«Доброе утро, милорд. Надеюсь, вы в добром здравии». Еще я могу спросить его: «Вы едете сегодня на охоту, милорд? Я хотела бы вас сопровождать». Или даже так: «Вам нравится мое новое платье? По-моему, оно очень красивое». Насчет своих познаний в политике я была уверена меньше, но все равно могла бы задать Генриху вопрос: «Мы пригласим сегодня к нашему двору французского посла? Состоится ли по этому поводу праздничный прием?» Когда стало понятно, что мой неловкий галльский язычок испытывает трудности с произношением сложного слова «праздничный», мой нетерпеливый учитель, юноша всего на несколько лет старше меня, предложил заменить его на «торжественный» – это вышло у меня гораздо лучше. Мне даже удалось отточить непростую, но очень важную фразу: «Ваше Величество, я принимаю предложение вашей руки, для меня это большая честь».

– Он возьмет тебя в жены, – с пафосом процедила сквозь зубы королева Изабелла. – Я не упущу этой возможности заключить союз с английским королем.

Ее едва не трясло от гнева. Уехав из Пуасси и снова обосновавшись в Париже во дворце Сен-Поль, я старалась как можно реже попадаться на глаза матери.

А потом она добавила – ни с того ни с сего:

– Все, решено. Благодаря приданому у тебя нет конкуренток. Он обязательно женится на тебе.

Лицо королевы светилось непоколебимой уверенностью. Она даже коснулась моей щеки, что можно было бы при желании принять за проявление нежности. Я сидела на кровати и смотрела на мать с тревогой. Насколько я знала, предлагаемое нами приданое было гораздо меньше, чем то, что требовал король Англии. Тогда чем же новый план Изабеллы лучше старого? С тех пор как Генрих взял под контроль торговые пути на севере Франции, денег в нашем распоряжении стало еще меньше, так что в нашей королевской казне было пусто – хоть шаром покати.

– Почему вы думаете, что Генрих обязательно возьмет меня в жены? – спросила я.

– Потому что я сделаю ему такое предложение, отказаться от которого способен только дурак. А Генрих далеко не дурак.

Когда же на моем лице отразилось вполне понятное недоумение, мать бросила на меня довольный и хитрый взгляд.

– Генрих возьмет тебя в жены потому, что, сделав это, он одновременно получит и корону Франции. – Выдержав театральную паузу, чтобы произвести на меня еще большее впечатление (что ей вполне удалось), Изабелла добавила: – Именно королевское происхождение станет твоим главным приданым, ma petite. Не сундук золотых монет, а корона Франции. Что он может против этого возразить?

Ошеломленная, я застыла на месте с таким видом, как будто корона Франции только что упала с потолка прямо к моим ногам. Так, значит, она моя и вместе с приданым может перейти моему будущему мужу? Внезапно мне стало очень тесно в новом корсете на шелковой подкладке – Изабелла в конце концов все же решила истратить на меня немного денег. Зеркало, которое я держала, выскользнуло из моей руки – к счастью, оно упало торцом, на мягкое обрамление из синего дамаска, и не разбилось. Неужели моя мать действительно это сделает? Когда я поднимала зеркало с пола, мои руки дрожали: я осознала грандиозность ее замыслов.

– А отец это позволит? – с придыханием спросила я.

– Твой отец ничего об этом не скажет, можешь не сомневаться. Да и с чего бы? У него не хватает ума даже на то, чтобы связать два слова.

Именно поэтому Изабелла взяла на себя смелость принимать решения.

– Вы хотите лишить наследства моего брата Карла?

– Без малейших угрызений совести. – Сильные руки матери опустились мне на плечи, и она, лишь на какой-то неуловимый миг запнувшись в нерешительности, вдруг легонько поцеловала меня в обе щеки. – Мы возлагаем надежды на тебя, Екатерина. Теперь Генрих ни за что от тебя не откажется. Да и как может быть иначе, ведь ты держишь в своих прелестных ручках то, что он желает всем сердцем? Генрих жаждет заполучить французскую корону, и теперь он сможет это сделать, не пролив ни капли крови – ни английской, ни французской. Да он будет радостно улыбаться, направляясь к высокому алтарю, перед которым вы с ним встанете, чтобы поклясться друг другу в супружеской верности. – Улыбка на ее лице становилась все шире.

– Через час встретимся в зале для аудиенций, где подробно обсудим, как ты будешь вести себя при встрече с Генрихом Английским. Ничто – решительно ничто, Екатерина, запомни это – не должно помешать заключению этого союза. Ты будешь идеальной невестой.

Когда мать выходила из комнаты, ее уверенность просто поражала. Но для меня здесь таилась угроза; в порыве чувств я без всякого изящества упала на кровать, нисколько не заботясь о том, что при этом мое красивое платье изомнется. Когда смысл слов Изабеллы дошел до меня, все мои нежные восторги, связанные с предстоящей свадьбой, растаяли. Конечно, Генрих возьмет меня в жены, но не за мое красивое лицо и волосы, не за приличествующие моему положению наряды, не за то, что я буду говорить ему «Доброе утро, милорд!» по-английски. Он взял бы меня, даже если бы я страдала слабоумием и была сморщенной, как старуха.

Что сказала мне Изабелла? Генрих будет дураком, если меня отвергнет, а он не дурак. Кто откажется от принцессы Валуа, которая, вступая в брак, приносит с собой в приданое свою страну? Впервые в жизни я испытала сочувствие к Карлу, ведь он больше не наследник трона.

Мне в голову пришла язвительная мысль: теперь на уроках английского нужно будет учить другие фразы.

«Милорд, для меня большая честь, что вы снизошли до того, чтобы взять меня в жены, хоть я этого и не стóю. Однако я действительно принесу вам бесценный дар».

Какая безнадежность!

Я так прямо и сказала Мишель, которая пришла, чтобы меня поддержать.

– Генриху совершенно все равно, буду я с ним разговаривать или нет. Будь я даже уродливой старой каргой, он все равно женился бы на мне. Он сделал бы это, даже если бы я уже лежала при смерти.

Мишель обняла меня.

– Кэт, Генрих не хочет взять в жены уродливую старую каргу. Ему нужна молодая жена, которая родит ему сына. – Она надела мне на указательный палец правой руки золотое кольцо с темным камнем, сверкнувшим загадочным блеском. – Носи этот берилл, он защищает от меланхолии и яда. И не забывай обо мне, когда станешь королевой Англии; кто знает, увидимся ли мы снова?

Все это нисколько меня не утешило.

Через неделю я получила от жениха новый подарок, который на этот раз дошел по назначению: это был портрет короля Англии в искусно выполненной золотой оправе с узором из эмали и драгоценных камней. Небрежно уронив мягкую упаковку на пол, я внимательно его рассматривала.

– Как думаешь, зачем Генрих мне его прислал? – спросила я у Мишель.

– Чтобы произвести на тебя впечатление?

– Ему это вовсе не нужно.

– Чтобы напомнить о своем царственном величии?

– Я об этом никогда не забывала.

Я была озадачена и напряженно размышляла, держа портрет на вытянутой руке. Я прекрасно знала, как выглядит Генрих, так зачем ему напоминать мне об этом с помощью такой вещицы? Ему не было нужды добиваться моей руки или пытаться вызвать мое восхищение. Я все равно сделаю так, как мне скажут. Зачем тогда это изящное произведение изобразительного искусства? Вместе с подарком мне передали сложенную записку.

– Прочти, – попросила я Мишель, которая в образовании опережала меня на несколько шагов. Все, что мне удалось почерпнуть в Пуасси, – это умение извлекать из струн лютни некое подобие мелодии.

– «Принцессе Екатерине. В ожидании нашей грядущей свадьбы», – прочла Мишель. – И подпись – «Генрих».

Славная мысль. Я поднесла миниатюру ближе к свету, чтобы получше ее изучить. Генрих был изображен в профиль, и я могла бы подтвердить сходство, потому что во время нашего единственного свидания видела в основном его сбоку: высокий лоб, прямой нос, твердый взгляд темных глаз. Мастеру удалось передать тяжесть век, изгиб четко очерченных бровей. Он уловил форму немного полноватых губ, оставлявших у зрителя впечатление железной воли, хотя, возможно, и с некоторым намеком на страстность. А еще ощущение, что это человек очень состоятельный. И очень влиятельный.