило, чтобы вооружиться внушительным количеством золота, способным обеспечить его на сорок лет вперед. Естественно, при разумных тратах.

Он решил скрыться ночью, воспользовавшись черным ходом для слуг, имеющимся в кухне. По его мнению, это было единственно разумным решением из всех возможных. Покинув же пределы замка, он направится к городу, снимет карету и велит ехать в графство Тристен, расположенное за три тысячи миль от Гратии. Да, Марио решил прибегнуть к помощи своего единственного школьного товарища, Льюиса Дамоне. Юноша ни на секунду не сомневался в том, что друг поможет ему, ведь в академии они были по-настоящему близки, а ринуться с крохотным Кловисом в другое королевство – не самая надежная мысль.

Они покинут Эландер тогда, когда малыш сможет ходить и разговаривать, когда столь рискованное путешествие не будет угрожать его жизни. Льюис приютит их на время, в память о прежних беззаботных деньках, естественно, за щедрую награду. Марио был уверен, что в тихом отдаленном графстве их не станут искать, а потом, когда Кловис окрепнет, они, собравшись с силами, выедут из страны.

Прошло пять месяцев с того дня, как Марио впервые увидел свое чудо, и решение было принято безоговорочно. Завтра ночью, двадцать седьмого марта, он тайно покинет этот дом, чтобы уже никогда не вернуться. Покинет не только ради своего удовлетворения, но ради малыша, которого здесь ждет одно лишь унижение и пренебрежение. В самом деле, лучше жить в бедности и уединении, нежели в богатстве, но позоре и презрении.

Марио так ничего не рассказал Джеку, решив, что тот не осудит его; несмотря на то, что они посвящали друг друга во все сомнения и переживания, юноша так и не смог безраздельно довериться Дарроу, и в этом, конечно, не было его вины. Он привык во всем полагаться только на себя и не считал надежным посвящать товарища в свое самое главное и поистине отчаянное предприятие. Но, впрочем, обстоятельства распорядились по-иному, и Джеку предстояло сыграть в затее Марио самую значительную роль.

В то утро юноша проснулся в холодном поту, задыхаясь от тревожного чувства, вызванного горьким плачем Кловиса. К его великому ужасу, в комнате он был не один. Всюду сновали слуги, проворно вынося из комнаты принадлежности для малыша; кроватку уже унесли, теперь взялись за полки с вещами. Сам кроха находился на руках у незнакомого омеги и непрерывно кричал, изо всех сил дергаясь и пытаясь вырваться.

Марио непроизвольно вскочил и ринулся к нему, но стоящие рядом слуги удержали его, швырнув обратно на кровать. Парень задрожал от ярости и ужаса; кровь схлынула с его лица, он исступленно огляделся и увидел возле окна своего ненавистного свекра, Карла Дарроу. Тот язвительно смотрел на него, хладнокровно отдавая слугам приказы. Кловис заплакал громче прежнего. Сердце Марио отчаянно заколотилось, невыносимое горе охватило его:

- Что вы делаете? – закричал он, снова кидаясь к малышу, но слуги и в этот раз отбросили его прочь. Кровь ударила ему в голову, от страха и ненависти он безудержно затрясся, свирепо оглядываясь. Мучительные крики Кловиса разрывали ему сердце, приводя в состояние безумного ужаса. – Что вы задумали, чудовище!? Что у вас на уме, дьявол?!

В глазах Карла мелькнула злость:

- Мальчишка больше не нуждается в твоих услугах. Я сам воспитаю его и, когда он вырастет, постараюсь извлечь из него пользу.

- Я вас ненавижу! – заорал Марио, агрессивно вырываясь, но слуги крепко сковали его движения, и он никак не мог освободиться. – Вы не можете так поступать! Это бесчеловечно! Будьте вы прокляты! Будьте прокляты навеки! Пусть птицы заживо заклюют вас!

Услышав его разъяренные вопли, Кловис горько захныкал, сморщился и стал еще усерднее крутиться в пеленках, но омега, что его держал, вдруг сильно качнул малыша, так, что тот едва не подавился слезами.

- Что вы творите, мразь? – заревел Марио, безуспешно толкаясь. – Да как вы смеете? Я прикончу вас за это! Прикончу! Твари! Ненавижу! Верните моего сына! Верните! Верните…

Он стал задыхаться, слезы душили его, от ужаса он только что не терял сознание.

- Он останется здесь, - мрачно сказал Карл. – А ты вернешься в Магет и постараешься родить моему сыну наследника.

- Нет! – Марио глухо зарыдал, падая на колени. – Нет, нет, нет… Мое дитя, верните мне его… Прошу, верните! Верните!